Потенциал к созданию зрелищ у народа, собирающего полные стадионы на такую нудятину, как бейсбол, бесконечен. Каждые два года транснациональные медиагиганты, офисы которых расположены на улицах и авеню Нью-Йорка, рассказывают нам о том, что в ноябре должна состояться финальная битва добра и зла, от исхода которой зависит не просто судьба США или планеты Земля, но, кажется, целостность ткани реальности, связь, скрепляющая атомы, и причинно-следственная закономерность. К американским выборам берутся большие города в далёких странах, к ним делаются или не делаются острые заявления, к сражению демократов и республиканцев рушатся империи и вымирают цивилизации. Весь мир сходится клином на том, какие лоббисты — зелёные или нефтяные — будут формулировать повестку дня в Капитолии следующие два года, и планета, затаив дыхание, ждёт момента, когда в каком-нибудь Секокусе, что в штате Нью-Джерси, на избирательный участок наконец-то дойдут письма с бюллетенями ветеранов Бостонского чаепития.
Если говорить серьёзно — американские выборы закончились самым неожиданным образом. Предварительные опросы, обычно лояльные к демократам, предрекали страшный разгром, чуть ли не установление республиканской диктатуры на следующий же день после выборов. На деле подтвердилась истина, очевидная ещё шесть лет назад: Соединённые Штаты разделены настолько, что к масштабным сдвигам в электоральной картине не приведут никакие внешние события. Иными словами: всё божья роса.
Почему же исход, зависящий от столь очевидной истины, оказался неожиданным? Да потому что взаимосвязь между проблемами страны и неимоверно "компетентным" управлением, вызвавшим или не решившим эти проблемы, была ясна всем. Демократы сохранили за собой контроль над Сенатом, уже спустя неделю подсчётов после выборов получив половину мест. Второй тур состоится в Джорджии, но даже если представить, что республиканцы возьмут места от этого южного штата (что маловероятно), по каким-то принципиальным вопросам будут голосовать единым фронтом (чего республиканцы не делают почти никогда), то при равенстве голосов в Сенате решающий голос будет оставаться за демократическим вице-президентом Харрис.
В Палате представителей, нижнем отделении Конгресса, ситуация для "партии слонов" чуть веселее: подсчёт голосов всё ещё продолжается, но почти наверняка красная партия берёт большинство. Это открывает перед оппозицией невероятные перспективы: теперь можно большинством голосов принимать законы, которые Сенат не пропустит, а президент всё равно не подпишет; противостоять инициативам меньшинства, которые президент всё равно может утвердить чрезвычайным указом; наконец, начать процедуру импичмента Байдена, которая всё равно ни к чему не приведёт, ведь для отстранения президента от власти нужно 66 голосов в Сенате, а при нынешних раскладах далеко не факт, что даже имеющиеся 49 (или в лучшем случае 50) сенаторов поддержат это. Словом, не зря весь мир следил за голосованием в каком-нибудь Су-Сити, что в штате Айова.
Куда интереснее прямого результата оказался результат косвенный. Промежуточные выборы, проходящие по экватору президентского срока, обычно служат индикатором доверия к действующей администрации. Президент Байден расшифровал крайне жидкую, неуверенную победу республиканцев (которую вообще трудно назвать победой) как показатель доверия к демократам и к нему, Джозефу, лично. Внешняя политика всегда интересовала американского избирателя далеко не в первую очередь, но первым делом после подтверждения правильности своих устремлений Джо рванул в международное турне именно с этим обоснованием. Байден побывал в Египте на климатическом саммите ООН, где пообещал выделить новые миллиарды на зелёную борьбу. Затем он улетел в Кампучию, названную им Колумбией, где пообещал всем присутствовавшим на саммите Ассоциации государств Юго-Восточной Азии много денег в случае прекращения экономического сотрудничества с Пекином. Не успев договорить, Байден улетел на Бали, где прошёл индонезийский саммит G20. На этом саммите Джо встретился с китайским председателем Си, который также недавно получил от своих граждан свидетельство поддержки выбранного курса.
По результатам трёхчасового разговора Байден и Си спелись по вопросам всего хорошего. Например, они в едином порыве решительно осудили применение ядерного оружия на Украине. Разумеется, внутренней американской аудитории пресс-служба Белого дома подбавила подробностей о том, как вашингтонский президент взял за галстук пекинского председателя и строго-настрого запретил тому лезть на Тайвань и нарушать права человека в уйгурской провинции Синьцзян. В картинке же для внешней аудитории царила идиллия: Джо и Си договорились действовать единым фронтом по вопросам климата, продовольственной безопасности и недопущения новой холодной войны. Ни о снабжении Тайваня вооружениями, ни о байденовском ударе по китайской полупроводниковой промышленности, ни о разделе между США и Китаем самых вкусных кусков европейской промышленности или денег с азиатского наркотрафика речи не шло.
Параллельно с этим в Анкаре проходила встреча руководителя СВР Сергея Нарышкина с директором ЦРУ Уильямом Бёрнсом. Не было ни публичных анонсов встречи, ни обнародования списка тем, лишь дежурное "без комментариев" от Пескова. Если верить репликам участников, об Украине речи не велось, а обсуждалась всё та же недопустимость ядерной войны.
Но встрече, на которой совсем-совсем не обсуждалась Украина, предшествовал информационный прогрев публики со стороны американской прессы и чиновничьего аппарата. Те, ссылаясь на некие разведданные, предрекли заморозку боевых действий и в очередной раз нерешительно и тихо намекнули киевским лихачам на переговоры. Так, 13 ноября газета The Wall Street Journal написала о том, что советник Байдена по нацбезопасности Джейк Салливан предложил Зеленскому подумать о "реалистичных" позициях для переговоров. Вместе с этим генсек НАТО, готовящийся к пенсии Йенс Столтенберг, объявил о намерении воевать до победного конца: "Много войн решались за столом переговоров, но это не тот случай. Украина должна победить на поле боя". В переводе с языка функционера НАТО на язык нормального человека это значит "Поток помощи иссякает. Дайте ещё".
В штабе республиканцев формальная победа вызвала лишь новый раздор. Дело не только в том, что почти все рассчитывали на куда более прочный результат — при таких ожиданиях им удалось отбить лишь нижнюю палату Конгресса, что многие посчитали поражением, но и в том, что в ходе предвыборной кампании окончательно оформился третий центр силы внутри партии. Этим центром стала Флорида.
Прошлые два года американская пресса вопила по поводу того, что в штате апельсинов и амфетамина притесняются права ЛГБТ и компании "Дисней". Во главе движения, направленного вроде бы против мейнстрима, стоит губернатор Флориды Рональд Десантис. Ещё недавно его называли "новым Трампом" и пророчили совместную избирательную кампанию в президенты, где старый Трамп будет выдвигаться на главный пост, а "новый" пойдёт в вице-президенты. Однако старый Трамп, олицетворяющий второй центр силы, выбрал путь страданий. Он на протяжении полугода колесил по стране, собирая митинги и ведя себя как обычно: неся провокационный вздор, приправленный толикой здравого смысла и очевидными истинами. Трамп продвигал целую когорту кандидатов в губернаторы, сенаторы и представители. Он сделал ставку и проиграл. В некоторых штатах, имеющих ключевое значение (Пенсильвания, Невада, Аризона), кандидаты этого рыжего кардинала потерпели поражение, даже имея значительный отрыв в опросах. Тут и произошёл скандал в благородном семействе: Трамп объявил, что поражение — следствие отсутствия должной партийной поддержки деньгами и пиаром, а товарищи в руководстве назвали Трампа главным проигравшим.
Даже невооружённым глазом можно заметить: республиканские СМИ принялись облизывать Десантиса, называя его будущим партии и будущим президентом, при этом не забывая поддеть президента бывшего. Особенно усердствовал в этой кампании медиамагнат Руперт Мёрдок, чей The New York Post прямым текстом назвал Трампа лузером. Десантиса поддержали и вчерашние звёзды консервативного движения вроде британца Фараджа и глыбы вне времени вроде Биньямина Нетаньяху. По опросам Трамп всё ещё намного популярнее своей новой версии из Флориды, да и харизмой 44-летний итальянец явно уступает своему рыжему конкуренту, но с такой раскруткой и ополчением против Трампа не только вашингтонской верхушки партии, но и значительной части собственной паствы выдвижение Десантиса в 2024 году выглядит вопросом времени. Этому, похоже, не особо будет препятствовать первый центр силы внутри "партии слонов". Его олицетворяет Кевин Маккарти, республиканец из Калифорнии (занятный оксюморон), который готовится занять пост спикера Палаты представителей взамен демократки из Калифорнии Нэнси Пелоси. Маккарти, в отличие от своего грозного однофамильца далёких лет, занимает политическую позицию, которую можно назвать "ни рыба, ни мясо": уже сейчас у многих правых публицистов возникают серьёзные сомнения в приверженности нового лидера республиканцев принципам этих самых республиканцев.
Разумеется, в этот раз тоже не обошлось без любимой темы всех проигравших — фальсификаций выборов. Но парадокс состоит в том, что итоговый результат, как бы там ни ворчали разочарованные республиканцы и дежурно ни ныли потерявшие контроль над Палатой представителей демократы, устроил более-менее всех. Именно поэтому общим консенсусом было решено не будить лихо: было объявлено, что выборы прошли кристально честно и даже подлые русские хакеры не вмешивались в процесс — видать, оказались слишком заняты взломом Старлинков. Тем интереснее информация о том, что на местах-таки не обошлось без старых приёмов, знакомых каждому внимательному читателю новостей ещё по 2020 году.
Мёртвые избиратели 1901 года рождения уже стали завсегдатаями на американских плебисцитах — возможно, через пару десятилетий выборы превратятся в своеобразный ритуал поминовения усопших наподобие мексиканского Дня мёртвых, где люди будут одеваться в костюмы скелетов и ходить голосовать в надежде увидеть в ведомостях роспись своей прапрабабки. Но мертвецам не чуждо и пассивное избирательное право — шуму наделала история пенсильванского конгрессмена Тони Делуки, умершего ещё 9 октября, но всё равно избравшегося. В Теннесси, к слову, аналогичная история постигла Барбару Купер, почившую 25 октября. Кроме шуток это даёт отличную иллюстрацию того, насколько инертен американский выборный процесс. Ты можешь предлагать насколько угодно более привлекательную программу, быть ярче, харизматичнее и известнее, ты даже можешь быть единственным живым кандидатом на пост, но какой в этом толк, если мистер Делука был представителем этого округа Пенсильвании с 1983 года, а Барбара представляла свой округ с 1996-го? При этом их имена из бюллетеней никто убрать не потрудился. Угадайте, в какую партию входили покойные.
Про то, как резко и внезапно менялся перевес в конкретных случаях с чудесным обретением нескольких сотен тысяч потерянных бюллетеней, и говорить незачем. Мы всё это видели в 2020 году: эти резкие скачки синей линии, эти идеально ровные, будто бы свежеотпечатанные, стопки бюллетеней, эти внезапно объявившиеся протоколы. Даже если у дураков в очередной раз украли выборы, дураки в очередной раз это стерпели, а стало быть, всецело заслужили всё то, что с ними сделали фальсификаторы.
Наша пресса сопровождала американские промежуточные выборы невероятно глубокой аналитикой по поводу того, что их результат не повлияет на политику США в отношении России. Разумеется, нет. Но если бы пресса, освещающая международные дела, писала бы только о том, что повлияет на политику западных стран в отношении России, она бы сидела без работы: на неё не повлияет ничего. Американские выборы интересны тем, что служат показателем множества занятных тенденций.
Во-первых, кризис либерального уклада (тот тупик, в который мир завела прогрессивная деменция) вовсе не означает безальтернативный всплеск популярности консервативных сил — особенно когда эти консервативные силы столь беззубы и немощны, как все эти Трампы, Десантисы и прочие Маккарти. Эксперимент дал бы больше данных, будь в США другие партии, равные по силе двум главным: может быть, мы с удивлением обнаружили бы, что выход из идейного тупика лежит в плоскости какого-нибудь национал-каннибализма.
Во-вторых, американское положение позволяет сглаживать последствия кризиса за счёт дорогих заокеанских партнёров: последние недели американская экономика даже показывает рост. В связи с этим накал гнева в отношении администрации не так высок, тем более что внутренняя политика всегда занимает почти всё внимание среднего избирателя, а невзгоды, постигающие экономику и отражающиеся на гражданах, в Штатах принято воспринимать со стоическим спокойствием, будто бы это нерукотворные стихийные бедствия.
В-третьих, даже крупный международный кризис не помог преодолеть раскол в стране: дело не только в том, что в Сияющем граде сакральными и запретными являются знания о существовании мира за границами США, но и в том, что идейные основы, способные объединить страну по линии раскола, давно мертвы. Не бывает империй, исповедующих нигилизм. Инертность американской политики позволит им ещё долго оставаться глобальным лидером с такой же последовательностью, с какой избиратели голосуют за умерших кандидатов: возможно, на президентских выборах мы увидим такую же историю в большем масштабе. Но равнодушие, с которым избиратель-зритель встретил эту дежурную финальную битву добра со злом, говорит о потере Америкой интереса к собственной политической системе. Может быть, дело в её скомпрометированности — в отсутствии вариативности, которое вынуждает делать выбор между двумя одинаково омерзительными вариантами. Но у народа, превратившего в шоу бейсбол, основным источником легитимности политической структуры служит интерес к ней, яростные схватки, ожесточённые споры и громкие драмы. Усталость от этого шоу — усталость США от самих себя.
