В мир иной ушли два музыканта, по-своему определявших мир русской независимой музыки. Они были очень непохожи, играли на разных площадках, но свой культовый статус заслужили по праву.
9 октября в Москве скончался лидер проекта "Театр яда" Ян Никитин.
19 ноября в Воронеже умер Вадим Петрович Кузьмин, известный как Чёрный Лукич. Кузьмин не дожил двух лет до пятидесяти, Никитину было 35 лет.
Последнее, что хотелось бы делать, так это вручать Лукичу некий "партбилет". От политики в её сиюминутной пошлости и суете он был бесконечно далёк. Но обманки современного мира Лукич не агрессивно, но твёрдо отвергал. Лукич считал нынешнюю ситуацию преходящей. И был убеждён, что нельзя играть по чужим правилам, надо держать духовную оппозицию, не уходить с последних рубежей.
"Я излагаю свои взгляды простыми словами, говорю о вещах, понятных всем: Любовь, Искренность, Открытость. Не надо русскому человеку, живя на своей земле, среди своего народа, стыдиться быть хорошим. Современное общество приучает нас скрывать в себе хорошие стороны. И в общем-то, все мои песни, в той или иной степени, направлены на то, чтобы все лучшее в нас мы могли бы возродить. Если человек не будет в себе это убивать, а будет каким-то образом ценить и не скрывать, очень многое мы бы смогли в этом мире изменить. Понятия общечеловеческих ценностей, которые сейчас насаждаются нам Западом, — что-то не верю я в это…Что такое добропорядочный буржуа, я знаю не понаслышке, потому что бывал и в Бельгии, и в Дании, и в Германии. Более мёртвого человека, чем человек, который живёт вышеупомянутыми ценностями, трудно себе представить. Я бы не хотел, чтобы наша страна превратилась в общество таких людей. Россия — самодостаточная, удивительная земля со своей судьбой. И никогда ещё Любовь, Искренность, Открытость не приносили и не принесут нам ничего плохого. В этом я убеждён".
От панк-анархизма восьмидесятых Кузьмин пришёл к музыке, в которой главным были личность и настроение, под которые подбирались разные стили — фолк, бардовская песня, кантри, рок 60-х, советская эстрада. Лукич сначала давал определение — новая народная музыка, потом под влиянием Михаила Таривердиева (которого называл любимым композитором) стал именовать свой подход "третьим путём" — пытаться говорить о серьёзном лёгким, доступным языком. Как настоящий романтик, он оставлял место фантазии, принимал волшебство, тайну, умел видеть красоту жизни. Не без удивления я узнал, что Дима был отцом семерых детей.
В музыкальном мире, где обиды, склоки, противостояния, цинизм — дело привычное, уход Лукича вызвал дружный горестный вздох. Неслучайно, что Вадима Кузьмина вспоминают добрым словом люди совершенно из разных сред: серый кардинал московского андеграунда Константин Мишин ("Ожог", "Банда Четырёх"), журналист, культуролог Евгений Маликов и один из видных деятелей отечественной электронной сцены Михаил Рябинин ("РяБа-Мутантъ").
Константин МИШИН:
— Первый концерт Димы в Москве я делал зимой 1996 года дома у Лёши Баутина в Царицыно, потом был совместный концерт в клубе "Калипсо". Дима играл акустику при поддержке Жени Каргополова, участвовали "Огонь", "Родина", "Русская правда", Александр Непомнящий & Кранты... потом были два квартирника Лукич/Манагер/"Огонь"/Банда Четырёх у Панарьина на Кантемировской, затем поздней весной мы играли в рамках движения "Русский прорыв" в Москве, Твери, Санкт-Петербурге и Саратове... Так получилось, что Банда Четырёх и Лукич много играли вместе. Он был искренний и светлый человек, абсолютно лишённый высокомерия и чванства... За всё время общения с ним у нас с Экзичем, Лешим, Панарьиным, Сантимом остались о нём самые добрые воспоминания, хотя часто мы с Лукичом оказывались в других городах без копейки денег, пропивая скромные гонорары за выступления. Он никогда не ныл, всегда улыбался и рядом с ним всегда было тепло...
Евгений МАЛИКОВ:
— Мы с Вадимом — ровесники, сибиряки, так что столкнуться с его жизнью и его творчеством было вполне естественно. Тем более, мы все были на рубеже 80-х—90-х увлечены сибирским панком, постоянно устраивали какие-то фестивали, на которые, в том числе, приглашали и Лукича. С Димой я познакомился перед новосибирским концертом группы Laibach, когда словенцы задержали своё выступление на час сорок, и мы в ожидании действа общались. Потом он часто приезжал в Томск, выступал в арт-кафе "Кукушка", в Большом концертном зале; его сын учился в Томском университете.
О сибирском панке принято думать как о явлении очень экстремальном, мрачном, в чём-то даже жутком. Лукич, несмотря на свой зловещий псевдоним, отличался от всех прочих акторов этого движения — от Летова, Неумоева, Рыбьякова — своей позитивностью. Это был человек удивительно лёгкого характера, о котором наиболее свидетельствуют даже не его песни, а такой момент. Когда он жил в Питере, у него была кошка по имени Сказка. Разве может чернушный человек так назвать кошку? Для меня Лукич и остался автором очень светлых песен и хозяином кошки по имени Сказка.
Я не могу сказать, что мы были очень близко знакомы. Но наше общение происходило регулярно на протяжении длительного времени, он стал частью моей жизни, и мне будет Лукича очень не хватать. Может быть, даже больше, чем кого бы то ни было из уже ушедших друзей из нашей большой сибирской компании.
Михаил РЯБИНИН:
— Познакомились мы достаточно случайно, во второй половине девяностых. Был у нас общий друг, такой бизнесмен "на пенсии". Он Лукича пригласил концерт сыграть, у него и встретились. Как-то с первого взгляда прониклись друг к другу симпатией. И пошло-поехало. Притом, что музыка его изначально меня не интересовала. Мы всё-таки из разных сред. Но потом и в песни стал вникать. Лукич обожал советскую эстетику, любил все искренние проявления творчества советского периода. Только с ним я мог поговорить, например, о Каверине или об Олеше, вспомнить редкие имена. Эстраду того времени он очень хорошо знал. Притом, что музыка в наших отношениях была в очень широком варианте — могли послушать и Марию Каллас, и Мэрилина Мэнсона обсудить. Через эти разговоры, через общение я стал и песни его слушать. Был момент, я сильно болел, так альбом "Мария" просто не вылезал из магнитофона.
Не хочется обобщать, но, по факту, поколение как будто закрывается со всеми этими смертями, Димкиной в том числе. Уходят люди, которые глобально не приняли того, что происходит сейчас. Самая искренняя часть русского рок-н-ролла, если можно употребить это словосочетание. Закрывается, какой-то этап в нашей истории, как ни пафосно звучит.
Радостно, что с такими людьми жизнь сводила, потому что о таких, как Дима, я только в книжках читал, в старых добрых советских книжках. Чистый, искренний человек, будет очень не хватать и его самого, и его новых песен.
Из сказочных далей, из сказочных снов
Выходим мы в мир, не похожий на сказки;
В унынии будней, в условности слов,
В бесцветные контуры
книжки-раскраски.
Дайте услышать, как дождик идёт,
Дайте мечту о прекрасной стране,
Дайте увидеть, как девочка ждёт
Доброго принца на верном коне...
Желающие материально поддержать семью Вадима могут перечислить свои пожертвования на следующие счета:
1.Карта СБ № 639002139004243712,
или 2. Центрально-Черноземный Банк СБ РФ г Воронеж Д\О 0105 лицевой счёт № 40817810613002358260.
***
двойной клик - редактировать изображение
С Яном Никитиным я знаком практически не был. Пару раз здоровался в компании общих знакомых. Как-то после концерта в клубе "Хато" моя спутница, вдохновившись выступлением "Театра Яда", пошла выразить свои восторги и во время разговора опрокинула бокал с никитинским пивом. Пришлось восстановить: на меня смотрел немного смущённый, погружённый в себя человек. Впрочем, для настоящего общения с таким художником вряд ли обязательны личные впечатления. Хватает проявлений, которых было весьма немало. Буквально незадолго до смерти Яна я осознал, что число разнообразных релизов "Театра Яда" зашкаливает за тридцать. Несколько пугающая цифра, впрочем, вполне привычная в этом направлении. А помимо музыки, были заметные опыты и в иных сферах.
"Русский Coil", "наш Current 93", "отечественный Einsturzende Neubauten" — небесспорные определения преследовали "Театр Яда". Подобные уважительные соотнесения оправданны, другое дело, что оригинальный проект в таком ракурсе предстаёт несколько эпигонски, центр тяжести неизбежно переносится на аналог. Пожалуй, правильнее говорить о явлении схожего уровня. И в отношении "Театра Яда" такая степень не выглядит патриотическим перекосом.
На рутрекере обозначение жанров группы потребовало множества пунктов — рsychedelic rock / neo-folk / darkwave / experimental / industrial / alternative. При желании можно присовокупить ещё несколько.
Звучали и "культурологические" определения — импрессионизм, сюрреализм, абстракционизм, театр абсурда, психореализм, футуризм. Однако все эти "измы" ретушируют главное: "Театр Яда" — сложное сильное искусство, а зачастую и выходы за грань оного.
У "Театра Яда" хватало оппонентов и в андеграунде: "Слушать невозможно", — отрезал один известный культуртрегер. Параллельно шли несколько экзальтированные выводы о гениальности и исключительности. Так, встретил поименование Никитина "символом экзистенциальной России". Или же вот отрывок из рецензии на альбом "Хруст Ос. Кирзовый цветок": "Что это, проекция творческого духа "проклятых поэтов" на современную реальность как никогда изможденной во внутренних метафизических ломках русской культуры? Или же болезненно пульсирующая точка кипения, в которой уставшая сама от себя чернота переходит в ослепительную белизну, а нигилизм и отрицание эстетики как таковой — в небесную красоту? Одновременно непростительно элитарная, но при этом лишенная всякой надуманности и неискренности музыка, в которой при каждом прослушивании неминуемо всплывают все новые и новые удивительные измерения, а порой и прямо противоположные первому впечатлению значения". (goths.ru)
Проект действительно был незаурядным явлением. И разобраться наверняка в нём так же непросто, как в алхимических трактатах. "Песни"-коллажи, в которых голос с широким диапазоном возможностей, таинственные словосочетания, потусторонние звуки составляли сложно структурированное полотно.
От метафизических откровений "Театра Яда" могла закружиться голова. Но Ян Никитин вполне наследовал традициям русской культуры или подлинных мировых арт-радикалов — атака на слушателя, зрителя начинается с себя. "Театр Яда" — явственное сопротивление заговору материи против духа, открытие иных пространств "здесь и сейчас".
Наверное, это не могло быть востребовано широкой публикой. Одно хорошо, представляя гипотетическому требовательному собеседнику бытие русской музыки в начале ХХI века можно уверенно указать не на обласканных СМИ и гонорарами бессмысленных поп-рок-мажоров, а предъявить такой изысканный цветок, коим был проект "Театр Яда" и его предводитель Ян Никитин.