Одиноко стоящий

«При жизни переходит в память

Его признавшая молва».

Борис Пастернак «Художник»

В одной из книг Юрия Полякова был занятный персонаж, которому главгерой дал выразительную кличку – Торгонавт. Маститый работник торговли в позднем СССР жил не хуже космонавтов! Однако речь не об этом – толстяк в кожаной куртке и «украшенный шейным платком» произнёс интереснейшую фразу: «Я ведь ни о чем не жалею, хотя мои акварельки хвалил сам Фальк… Он дружил с папой…». Роберт Фальк считался гуру и светочем для подраставшей интеллигенции времён Оттепели, к которой, судя по всему, и относился вышеназванный Торгонавт. Это – маркер. Один из родоначальников "Бубнового валета", Фальк прожил потрясающую жизнь, застав рассвет и закат русского авангарда, чтобы на новом его витке сделаться каноном и примером.

В 1930-х он жил во Франции, потом вернулся на родину. Умудрялся быть и нонконформистом, и классиком, не считая себя ни тем, ни другим. Советский и российский искусствовед Дмитрий Сарабьянов утверждал: «Фальк в исторической перспективе оставался одиноко стоящим, ни к кому не примыкавшим и не выражавшим ничьих групповых интересов», хотя с молодых лет принимал участие в различных движениях и творческих союзах. Не «моя хата с краю», а – наедине со всеми. Ровно так же Фальк проявлялся в национальной идентификации – будучи евреем, он творил в рамках общеевропейской и, главным образом, русской эстетической парадигмы, но при том не забывал о своих корнях, создавая декорации для еврейских театров. Если Исаак Левитан полностью принадлежал русскому миру, а Марк Шагал оставался в рамках еврейства, то Роберт Фальк совмещал и то, и другое.

Третьяковская Галерея (здание на Крымском валу, дом 10) приглашает на монографическую выставку Роберта Фалька. По иронии судьбы одним из центральных экспонатов является "Обнажённая в кресле", написанная ещё в 1922 году, но вызвавшая буйную реакцию Никиты Хрущёва на выставке "30 лет МОСХа" в Манеже-1962. Царя Никиту рассердило, что женщина – с зеленоватым отливом и «безобразной формы». Он на всё реагировал со свойственной ему экспрессией: «Я бы, например, сказал тем людям, которые увлекаются всякого рода мазнёй, не рисуют, не создают картины, а буквально мажут их: вы, господа, говорите, что мы, видимо, не доросли до понимания вашего искусства. Нет, мы, наш народ понимаем, что хорошо, а что плохо, - и добавил, - У нас покамест такое творчество считается неприличным, у нас милиционер задержит». С тех пор эту вещь иронически называют «Обнажённая Валька» - малосведущий Никита Сергеевич именно так услышал фразу «Это – "Обнажённая" Фалька». К сожалению или – к счастью, Фальк не мог этого слышать - он уже покоился на Калитниковском кладбище. Кстати, ту Вальку звали Станиславой Осипович и с ней общались не только ребятки из "Бубнового валета", но и Валентин Серов, и Сергей Конёнков. Будучи не ахти какой привлекательной, она меж тем слыла художественной музой и чем-то, вроде «жрицы искусств». Говорят, что умерла во время сеанса позирования уже в 1970-х, а точная дата её кончины, увы, неизвестна.

Итак, наш герой родился в 1886 году в семье московского юриста Рафаила Фалька, человека образованного и не чуждого изящных искусств. Ребёнка учили музыке, как принято в еврейских семьях и, разумеется, готовили ему адвокатскую стезю. Но Роберт выбрал иное – живопись и объявил, что лучше будет плохим живописцем, нежели успешным «стряпчим», как в те годы по привычке именовали юристов. На дворе стояла дивная эпоха, наречённая впоследствии Belle Epoque – прекрасная, ибо расцветали творческие союзы, люди спорили о гармонии и вере в Бога, о благоуханном прошлом и таинственном будущем. Фальк учился у великих – у Константина Коровина и Валентина Серова, а потому ранние вещи написаны под влиянием импрессионизма, но с крепким реалистическим началом. Вот – солнечно-живой портрет Ляли Фальк – двоюродной сестры начинающего мастера. Здесь пока ничего своего – серовский почерк и ренуаровское любование рыжестью – хорошенькая Ляля обращена в профиль, её локоны стянуты бантом, и всё веет тихой радостью. Автопортрет на фоне крыш – привет Полю Гогену и Полю Сезанну, всё вторично и подражательно. Пока. Но уже видно, сколь большое значение художник придаёт своим главным союзникам – цвету и свету. Фалька заметили, о нём стали говорить.

1910 год выдался жарким – Фальк показал свои работы на молодёжной выставке "Бубновый валет" - вскоре это название станет логотипом целого объединения. Возникали, множились группировки художников с орущими лозунгами да манифестами. Как правило, ведущей линией было отрицание и сбрасывание авторитетов «с парохода современности». Утончённо-манерные Мирискусники с маркизами, Людовиками и Коломбинами, и те огрызались на академиков и вышучивали передвижничество. Что уж говорить о тех, кто называл себя "Голубая роза" или даже "Ослиный хвост"? Сам лейбл "Бубновый валет" фраппировал приличную публику, намекая на карточный угар и «бубновых» уголовников.

Поэт Максимилиан Волошин прямолинеен в своих критических заметках: «Ещё до своего открытия "Бубновый валет" одним своим именем вызывал единодушное негодование московских ценителей искусства. Намекали, что выставка не открывается так долго, потому что ее запретил градоначальник (ввиду пресечения азартных игр). Кто-то из сочувствующих объяснил, что бубновая масть обозначает страсть, а валет — молодой человек. Наконец, состоялся вернисаж. Надо отдать справедливость устроителям выставки: они сделали всё, чтобы привести в неистовство глаз посетителя. В первой комнате они повесили самые колючие и геометрически угловатые композиции Такке и Фалька».

Мы имеем возможность оценить те самые картины – портрет Виктора Шнеерсона с чубуком, яркий и даже – яростный пейзажик с женскими силуэтами и – удивляющая "Дама с зелёным эспри". Полотно специально обрезано, а в раме – лишь часть лица и - зелёные перья- esprit, каскадом венчающие шляпу. Бесило тут всё – и смещённый центр, и дикая зелень эспри, и фиксация на бюсте, поданном в виде двух выпирающих шаров. Гораздо милее «звучат» пейзажи – Фальк изумительно препарирует окружающий мир, даря ему наиболее сочные оттенки. "Церковь в лиловом" — это гимн цветности и поклон Клоду Моне с Руанским собором в разном освещении.

Эмоциональная выраженность – это идея Фалька, и поэтому бесполезно глядеть на это в репродукциях – тут важен непосредственный контакт с его палитрой. Художник много ездит по стране, особенно любит он юг России и, конечно же, Крым – нашу фантастическую жемчужину. На выставке – целая серия крымских видов – тут радость бытия и сангвиническое восприятие мира. Вторая половина 1910-х – это уже зрелый, тридцатилетний Фальк. Он увлечён французским кубизмом – в линиях появился драматический излом. Портрет первой жены – Елизаветы Потехиной в тёмно-оранжевом, с красными сполохами, наряде – это продуманная геометрия, но – с обычным для Фалька погружением в цвет. На этот раз он – тревожный. И неудивительно – шёл 1917 год, всё падало, рушилось, уходило в никуда. Или – в чудесное будущее?

После революции авангард, перестав эпатировать княгинь и присяжных поверенных (в связи с упразднением тех и других) сделался официальным рупором новой России. У Роберта Фалька началась бурная преподавательская деятельность во ВХУТЕМАСе – этой кузнице большевистских культуртрегеров. К этому периоду относится одна из самых выразительных картин – "Красная мебель", которую часто приводят, как иллюстрацию к теориям Василия Кандинского: «Красный действует проникновенно, как очень живой, полный воодушевления, беспокойный цвет. Он главным образом, внутри себя и очень мало во вне». Красная мебель Фалька – неуютна, но – будоражит, притягивает.

Фальк на хорошем счету у советской власти, поэтому в 1928 году его спокойно выпускают за границу – в Париж, и художник преспокойно живёт в «столице муз» до 1937 года. Справедливости ради, парижские вещи Фалька смотрятся тускло и как-то провинциально. Уехав на излёте «ревущих двадцатых» из боевитого Совдепа, художник вернулся в иную Россию – поменялись вкусы и предпочтения, возобладала неоклассика, а из барских кладовых извлекли Венеру, дабы вручить ей могучее весло. Фалька не арестовали и не репрессировали, но и не приблизили ко двору.

Художник совершил творческое турне по Крыму и Средней Азии, подвизался в качестве декоратора в еврейском театре, а в 1939 году состоялась его персональная выставка в Доме литераторов. Потом война, эвакуация – Фальку приходит похоронка на сына от первого брака (сам он женат в четвертый раз!) Гонения начались в конце 1940-х – в связи с «безродными космополитами», однако, и тут не последовало никаких жестокостей. Его забыли. Он полюбил тишину и Подмосковье, неброскую природу – в его поздних работах чувствуется лиризм и – усталость от поиска форм. Он пишет Хотьково, Абрамцево, Сергиев Посад, а "Пейзаж с бузиной" - гимн созерцательной русскости. Это уже практически реализм.

С наступлением Оттепели хлынула юношеская мода на Сезанна, постимпрессионистов и все скандальные течения пятидесятилетней давности. Для унижения сталинского Grand Marnier годилось всё – и Роберт Фальк в том числе. К тому же, «суровый стиль» во многом опирался на достижения Сезанна, Гогена, Пикассо, а из наших – на практики "Бубнового валета". О Фальке вновь заговорили с восторгом и на этой позитивной ноте художник скончался в 1958 году, так не узнав мнение Никиты Хрущёва о своей "Обнажённой"! Замечательно, что картину-то поругали, а Фальк всё равно остался в качестве некоего ориентира для подражания – в его манере ещё долго писали признанные авторы. Его имя было на слуху, а потому ничего удивительно в том, что герой Полякова хвастался таким роскошным знакомством. Но кто он, Роберт Фальк? Одиноко стоящий - и всегда в гуще событий.