Александр КУШНИР. «Майк Науменко. Бегство из Зоопарка». – М.: Выргород, 2020. – 272 с.
40 лет назад, 25 октября 1980 года Майк Науменко дал свой первый московский концерт. Или даже больше – это было первое выступление со своей программой перед большой аудиторией. Дело было в Северном Чертаново, на сборном концерте с участием известных групп и исполнителей тогдашнего рок-сообщества. Эффект компактного, восьми-песенного сета был значителен: Майка узнали, его полюбили, им возмутились. Публика прямо на концерте разделилась на адептов и оппонентов, особо рьяные довели споры до кулачных доводов.
И вот десятилетия спустя книга «Майк Науменко. Бегство из зоопарка» сразу вызвала резонанс. Хотя, казалось бы, жизнь и смерть Михаила Васильевича Науменко уже достояние истории, причём с пометкой «не для всех». И не в силу запретов, но потому что ушла энергия имени, которая когда-то поднимала стадионы. А модный фильм «Лето», если и прибавил любопытствующих, то явно не в масштабах ХХ века.
Все слабости «волны» восьмидесятых в Майке представлены с избытком, но и компенсация велика. Посему хорошо, что общество взбаламутила именно книга про Науменко и «Зоопарк». Даже перестрелку в соцсетях я читал не без удовольствия. Ибо наезды больших людей, как правило, интересны и парадоксальным образом работают, в том числе, на объём представлений о персонаже. При желании и минимальном интересе из песен «Зоопарка» можно вытащить множество любопытных линий. И дело вовсе не в обильных цитатах, аллюзиях и заимствованиях. Хотя и список освоения, что и откуда взято – представляется дополнительным фактором, а не аргументом девальвации.
А вот сугубо питерское недовольство воспринимаю как сеанс необъяснимой ревности. Ибо нельзя сказать, что Майк полноценно отмечен родным городом. Да, за прошедшие годы были и мемориальные собрания, и удачные книжные проекты, но их по пальцам можно пересчитать, а многочисленные кавер-альбомы не особо вдохновляют.
«Это не самая веселая книга о русском роке», - вздохнул Кушнир. Впрочем, время рок-звезды редко проходит на одной бодрой ноте. А Майк, несмотря на все оговорки и натяжки, был самой обыкновенной рок-звездой.
«Бегство из Зоопарка» написана с плохо скрываемой любовью, и это, пожалуй, самая уместная интонация разговора о Майке. Уже привычный фолиант с по-хорошему безумным количеством визуального материала. В кои-то веки (небольшой рассказ матери в сборнике 1996 года не в счёт) жизнь Науменко включает детство и юность. Кушнир раскопал множество неизвестных и малоизвестных историй, подсветил знакомые факты биографии. Кажется, впервые в «деле Майка» возникла фигура Бориса Мазина, казанского друга, собравшего уникальный архив музыканта. Мазин не дожил до издания, книга посвящена его памяти.
Можно спорить, укладывается ли «Бегство из зоопарка» в трилогию о «запрещённых людях» – в компанию к Курёхину и Кормильцеву. Всё-таки обаятельно-неуклюжий Майк Науменко формально не устраивал атак на общество, не был сотрясателем культурных основ; всё, что он отстаивал - своё «право на рок». Однако реальное влияние «Зоопарка» на культурную сцену своего времени велико.
А с годами всё сильнее прорастают отличия Михаила Науменко и «Зоопарка» от клише советского рока. Как ни странно, Майк представляется чуть ли не самым двойственным персонажем той поры. Он щедро делился своей болью, но неоднократно подчёркивал, что «Я» в текстах вовсе не он сам, но лирический герой. Его ирония была фиговым листочком, прикрывавшим редкую душевную открытость. «Рок обязательно должен быть суров», - говорил Майк и писал тонкие и нежные песни. Он умел развлечь и задеть. Науменко оставил нам личный Питер с его улицами, пивными и парадными, но одновременно сотворил и свой полуфантастический город N.
Майк не был гуру, не митинговал, хотя на вопрос об импульсе творчества, отчасти неожиданно отвечал, что это «отражение окружающей реальности». Впрочем, настоящая реальность совершенно не обязательно должна читаться только через социально-политический план, так что Майк был бесконечно прав.
Возможно, именно поэтому Науменко порой остаётся исключением для людей, далёких от русско-рокового формата. К Майку с уважением мог апеллировать «формейшен», а «Ожог» нынче переосмысляет «Я возвращаюсь домой». И даже Граф Хортица как-то умеренно-благосклонно заметил: «Предсказуемый в своих амбициях, но с годами его обаяние только возрастает». Конечно, это была ни к чему не обязывающая реплика, по настроению, но факт остаётся фактом.
Именно в Майке очень сильно работает сопричастность. Это как болеть за «Зенит» или «Динамо», прекрасно осознавая, что «Реал» или «Ливерпуль» на мировой футбольной карте куда значительнее. Я, например, долгое время «Зоопарк» вообще не замечал, даже в отрочестве, когда с восторгом потреблял почти всё, связанное с советским роком. Возможно, важен момент времени, когда начинаешь чувствовать фирменное: «Тебе уже 18, мне всего 37». К слову, сам Майк-то до 37 лет не дожил, а написал эти строки намного раньше.
Наверное, на главный вопрос – почему же Майк остался «мамонтом андеграунда» (при том, что во второй половине восьмидесятых «Зоопарк» был одной из самых гастролирующих групп, а пластинка «Белая полоса» била все рекорды продаж), ушёл в тень, в распад, на диван – ответ в полной мере не найден, да и не может быть найден. Лень, слабость, или же проявление силы, нежелание заниматься несимпатичными вещами? Ибо Майка сложно представить в ситуациях, которые стали впоследствии визитной карточкой наших рок-пенсионеров. «Непрактичный», «созерцательный» – такие определения подводили черту под его перспективами в эпоху массового барыжничества. Ну или мягче – обязательной активности в новых условиях. Майк был типичным аутсайдером позднесоветской эпохи, который и мог реализоваться именно в тех условиях. И ушёл он спустя несколько дней после августовского путча.
Возможно, гармония его жизни и заключалась в раздвоенном мире, когда представить себе массовые действа можно было только в мечтах или фантасмагорических рассказах. Его рок-н-ролл был бегством к Великим Иллюзиям, и потеря этих Иллюзий стала поводом для нового бегства.
