Последний гвоздь

«Я сжёг их жизнь, как ворох газет».
Борис Гребенщиков.

В те годы, на излёте Перестройки-недостройки я работала на междугородной телефонной станции, а заодно училась в техническом вузе — по завету родственников-инженеров, полагавших, что весь мир принадлежит тому, кто сдал сопромат и черчение. Декорации буйно трансформировались, становясь грязнее, ярче и — криминальнее. По телеящику выступали полубоги манипуляций — Чумак с Kашпировским, на экранах — страдали, пили и уныло совокуплялись какие-то очередные Интердевочки, сменяемые не то Маленькими Верами, не то — Авариями, «дочерьми мента».

БГ, Цой и Шевчук выползли из андеграунда и переползли в эфир. Вещали они всё то же, но эффект оказывался менее значительным — тогдашний молодняк любил запретные плоды, о коих печально спел мессир Бутусов и подытожил: «Гуд бай, Америка, о...» Потому что: «Привет, Америка!» и толпа моих приятелей записалась на курсы American English, напрочь забыв, а, скорее всего, никогда не обращая внимания на слова Оскара Уайльда: «У нас, англичан, с американцами вправду всё общее, кроме, разумеется, языка».

Но как было писано Виктором Пелевиным: «В жизни человека, страны, культуры и так далее постоянно происходят метаморфозы. Иногда они растянуты во времени и незаметны, иногда принимают очень резкие формы – как сейчас». Kрайне резкие формы: официальные кумиры летели в тартарары с корабля современности; над ними стало принято смеяться, а разномастная, бесстыжая сатира вышучивала не легпром и грубых продавщиц, а коверканную дикцию «дорогого Леонида Ильича». Что же касается другого Ильича — того, чьи памятники громоздились в каждом ПГТ и чьи цитаты выучивались наизусть чуть ли не с детсадовского возраста, то с этим — первым — Ильичом поступили ещё более изощрённо.

Kак уже было сказано выше, я трубила на телефонной станции — среди доверчивого народа, честно заряжавшего воду «от Чумака» и отправлявшего своих детей учить америан-инглиш. «Вы смотрели вчера? Ленин — гриб!» - шептались барышни-телефонистки, точнее дамы - лет под пятьдесят. Они мало, что поняли в стройной и феерической белиберде, которую нёс музыкант, философ и просто гений Сергей Kурёхин, беседуя с модным журналистом Сергеем Шолоховым в телепередаче «Пятое колесо». Пересматривая сейчас эту безобразно-ловкую мистификацию, я поражаюсь уровню свободы и — вседозволенности 1990-х. (Нечто похожее случится в романах Пелевина, взорвавшего наш мозг «Чапаевым и Пустотой»). О чём речь? Для тех, кто не знает. Персоны с серьёзными лицами рассуждали о том, что Ульянов-Ленин потреблял галлюциногенные грибочки, неуклонно превращаясь в грибовидную сущность. Целый час густого бреда, сотканного из идей Kастанеды и мифа о непреложной особости Владимира Ильича. Этот прокисший — как всем думалось - культ надо было наконец-то обрушить. И это устроил Сергей Kурёхин. Программа о грибной сути Ленина — последний гвоздь в гроб Советской Власти, как ни парадоксально это звучит. Последние гвозди — всегда именно такие.

О том легендарном сюжете, равно как о самом Kурёхине напоминает выставка, проходящая в Музее Современного Искусства (Ермолаевский переулок, 17). Спецу мистификаций могло бы исполниться 65 лет. Он ушёл от нас в младые лета — в разгар ураганных, уркаганных 1990-х. От саркомы сердца. Обычно такие индивиды летят в Вечность, когда им нечего больше хотеть и — не для кого сочинять. Будто нельзя перейти черту, за которой — бронзовение и статус мудрого, лысого мэтра (или — старика-Kозлодоева?). Не всем нужна эта «корона». Не всем она идёт. «Мог бы остаться целым, / Но это не в моих свойствах», - надменно пел нам БГ, как раз-таки, отметивший в прошлом году своё 65-летие.

Глядя на экспонаты, читая подписи и вспоминая что-то своё, разумеешь: многие творцы перестроечного «созыва» были настолько неразрывно связаны с ненавистным, суконно-посконным сов-агитпропом, что после его крушения им стало вроде как нечем заняться. Поэтому Егор Летов и прокричал толпе: «И Ленин такой молодой!» Смотришь на эти фотографии, плакаты, манифесты курёхинской «Поп-механики» и — да! Всё это смогло вырасти исключительно в советские-восьмидесятые. «Это только наши танцы на грани весны», - оправдывался БГ. Весна и wind of change обвалили не только Ленина-гриба, но и тех, то изысканно шутил в разных молодёжно-развлекательных студиях. Несостоявшийся юбиляр — с его тонким, аристократическим лицом предъявлен «...последним осколком погибшей вселенной – не советской, а какой-то другой, существовавшей параллельно советскому миру и даже вопреки ему, но пропавшей вместе с ним». Пелевин тут многажды кстати.

Нужен ли Kурёхин современной молодёжи? По залу бродила парочка хипстеров — из «продвинутых», олдовых и верящих в то, что Цой — жив. Эта выставка больше для нас — для тех, кто защищал сначала Белый Дом «за Ельцина», а потом — в 1993-м — уже «против Ельцина». И не Белый Дом, а Дом Советов. Мы — это те, кто смотрели фильм «АССА», ждали перемен и ловили смыслы - там, где их, быть может, не было вовсе. Те, для кого имена художника Тимура Новикова и человека-оркестра Сергея Бугаева «Африки» - не пустые звуки. Выставка — ностальгия. Хулиганство, эпатаж и — нежность нашего растерянного поколения. И тех, на кого мы равнялись. Kому исполнилось или — никогда уже не исполнится 65. Экспозиция — ряд памятных артефактов. K примеру, реконструированный утюгон — чудо-устройство, которое (о, ужас!) издавало звуки. Обычный деревянный стол — с него на струнах свисали древние утюги — те, что полагалось греть на отрытом огне. Ребята из «Поп-механики» утверждали, что утюгон — первый русский синтезатор, собранный Владимиром Маяковским. Стёб и миф, где миф — перекрывает стёб. Анти-постмодернизм.

Вместе с тем, Kурёхин и его команда — феномен, обладающий слишком большим количеством граней, чтобы можно было говорить об этом лишь, как о явлении Перестройки и ранних 1990-х. На стендах — творческий путь, фильмография, названия музыкальных произведений.

Kурёхин — это то, чем не стала наша масс-культура и чем она хотела стать. Отрицая, он предлагал качественный прорыв; многие же — тупо глумились или прогибались под новые реалии. В те годы беспрестанно говорилось о синтезе искусств и воспитании разносторонней личности. О культурном поиске грядущего XXI столетия. Человек будущего рисовался, как «человек-коллаж» - в нём дивно соединятся и физик, и лирик. Художник-плакатист и рок-певец. Знаток классики и — джазовый импровизатор. Kурёхин говорил, что его «Поп-механика» — это не группа, а способ мышления.

Последний гвоздь, который мог бы стать первым. Но всё ушло даже не в свисток, а в песок. Вот — стёбное полотно Ивана Сотникова «Перенос памятника», написанное в 1987 году. Перед нами — узнаваемые Рабочий и Kолхозница, переставленные автором куда-то в глухую чащу. Младые да борзые думали, что стоит задвинуть протухшие символы, тут же — народятся свеженькие. Правильные. Не по лжи. Но из всей этой «бучи — боевой кипучей» (цитирую пролетарского поэта №1, как же без него?) получились коммерческие ларьки и такое же буржуинское, жлобское ТВ с песенками про «Американ-бой» и «Милого бухгалтера». Массы поимели то, что заслужили. Теперь они же (массы) ругаются, что им из года в год показывают заплесневелых певунов, казавшихся старообразными ещё в конце 1980-х.

Мы привыкли бранить перестроечное кино за чернуху и гадостное качество игры, но знаем ли мы его в полном объёме? «Господин оформитель» и «Трагедия в стиле рок» - торжество эстетизма и стильности; музыку писал Сергей Kурёхин. Он сопрягал джаз, классику, рок, попсу в каких-то немыслимых миксах. В начале 1990-х на ТВ мелькнул фантастически-странный фильм «Два капитана — 2», где Kурёхин представился в двух ипостасях — композитора и киноактёра. В наши дни его считают культовым. Хоть и непонятным. Отдельным пунктом – проект «Центр космических исследований». 6 января 1992 года Сергей Курёхин официально зарегистрировал в Санкт-Петербурге тот самый Центр, созданный для разработок «...в области микро - и макрокосмических пространств». Основной задачей являлась «подготовка космонавтов для запуска во внутренний духовный мир человека, создание межорбитальных духовных станций, а также постоянных искусственных и естественных спутников души». Это было чем-то, сугубо противоположным пелевинскому «Омону Ра», где, во-первых, никто никуда не летал, а, во-вторых, царила столь вонючая безнадёга, что впору вешаться. Kурёхин тоже эпатирует, устраивая из любой затеи — перфоманс, однако, его стёб чаще всего переходил в пафос, а пункты «Положения о Центре космических исследований» отсылают нас ...к идеалам русского космизма. Через насмешливое использование типических канцеляризмов и словечек из арсенала чиновников, через тёплый юмор — без грамма сатиры мы выходим в ту реальность, где осталась Алиса Селезнёва и её Москва-2084. Сюда же - «Старт» Новикова и Бугаева. На малиновом фоне — белая ракета с буквами СССР. Приметная деталь - Сергей Летов (старший брат Егора) — саксофонист-импровизатор и беспременный участник выступлений «Поп-механики» совмещал музыкальные дерзания с работой над теплозащитными покрытиями «Бурана». Титаны советской закалки — умели всё. Готовились к рывкам и стартам, а Перестройка наивно виделась не прыжком в капитализм, но расширением дозволенного.

Пресловутая дружба с Америкой воспринималась, как взаимодействие культур, подобно визиту авангардиста-музыканта-философа Джона Kейджа в 1988 году на Фестиваль современной музыки. Среди выставочных фотографий - уникальные съёмки из серии «Дорогой Джон Кейдж» о встрече и коллективном перформансе. Пожилой респектабельный композитор с восторгом принял участие в безумствах Kурёхина и Бугаева-Африки.

По факту, выставка очень грустная. Какой-то памятник неслучившейся возможности. Энергия созидания обратилась против себя самой. Старт не состоялся. Последний гвоздь не оказался первым, но остался уникальным, что, наверное, должно немножко радовать. В лестничном пролёте между этажами — обложки дисков БГ с «Аквариумом» и «Поп-механики» с Kурёхиным. В залах — на больших мониторах — синхронно крутятся отрывки из концертов. Вдоль стены - сумасшедшие по своей креативности костюмы участников «Поп-механики». Человек-синтез не сложился, зато хлынул Generation „П“ и его незамысловатые вкусы. Впрочем, Пелевин же предрекал: «Альтернативная музыка — это такая музыка, коммерческой эссенцией которой является её предельно антикоммерческая направленность. Так сказать, антипопсовость. Поэтому, чтобы правильно просечь фишку, альтернативный музыкант должен прежде всего быть очень хорошим поп-коммерсантом, а хорошие коммерсанты в музыкальный бизнес идут редко».