Магия и быт Юрия Пименова

«Снятся людям иногда
Голубые города,
У которых названия нет».
Из советской песни

Юрия Пименова принято считать прозаиком-бытописателем. Романтическим, но – прозаиком. Девочки фабричные бегут в сторону танцплощадки. Юбочки, ножки, «бабетты». Стою на полустаночке в цветастом полушалочке. Каблучки по асфальту стучат – на девчонку ребята глядят. «Я гляжу ей вслед – ничего в ней нет, а я всё гляжу – глаз не отвожу», - как пела радиоточка эпохи Оттепели. И нёсся «тёплый ламповый» звук над крышами розовеющих новостроек. Пименов, несомненно, об этом – о Зиночках и Танюшках с комбината, о буднях обновлённой Москвы с её проспектами и шоссейными дорогами, уносящими из шумного центра в дачную бесконечность. Однако он глубже, чем банальный рассказчик – он творец магических пространств и автор зашифрованных посланий.

Его "Свадьба на завтрашней улице" (загл.илл) из той же серии, что "Джоконда", "Девочка с персиками" и "Девятый вал". Насмотренный и засмотренный шедевр. Хрестоматийная вещь в прямом смысле этого слова – "Свадьбу…" размещали в хрестоматиях и школьных пособиях. По ней писали сочинения. Её давали юным художникам для обучения свето- и цветопередаче. Если же отвлечься от привычности, то раскроется дивное – пименовская улица обладает свойствами портала в иные реальности. Во-первых, в роли жениха выступает …сам художник, но ослепительно-юный, каким он был в «ревущих-двадцатых». Невеста – его жена и помощница Наталья Бернадская.

Обратите внимание на странную фигуру слева, рядом с невестой, в траншее – некто в домашней бархатной куртке, какие тогда носили маститые интеллигенты. Он - гораздо крупнее остальных участников процессии, да ещё изображён по пояс. Почему-то на этого героя мало кто обращает своё внимание, а ведь он – явен. Все глаза устремлены в сторону младой невесты и улыбающегося парня, уютного жилмассива, досок, мамочек с колясками на заднем плане. Тогда как силуэт мужчины – тут же стирается. Кто это? Тот же Пименов, но современный, пишущий эту сцену у себя в мастерской.

Это – сновидение. Это - куплет из популярной песенки: «Снятся людям иногда / Голубые города, / У которых названия нет». Cон, вызванный скрипом половиц, за секунду до пробуждения. У этого города и этой улицы нет названия – они завтрашние. Персонажи стивен-кинговского романа «Лангольеры» попали во вчерашний день, где и маялись средь серого морока; Пименов заскочил в блистающее завтра и выплеснул на холст мечту о будущем. В момент написания картины ему было почти шестьдесят лет. Практически ровесник века – 1903 год рождения. В этом возрасте мэтры бронзовеют и скучнеют. Тучнеют. Мрачнеют. Но не таков наш Пименов! Его ждал плодотворнейший период: шестидесятые заворожили матера. Впрочем, обо всём по порядку.

В Новой Третьяковке сейчас проходит большая выставка Юрия Пименова (1903 – 1977). На стендах – творческий путь и редкие фото. Родители будущего гения – московский юрист и дочь купца I гильдии. Безупречные персоны Belle Époque – ладны собой и образованны. Отец – ещё и художник-самоучка, завсегдатай Третьяковской Галереи, салонов, искусствоведческих диспутов. Юра – худенький забавный гимназист. Если и прогуливает уроки – то в Третьяковке. Замоскворецкая школа рисования. Следующий этап – революция и Вхутемас, главная кузница комсомольских талантов.

Красная жара и великий почин. Мастерит коллажи для журналов, подвизается в рекламе и дизайне афиш. Учится и учит. Ещё нет своего стиля – подражает всем и сразу. Его свиномордые буржуины и ледащие нэпманши, зябко кутающиеся в меха, напоминают карикатуры Владимира Лебедева, а спортсмены и труженики подсмотрены у лучшего друга – Саши Дейнеки. Но уже кристаллизуется идея – пересечение миров, перехлёст зримых пространств. Городская зарисовка 1920-х - бравые лыжники и модные дамы. Идут в разных направлениях. Лыжники – на фоне современной архитектуры, кокетки – на фоне какого-то позавчерашнего старья. Акварель "Строим" - лёгкий конструктивизм и тяжёлая поступь пролетариата, а над всем – жёлтое матовое солнце. Удивительная гармония горизонтальных и вертикальных линий. Ощущение холодного воздуха, подёрнутого дымом заводских труб. Среди акварелек и скетчей – много «иностранного» материала. Город контрастов – деньги и нищета. Блеск и убожество. Пименова командируют на Запад – советский мир 1920-х был открытым и жадным до впечатлений.

"Инвалиды войны" - штука сугубо немецкая. Это боль европейского обывателя, наглотавшегося иприта – слепые и покалеченные монстры движутся на зрителя из своего ядовито-зелёного ада. Порушенные дома и лысое дерево – тоже инвалиды. Пименов был очарован и несколько пришиблен германским экспрессионизмом, его криком и отчаянием. От соприкосновения с прусской экспрессией родилась динамично-жёсткая фабула «Даёшь тяжёлую индустрию!» Изумляющая работа света – горячее дыхание красно-чёрного цеха контрастирует с голубовато-синей полупрозрачностью неба. Тяжёлая индустрия – путь в Царствие Небесное, которое мы выстроим на Земле.

Полотно "Футболисты" - дань всеобщему увлечению «английской игрой». Межвоенная эпоха благоволила к центрфорвардам и голкиперам, сильным и упругим – готовым к новой битве за Мировую Революцию. Футболисты Пименова даны в прыжке – соперничество за мяч. Ироническая перекличка с тремя богинями Олимпа, желающими отведать яблока Париса. И снова – бескрайние оттенки синего.

В 1930-х годах Пименов обращается к французскому импрессионизму – отныне это его фирменный почерк. Художник не копирует Моне и Ренуара, но творчески переосмысляет наработки XIX столетия. Классическая «импрессия» - застывшая и меланхоличная, как те кувшинки Моне, тогда как пименовский мир – подвижен. Это – искрящаяся радость наступившего дня. Триптих "Работницы Уралмаша" - гимн труженицам, которые хороши и в цеху, и за чаем, и в театральной ложе, где они выглядят, как настоящие дамы и нам уже хочется достроить их облик при помощи вееров, лорнетов и тех украшений из пёрышек, что назывались «эспри». И кажется, что всё это – давным-давно, когда Жанна Самари выходила в роли мольеровской Дорины.

Появляется лиризм – ещё одна «визитная карточка» Юрия Пименова. Тому причиной была женитьба? Наверняка! Его избранницей стала Наталья Бернадская – интеллигентная девушка с насмешливыми глазами. Дачные мотивы и стройная женщина в гамаке. Пресыщенная зелень. Подмосковное Востряково. В 1930-х годах советский человек, наигравшись в обобществлённый быт и наевшись «рассчитанных калорий» на фабрике-кухне, вернулся к истокам – долгим чаепитиям, дачам с оранжевыми абажурами и всему тому, что ещё несколько лет назад клеймилось, как «мещанство».

Поэтому "Новая Москва" — это по факту …очень старая Москва. Здесь нет ни одной авангардной постройки, зато явлено Благородное Собрание – оно же Дом Советов. В серо-жемчужной дымке вырисовывается отель "Москва" и - Дом Совнаркома (будущий СТО). Взгляды прикованы к фее за рулём. В детстве мы считали, что это – Любовь Орлова. А может владелица авто – балерина Ольга Лепешинская? Шикарная иностранка, оперная прима или подруга знатного парт-номенклатурщика? Искусствоведы даже сравнивали "Новую Москву" с "Неизвестной" Ивана Крамского. Ан нет. Сопроводительная табличка гласит, что это - Наталья Бернадская, да ещё и беременная. "Новая Москва" - не грохот, но песня. Пименов – романтик, и потому он живо использует романтический канон – героя, повернувшегося к зрителю спиной, но если у Каспара Давида Фридриха и сумрачных тевтонов персонажи сбегают, кляня убогость цивилизации, то у Пименова – приглашают следовать в мир солнечных лучиков и благодатных дождей. В военное время палитра ожесточается – уходит сангвинический пафос, начинаются будни тягот и сражений.

"Фронтовая дорога" - реплика «Новой Москвы», только вместо женщины-грёзы – женщина-воин. Афродита становится Афиной, дабы в финале обернуться крылатой Никой-Победой.

Распространено мнение, что Пименов был чужд Большому Стилю и барочным тенденциям 1940-1950-х. Триптих "Строительницы. Москвички" говорит об обратном – художник манерно выписывает капители, виньетки и златые рокайли сталинского Grand Manière. Акцент сделан вовсе не на девушках – лишь на чародейственных сооружениях. В середине 1950-х вкусы поменялись – к власти пришёл неуёмный Никита Сергеевич, топтавший всё, что возводилось при «красном Бонапарте», и потому объявил войну архитектурным излишествам.

Эра Черёмушек – звёздный час Юрия Пименова. Никто не умел так искренне и весело подчеркнуть обаяние хрущёвки! "Лирическое новоселье" - юные супруги, физики-лирики, у которых ничего, кроме книг и оптимизма, целуются в коридоре – у них есть своя квартира! За окнами – огни соседних домов. Ах, нет, Пименов «дарит» молодожёнам белый кофейник. В ту пору кофе сделался напитком интеллектуалов. Тонконогие столики в кафе-стекляшках и непременный, уже выпитый кофе – картина "Разговор". Парень в узких брючках и девушка в мини-платье, подчёркнутом ярко-синими колготами, горячо спорят о кибернетике, Ремарке с Хемингуэем, стихах Евтушенко. О «яблонях на Марсе» и о том, «нужна ли ветка сирени – в космосе?».

Вот – иная среда. Простенькие девчата – стильно-кокетливые и, быть может, легкомысленные. "Первые модницы нового квартала" бегут на танцы по трубам и грязи – вперёд, к своему женскому счастью! На пути – афиша фильма "Летят журавли". Посыл: беззаботность в любой момент сменится очередной бойней – тогда было неспокойно, и угроза войны с Америкой висела над планетой. И что потом? Девчонки сменят юбки-колокол и остроносые туфельки на военную форму, а тонкие талии стиснет неумолимый солдатский ремень.

"Воспоминание о военной пайковом хлебе" - увы, редко цитируемая, но пронзительная вещь. Это – картина в картине. Мы попадаем в мастерскую художника, работающего над военно-тыловым сюжетом – разрушенный город, печаль, стон. И тут же видим, что за окнами – свежие, буквально пахнущие штукатуркой, дома-новостройки. Излюбленный мотив – противопоставление двух реальностей. Пименов играет. Его "Проливной дождь" — мелькание зонтов и лиц на фоне его же афиши к "Талантам и поклонникам". Целый зал посвящён Пименову-сценографу и создателю броских, изысканных плакатов. Он обожал театр и дружил с актёрами. Парадный портрет Татьяны Самойловой – гран-мерси Огюсту Ренуару и его музам. Свет и цвет, типаж, руки, плечи. Она - точно виконтесса из романа Ги де Мопассана, а старинное платье подчёркивает сходство. Натюрморты Пименова – это андерсеновское королевство. У него говорящие чашки и надменные вазы, болтливый цветок, уверенная в себе пишущая машинка и трепетные капроновые чулочки, сушащиеся на балконе. Волшебник Пименов оживлял всё, к чему прикасался. Он – генератор хорошего настроения. Источник энергии. Но всему приходит конец. Неудивительно, что Наталья Бернадская пережила мужа всего на один год. Но умирают ли волшебники? Нет. Они растворяются в вечности.