«Блестя белизной плеч, глянцем волос и бриллиантов, она прошла между расступившимися мужчинами, не глядя ни на кого...»
Лев Толстой. «Война и мир»
Вся русская литература XIX – начала XX века наполнена описаниями придворно-светской жизни. Балы, маскарады, рауты и званые ужины были не только правом, но и обязанностью господ и, как сказано у Александра Пушкина: «Давал три бала ежегодно и промотался наконец». Не так страшно промотаться, как не дать положенного бала!
«Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях. Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Все смешивалось в одну блестящую процессию», - каждый, кто хоть сколько-нибудь знаком с нашим культурным наследием, узнает сей отрывок. Первый бал Наташи Ростовой – юные надежды, свежесть восприятия, начало начал.
А вот и Кити Щербацкая, другая любимая героиня Толстого: «Не успела она войти в залу и дойти до тюлево-ленто-кружевно-цветной толпы дам, ожидавших приглашения танцевать (Кити никогда не стаивала в этой толпе), как уж ее пригласили на вальс, и пригласил лучший кавалер, главный кавалер на бальной иерархии». Николай Гоголь описывал дам со всей присущей ему утончённостью: «Они неслись, увитые прозрачным созданием Парижа, в платьях, сотканных из самого воздуха; небрежно касались они блестящими ножками паркета», а в одной из повестей Александра Бестужева-Марлинского «…дамы, выпархивали из карет и, сбросив перед зеркалом аванзалы чёрные обертки свои, являлись подобны майским бабочкам, блистаючи цветами радуги и блёстками злата». Легкокрылые, благоуханные, изящные!
В Государственном Историческом Музее сейчас проходит уникальная выставка «Драгоценности. Блеск русского двора». Как обычно, экспозиция несколько шире, чем жизнеописание придворных развлечений. Это – повествование о богатстве Русского Мира. Неслучайно все иностранцы, приезжая в Петербург и Москву, отмечали шик двора и хлебосольство аристократов. Оформление проекта – фантастически-прекрасно. Цвет, свет, зеркала, расширяющие пространство – всё это создаёт ощущение праздника.
Первый зал – посуда из чистого золота, дорогостоящее зеркало, старинные ларцы, оружие, украшенное каменьями. Тут и предметы, завезённые во времена Петра – допустим, ларец из Саксонии и бриллиантовая голландская подвеска в виде якоря, и личные вещи Анны Иоанновны, и кубки Павла I.
Далее - зал парадных мод. Платья для торжественных мероприятий сильно отличались от домашнего облачения, и в своей повседневности цари с князьями выглядели куда как менее пышно, чем на портретах. В экспозиции представлены изысканные наряды, принадлежавшие императрицам и представительницам высшей знати.
Несмотря на то, что платьев не так уж много, они позволяют отследить историю костюма с 1820-х по 1910-е годы. В эпоху позднего ампира в моде была завышенная талия, как и в начале века, но никто уже не довольствовался простотой и лапидарностью – бальное платье 1825 года обильно декорировано по расширенному подолу, как и рукава-фонарик. К сожалению, среди экспонатов нет платьев 1830-х-1840-х с мощными плечами на контрасте с тончайшим станом, как нет и кринолиновых юбок 1950-1860-х годов. Зато перед нами – чарующее платье с турнюром. Эта мощная конструкция, создававшая пышность …чуть пониже спины, вызывала не только восторг, но и смех в виду своей вычурности.
Вот – платья 1890-х годов с рукавами-буфами и юбкой, называвшейся ‘volubilis’, то есть «вьюнок», ибо она плавно расширялась к низу, приобретая характерную форму цветка. Гостей выставки неизменно удивляет стройность талий. Это не было природным феноменом – фигура девушки, женщины формировалась тугим корсетом. А тут – наряды 1910-х, когда смелые модницы отказались от стягивания и традиционного акцента на осиной талии. Лаконичный, прямой силуэт с завышенным поясом предложил парижский модельер Поль Пуаре. В этих платьях было что-то античное, однако, они сильно отличались от ампирных силуэтов 1800-х.
XIX – начало XX века – диктат знаменитых кутюрье, то есть магистров высокой моды, поэтому на всех сопроводительных табличках имеются фамилии мастеров. Например, можно узнать, что в русская знать шила одежду у Чарльза Фредерика Ворта, англичанина, работавшего в Париже и ставшего родоначальником всей мировой моды «от кутюр». Лейбл Ворта считался подлинным символом обеспеченности – таким же, как фамильные драгоценности, рысаки, имения.
Или, например, платья от сестёр Калло, предлагавших своим клиенткам вечерние платья из атласа, отделанные золотой и серебряной вышивкой. Визитная карточка сестриц Калло - наряды из ткани lamé - с вплетенными блестящими нитями. Тут же - изделия дома «Бризак», французов, обосновавшихся в Петербурге и ставших поставщиками Двора. Интересно, что для выставки были тщательно подобраны платья разных эпох, но почти все - цвета беж.
Позирование для парадных портретов – ещё одна обязанность патрициев, и на выставке представлена целая галерея образов. Изысканны и лиричны картины британца Джорджа Доу, значительную часть жизни проведшего в России. Он умел совмещать помпезность с романтизмом, а прямодушие – с тонкой лестью. Он умел увидеть суть человека, и потому императрица Мария Фёдоровна, вдова Павла I показана, как деятельная мадам-таран, а её невестка – Елизавета Алексеевна, как печальная жертва династических связей. При всём том, художник был сервильно-почтителен в отношении своих моделей. За это его и любили.
Дивен портрет графини Юлии Самойловой кисти Бенуа-Шарля Митуара. Одна из самых привлекательных женщин обеих столиц изображена в белом атласном платье с глубоким декольте. Жгучая брюнетка с идеальной кожей да гладкими формами, она вызывала восторг и зависть. Самойлова напоминала героиню авантюрного романа – тут и бурная личная жизнь, и путешествия, и даже скандалы.
Она слыла музой Александра Пушкина, посвятившего ей стихотворение с недвусмысленным названием «Красавица». Он писал: «Всё в ней гармония, всё диво, / Всё выше мира и страстей; / Она покоится стыдливо / В красе торжественной своей; / Она кругом себя взирает: / Ей нет соперниц, нет подруг; / Красавиц наших бледный круг / В её сияньи исчезает». Кроме того, Самойлова была заказчицей и – любовницей Карла Брюллова, с которым открыто ездила по Италии.
Рядом – портрет Татьяны Юсуповой, копия неизвестного мастера по оригиналу Ксавьера Винтерхальтера. Урождённая Рибопьер, дочь русского дипломата швейцарского происхождения, она выросла и развилась за границей, да и вообще едино принадлежала, как русской, так и европейской, культуре. При дворе Наполеона III эта богиня красоты произвела неизгладимое впечатление, а Винтерхальтер, подвизавшийся тогда же в Париже, сотворил этот портрет, исполненный томной грации – в те годы никто не умел так точно выписывать дам в кринолинах.
Вот ещё одна Юсупова – роскошная Зинаида, восхитительнейшая звезда Серебряного века. На портрете, созданном Франсуа Фламенгом, она сидит в бальном платье с накидкой сорти-де-баль на плечах. Эти накидки предназначались непосредственно для того, чтобы дойти из зала до кареты (sorti–de–bal – выйти с бала). Наряд – чудесен – сочетание розового атласа, белых кружев и меха. Её сын Феликс впоследствии скажет в своих мемуарах: «Всюду, куда матушка входила, она несла с собой свет. Глаза её сияли добротой и кротостью. Одевалась она изящно и строго. Не любила драгоценностей, хотя обладала лучшими в мире, и носила их только в особых случаях».
Невероятно хорош портрет Марии Абамелек-Лазаревой, написанный Николаем Богдановым-Бельским. Чёрное, блестящее облачение, цветы на корсаже, высокая причёска из тёмных волос – княгиня словно бы воплощает типаж фамм-фаталь эры Модерн.
Мы же направляемся к стендам с аксессуарами! При всём разнообразии декора, существовало всего два типа опахал – plié и pliant. Вот - веер plié из тончайшего кружева. Вещица принадлежала Зинаиде Юсуповой. А тут - plié с галантной сценкой на веерном экране – дамы и кавалеры отдыхают на лоне природы. Plié состоял из веерного станка, то есть пластин и плиссированного экрана из ткани, кружева или картона красивой картинкой.
Разновидностью plié были веера, состоявшие из резных пластин, связанных ленточкой. Перед нами – один из таких образцов с «готическими» верхушками пластин – в 1820-1840-х годах популярным было Средневековье, и поэтому в дизайне прослеживалась псевдо-готика. На другом стенде – перьевой веер, именовавшийся pliant. Например, в стихотворении Игоря Северянина о том, как «графиня ударила веером страусовым опешенного шевалье» говорится именно о pliant.
На одном из стендов – сверкающие портбукеты, футлярчики для цветов, крепившиеся к платьям. Крупные портбукеты носили в руках. В XVIII-XIX столетиях бытовал «язык цветов» и составленный букет мог означать целую фразу – признание в любви, отказ, предостережение, готовность к флирту или танцу.
В XVIII-XIX веках часы считались барским удовольствием, а часовщики были весьма серьёзными ремесленниками. Больших денег стоил и механизм, и его оформление. Часы закреплялись на поясе цепочками-шатленами, а те златые цепи обходились владельцу ещё дороже, чем циферблат, пусть и от Брегета. В экспозиции представлены часы на великолепных шатленах. Золото-бриллианты-гранат-агат-шпинель – вот неполный список того, что было использовано при их создании.
А вот и любимый аксессуар – табакерка. Вернее, их тут несколько и все – с бриллиантами. Нюхание табака, равно как и курение, считалось тогда полезным для здоровья. Врачи утверждали, что вдыхание ароматических дымов излечивает от всякого рода заболеваний. Когда-нибудь и мнения нашей медицины сочтут опасной ересью! Сложно пройти мимо носовых платочков из кружева «малин», производимого во фламандском Мехелене. Банальная вещь смотрится, как настоящее произведение искусства.
Что ж, сия выставка – пиршество для глаз и отдохновение для души. Это – свидетельства состоятельности, вкуса, прихотливости русской аристократии. «Золото, брильянты, рубины сверкали в тот день на солнце ярче самого солнца. Только в России могло иметь место подобное зрелище!» - вспоминал Феликс Юсупов о придворных торжествах. Действительно, только в России. Уж кто-то, а Феликс знал толк в шелках и драгоценностях.
двойной клик - редактировать галерею
