«Любимец ветреных Лаис,
Прелестный баловень Киприды
Умей сносить, мой Адонис,
Ее минутные обиды!»
Александр Пушкин
Как удивительно перекликаются концепции московских выставок! В Пушкинском музее сейчас открыта экспозиция «Три времени Рима», посвящённая единой линии от античности до барокко, тогда как в Медиацентре парка Зарядье - логическое продолжение темы – «Античность. Система координат».
Представлены картины, гравюры, книги и материалы раскопок из коллекции князей Юсуповых, поэтому на сопроводительных стендах – информация о главном действующем лице - Николае Борисовиче Юсупове, типичном деятеле века Просвещения, когда было модно, престижно ездить в Рим, дабы воочию лицезреть руины загадочных цивилизаций.
«Мои книги и несколько хороших картин и рисунков — единственное моё развлечение», - скромничал Николай Юсупов, один из богатейших сановников Российской империи. Князь приобретал картины для Эрмитажа, был посредником при исполнении императорских заказов европейскими художниками и, таким образом, коллекция Юсуповых формировалась из тех же источников, что и государственная.
Николай Юсупов часто выезжал за рубеж, присутствуя в свите царевича Павла и его супруги Марии Фёдоровны, когда они путешествовали по Европам под фамилией графа и графини Северных. Карьера Юсупова изумительна ещё и тем, что он смог быть в фаворе, как при Екатерине, так и при Павле, а этот император не выносил тех, кого привечала матушка.
Здравомыслящий вельможа сумел найти общий язык и с Александром I, а дожив до восшествия Николая I, подружился и с ним. Тому причиной – лёгкий, душевный характер Юсупова, его имидж бонвивана и притом обстоятельного человека. Александр Пушкин посвятил ему чеканно-выверенные строки: «Ты понял жизни цель: счастливый человек, / Для жизни ты живёшь. Свой долгий ясный век / Ещё ты смолоду умно разнообразил, / Искал возможного, умеренно проказил / Чредою шли к тебе забавы и чины…»
В 1830-х годах была целая плеяда стариков-долгожителей, заставших век Екатерины, и Николай Юсупов - в их числе. Александр Герцен в «Былом и думах» отразил это единым росчерком: «Он пышно потухал восьмидесяти лет, окруженный мраморной, рисованной и живой красотой. В его загородном доме беседовал с ним Пушкин, посвятивший ему чудное послание, и рисовал Гонзага, которому Юсупов посвятил свой театр». Таким был этот любимчик судьбы, чьи коллекции мы и сегодня созерцаем с превеликим наслаждением!
Восторг перед античностью возник в эпоху Ренессанса, когда всё то, что создали греко-римляне, однозначно маркировалось, как шедевр и «золотое сечение». С тех пор Венеры с Марсами были притчей во языцех и не сходили с подмостков – произведения о богах и героях писались Расином, Корнелем, Фенелоном. Античные сказания являли смыслы для художников и скульпторов, а в последней трети XVIII столетия возникла мода на антики – то было связано не только с раскопками (впрочем, тогда они велись по-варварски – археология находилась в зачаточном состоянии), но и с массовым посещением Рима, его печально-эффектных руин.
Из Рима привозили ведуты (от итальянского veduta— увиденная, вид, картинка, точка зрения). Ведута или попросту «вид» — это рисунок, гравюра или живописное полотно с детальной прорисовкой достопримечательностей. На выставке мы отмечаем несколько таких ведут – например, «Статую Диоскура» и «Колонну Траяна и статую Марка Аврелия», написанные неизвестным художником из круга Робера Юбера. Римские древности показаны технично и при этом, что называется, без огонька. Живописцы на тех ведутах зарабатывали неплохие суммы, так как иностранцы были готовы платить, сколько потребуется.
Интересны полотна Якоба Филиппа Хаккерта, пруссака, работавшего преимущественно в Италии. Так, он подвизался в качестве придворного художника у неаполитанского короля Фердинанда IV. Хаккерт слыл автором особенных ведут – все они были пронизаны романтическим настроением. Допустим, «Утро в окрестностях Рима» — это ощущение свежего воздуха, рассветная дымка, ожидание яркого дня и вдали – городские постройки.
Здесь же - историческая вещь Алоизуса Анези «Въезд французов в Рим после битвы при Маренго» - решающего сражения Второй Итальянской кампании Наполеона. Победоносная армия шествует мимо вековечных развалин, которые ничто не может поколебать. Написано посредственно и, вместе с тем, не без выразительности. Все эти картины – хорошие и не очень - в разное время покупались Юсуповым и свозились в Архангельское.
Увлечение древностями совпало со становлением усадебной культуры – после манифеста «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» аристократы хлынули в свои поместья, и тогда же сложился русский тип имения – дом с античным портиком и колоннами. В парках возникли копии Дианы Версальской и Аполлона Бельведерского, каковые можно увидеть на выставке. А ещё тут - амуры, психеи, наяды и дриады. Везли из Рима даже реальные антики – во дворце Юсуповых имелась дивная коллекция. Представлен Амур и торс мальчика, созданные в I веке н.э., да ещё раритетная пеплохранительница – римляне держали прах своих предков в таких сосудах.
К концу XVIII века изменился и силуэт женского наряда – ушли затейливые фижмы, пудреные куафюры, увенчанные садами и каравеллами, кружева и ленты – на их место пришла простота античного силуэта. Вот – изображение Татьяны Юсуповой, супруги князя Николая. Сия благородная матрона была племянницей Григория Потёмкина, да и сама прославилась острым умом, красотой, харизмой.
Юсупова написана в белом платье a-la grecque с высокой талией, а волосы уложены в античный узел. К таким уборам полагалась индийская или турецкая шаль – этот аксессуар стоил баснословных денег, и женщины всегда позировали при шалях, чтобы заявить о своём богатстве. Всё чаще в стихах мелькали сравнения с богинями, музами и нимфами: «Дианы грудь, ланиты Флоры / Прелестны, милые друзья! / Однако ножка Терпсихоры / Прелестней чем-то для меня».
Античные фабулы картин были широко распространены с эпохи кватроченто, и каждое столетие вносило свои коррективы. Шикарен и несколько грубоват барочный стиль Антониса Ван Дейка – на выставке можно увидеть его «Марса и Венеру». Кстати, многие картины Ван Дейка появились в России, благодаря Николаю Юсупову! Впрочем, большинство экспонатов с выставки относятся ко второй половине XVIII – началу XIX столетия, когда наш вельможа активно скупал не только работы старых мастеров, но и высоко оценивал современных ему художников.
Перед нами – картина представителя римской школы Помпео Джироламо Батони «Венера и Амур» - утонченно, мягко выписанные тела богини любви и её посланника со стрелами! Батони, пройдя увлечение стилем рококо, и потом не отказался от игривых нот в своём творчестве. Ныне полузабытый, Помпео Батони был одним из самых востребованных итальянских живописцев, и позировать ему приезжали из Версаля и Лондона. Исходя из этого, легко уяснить, что «Венера и Амур» досталась Юсупову не за три сольдо.
А тут – парная картина испанца Франсиско Хавьера Рамоса–Альбертоса «Геба» и «Ганимед». И Геба, и Ганимед – виночерпии Олимпа, и потому они расположены вместе. Нежность сентиментализма плюс точная техника рисунка и мазка – Рамос-Альбертос был придворным виртуозом Карла VI, президентом Мадридской академии художеств. И снова – актуальный мастер, чьи работы украшали дворцы Европы.
Чудесен «Аполлон, преследующий Дафну» Франсуа Лемуана – академика Королевской академии живописи и скульптуры. Больше того, художник был приближен к версальскому двору – картины Лемуана скупал Людовик XV. Сюжет с Аполлоном, бегущим за Дафной, воспринимался весьма трагически – покровитель муз воспылал страстью к нимфе, давшей обет целомудрия. Не знавшее отказов, божество решило тут же овладеть несчастной Дафной и бросилось за ней в погоню. И тогда беглянка обратилась к высшим силам с мольбой изменить её облик – боги превратили Дафну в лавровое дерево, и опечаленный Аполлон сделал себе венок – это всё, что ему досталось.
С тех пор бог искусств и красоты носит лавровый венец – в память о Дафне. Как сказано в «Метаморфозах» у Овидия: «Лик мой, молю, измени, уничтожь мой погибельный образ! / Только скончала мольбу, — цепенеют тягостно члены, / Нежная девичья грудь корой окружается тонкой, / Волосы — в зелень листвы превращаются, руки же — в ветви». Картина Лемуана содержит в себе напряжённый момент – белокурый Аполлон вот-вот схватит нимфу. Но – нет! Одна из её ног уже становится похожей на ствол…
Пронизана тонким юмором картина Мариано Росси «Вдохновение поэта» - малыш Амур подсказывает поэту нужные строки. Античность – это не только выверенная классика, но и весёлая фривольность. Собственно, в те времена образованные люди столь чётко знали все перипетии греко-римской мифологии да философии, что для них не составляло труда понимать, что нарисовано. Это сейчас к каждой из картин требуются пояснительные таблички.
Вот - «Похищение сабинянок» Никола де Куртейля. Сюжет относится к полулегендарному периоду римской истории, когда Вечный Город оказался заселён одними мужчинами, и они во время пира похитили девиц и женщин племени сабинов. Куртейль значился академиком живописи, постоянным участником парижских Салонов, одним из лидеров процесса, но …сбежал в Россию и принял имперское подданство – в тогдашней Франции было, мягко говоря, неспокойно. Куртейля пригласил Юсупов, чтобы тот жил на всём готовом, расписывая Архангельское и обучая крепостных изящным искусствам.
В экспозиции представлен ряд скульптур конца XVIII – начала XIX века. Точкой сборки является голова Париса, созданная Антонио Кановой, гениальным ваятелем, получившим лестное прозвище «новый Фидий». Канова был исключительным эстетом, идеализировавшим тела и природу, поэтому Парис кажется надмирным существом. Канове активно подражали, однако, никто не смог постичь его точёной гармонии.
Также на выставке много предметов быта – подсвечников, часов, статуэток, посуды. В частности, показаны фаянсовые сосуды британской фирмы «Веджвуд», по сию пору воспринимаемые, как символ респектабельности. Оформление этих вещей – дань увлечения Грецией, Римом, Этрурией. Идея экспозиции – не лишь выказать роскошества князей Юсуповых, но и сделать лаконичное заявление: античность – эстетика бесконечности.
двойной клик - редактировать галерею
