«Брюллов создал целую религию. Оно и не могло быть иначе при его деспотической, безусловно уверенной в себе натуре. Его манера держать себя, его снисходительный и великолепный тон, гениальные причуды - все свидетельствовало о сознании им своей огромной силы», - сказал Александр Бенуа, который неоднозначно относился к Карлу Брюллову, считая его и гением, и мистификатором, и вруном-лакировщиком, и самым значительным художником своей эпохи. Бенуа обвинял Брюллова и – восхищался им: «Всё, что сделано Брюлловым, носит несмываемый отпечаток лжи, желания блеснуть и поразить. Нигде не видно искреннего отношения, проникновенного душевного убеждения, того, словом, что сообщает, при наличности таланта и мастерства, главную драгоценность художественным произведениям. Даже в простых рисунках и набросках видно его усилие быть гениальным и удивительным, блеснуть умом и смекалкой. Но так как талант у Брюллова был исключительный, то зачастую в его вещах трудно разобраться». Неискренность и тут же – талант. Желание блистать и – высокое мастерство.
Карл Брюллов – один из самых известных и – наиболее цитируемых русских художников. Развороты иллюстрированных журналов, постеры, календари — везде неизменная «Всадница» или «Итальянский полдень», а само название «Последний день Помпеи» стало чуть ли не нарицательным. Нерусский по крови (его отца звали Paul Bruleau) — он создавал славу России, будучи известен и в Европе, как мастер совершенных линий. Он с одинаковым изяществом писал княжон и простолюдинок, считая всех женщин прекрасными. Впрочем, он им сладостно льстил, создавая неповторимый типаж «брюлловской красавицы» - нежный овал лица, тугие локоны, полупрозрачная кожа.
В Государственной Третьяковской Галерее, в здании на Крымском валу сейчас проходит выставка «Карл Брюллов. Рим – Москва – Петербург», где явлены все значительные произведения художника. Экспозиция поражает масштабами, и пройти её за один раз, да ещё галопом не удастся. Три места силы, где творил мастер, едино принадлежащий и русской, и западной культуре. Нас встречают автопортреты, сделанные в разные годы – то Брюллов юн, этакий романтический красавец, то он уже зрелый мэтр, настороженно глядящий на публику. Он очень трепетно относился к своей наружности, поэтому редко дозволял себя портретировать. Вот - удачный портрет Брюллова, созданный Василием Тропининым, который всегда по-доброму относился к своим товарищам. Всё, что писал Тропинин – округло-нежно. Не стал исключением и портрет Карла-капризника.
Николаевская эпоха – Золотой век русской культуры! Не будучи гуманитарием (а Николай I констатировал: «Мы – инженеры!») государь всячески поощрял творческих людей. Не до конца их понимая, он чувствовал громадный потенциал. При Николае процветала Академия Художеств, которую и окончил Карл Брюллов. Общество поощрения художников послало его в Италию, на родину муз. Прожив там целых двенадцать лет, он создал целый ряд непревзойдённых полотен.
Путешественники отмечали, что в Италии поёт каждый водонос, а все девушки – пригожи. «Итальянский полдень» - земной и в то же время тонкий образ. Грань миров и ощущений. Пышные плечи, обласканные солнцем и - пронизанный светом виноград. Сборщица винограда хороша собой и свежа, как роза. На выставке можно увидеть многочисленные зарисовки итальянских будней. Но будни ли это? «Итальянка, зажигающая лампаду перед образом Мадонны» (1835), «Гулянье в Альбано» (1834-1835), «Возвращение римского пастуха домой» (1850) – здесь ощущается южный колорит и лёгкое отношение к бытию, свойственное местным жителям. Тёплая, певучая дольче-вита – запах южных трав и цветов, нагретые мостовые, звонкие голоса.
Кстати, о голосах! Вот - портрет Фанни Таккинарди-Персиани (1834). Сейчас это имя основательно позабыто, но в те годы, когда Брюллов жил в Италии, божественная Фанни царила на подмостках Рима, Парижа и Вены. Выступала она и в России, изумляя всех своим чистейшим сопрано. Брюллов изобразил её в сценическом костюме Амины из оперы Винченцо Беллини «Сомнамбула».
Посещал Брюллов и великосветскую публику. Так, княгиня Екатерина Петровна Гагарина - жена российского посланника в Риме не преминула сделать заказ художнику. По отзывам современников княгиня отличалась умом, образованностью и щедростью души. Художник гостил на вилле Гагариных - Grotta Ferata. Перед нами — групповой портрет с сыновьями Евгением, Львом и Теофилом (1824). Посетители выставки обращают внимание на то, что младший сын одет в девичье платьице и его локоны завиты, как у барышни. Примерно до начала XX столетия крошечных мальчиков одевали, ...как девочек, показывая, тем самым, что ребёнок ещё не вошёл в суровый мужской мир. Сама Гагарина предстаёт в горностаевой накидке, гордая и величавая.
Примечательно, что и знаковая «Всадница» (1832) была написана в Италии, а точнее в Милане – по заказу Юлии Самойловой, одной из любимых моделей Карла Брюллова. К слову, художника и графиню связывало нечто большее, чем отношения меценатки с гением. На скакуне изображена воспитанница Самойловой – Джованнина, да и маленькая девочка, стоящая у ограды – ещё одна итальянка – Амацилия Пачини. Как видим, у сугубо русского полотна – миланские корни.
В центре общего внимания, разумеется, «Последний день Помпеи» (1833), который считается чуть ли не точкой сборкой всей русской живописи XIX столетия. Мол, до этого она считалась провинциальной, эпигонской, а тут случилось чудо. Брюллов лично побывал на раскопках в Помпеях - тогда это была модная тема - и тут же решил создать живописное воплощение трагедии.
Фабула поразила, испугала, шокировала. Как страшны эти падающие статуи – зримые символы богов! «Последний день…» имел колоссальный успех в Риме, в Париже на одном из Салонов, и только затем был переправлен в Петербург. Русское общество с восторгом приняло картину. Александр Пушкин посвятил ей целое стихотворение: «Везувий зев открыл — дым хлынул клубом — пламя / Широко развилось, как боевое знамя. / Земля волнуется — с шатнувшихся колонн / Кумиры падают! Народ, гонимый страхом, / Под каменным дождем, под воспаленным прахом, / Толпами, стар и млад, бежит из града вон».
Николай Гоголь высказался по-своему: «Картина Брюлова может назваться полным, всемирным созданием. В ней всё заключилось. По крайней мере, она захватила в область свою столько разнородного, сколько до него никто не захватывал. Мысль ее принадлежит совершенно вкусу нашего века, который вообще, как бы сам чувствуя свое страшное раздробление, стремится совокуплять все явления в общие группы и выбирает сильные кризисы, чувствуемые целою массою».
Карл Брюллов – это пленительная галерея дамских портретов. Вот — изображение молодой женщины подле фортепиано (1838). Предположительно, это портрет пианистки Эмилии Тимм — жены художника, брак с которым, увы, продлился весьма недолго, а точнее всего сорок дней. Светское общество обеих столиц по привычке обвиняло мужа — он ветрен, как все гении-красавцы. Сам Брюллов тактично молчал, ибо существовала и другая, куда как более точная версия разрыва: именно юная супруга оказалась нечиста – не сохранила себя до свадьбы! Это просочилось в виде сплетни. В любом случае портрет очарователен. Схвачено всё - и осиная талия, и дивная шея, и белое платье.
Поскольку к художнику благоволил сам Николай I, то ничего нет удивительного в том, что именно Брюллов был допущен к портретированию членов романовского дома. На выставке можно увидеть замечательный портрет царевны Марии, старшей дочери монарха. Явлено высокое чело, которым отличалась эта красивая девушка, маленький, чуть пухлый рот и выразительные глаза, доставшиеся ей от отца.
А вот – портрет третьей дочери Николая, нежной Александры или, как её звали дома, Адини. На портрете она ещё совсем ребёнок – худенькая, ещё нескладная, но симпатичная, она ещё разовьётся в пригожую девушку, но век её будет недолог. Она прожила короткую жизнь, и своей преждевременной кончиной нанесла огромную душевную рану отцу-императору.
Тут же – портрет великой княгини Елены Павловны (1829), сестры государя. В реальности она не слыла столь чарующей красавицей, как сие увековечил мастер. В чёрном бархатном наряде и с модной куафюрой а-ля шинуаз она выглядит отменно. Елена Павловна позировала Брюллову не единожды – так, хорошо известно её парадное изображение с дочерью (1830). Ей нравилось, как он подчёркивал её природные черты, по-верноподданнически льстя модели.
Брюллов был удивительно разносторонен. «Начитанность его для русских академистов, никогда ничего кроме французских и русских учебников, да и то в классе, не читавших, представлялась безграничной, и всем им казалось изумительным, что он требовал, чтобы ему читали вслух во время работы - и не то чтобы романы - вздор какой, - а Нибура, Шлоссера, научные трактаты. Особенно поразило то, что, будучи уже знаменитым художником, он стал посещать университет, садился среди студентов и проникновенно слушал лекции», - отмечал Бенуа в своей монографии.
Конечно же, Брюллов живо интересовался историей. В те годы наметился бум исторической живописи, и потому в череде экспонатов имеются полотна «Нашествие Гензериха на Рим» (1836) и «Осада Пскова польским королём Стефаном Баторием» (1839 – 1843). Обе вещи – пафосные и скучноватые, хотя, живописец, как обычно, старался. Он желал сделать нечто в духе «Последнего дня Помпеи» - такую же мощную фабулу, но, увы, сам себя художник так и не перещеголял. Обращался Брюллов и к зарубежным сюжетам. Так, «Смерть Инессы де Кастро» (1834) – это яркая страница португальской истории. Инесса была фавориткой короля Педро I Справедливого, но её обезглавили по решению королевского совета. Картина не вполне исторична – на ней госпожу Кастро пытаются убить кинжалами.
Художник был работоспособен и быстро писал свои картины. Он казался одержимым. Недоброжелатели, правда, говорили, что Карл – жаден до славы и денег, а потому днями и ночами пишет своих заказчиц, делая их неземными дивами и выписывая шелка да фамильные драгоценности. Иван Тургенев и вовсе отметил, что у Брюллова «…трескучие картины с эффектами, но без поэзии и без содержания…». Как бы то ни было, мы до сих пор любуемся полотнами Брюллова, этого уверенного в себе гения.
