Сообщество «Салон» 13:14 7 апреля 2020

Крошечный герой большой войны

при тотальной неувлекательности и кинематографической бедности, «Мальчик русский» смотрится на одном дыхании

«Та страна, что могла быть раем,

Стала логовищем огня.

Мы четвертый день наступаем,

Мы не ели четыре дня».

Николай Гумилёв.

Этот короткий — чуть более часа — фильм абсолютно лишён зрелищности. Тем не менее, он визуально привлекателен. Он — блёкл в силу особенностей съёмки «под старину», под скупую хронику, а меж тем кажется насыщенным — из-за колористических нюансов. Бесцветная картина даёт ощущение глубины. У Валерия Брюсова в одном из военных стихотворений читаем: «Сквозь серые туманы солнце / Неярко светит без лучей». Так и здесь — мерклое марево и выцветшие гимнастёрки. Лица стёрты и - тонко подёрнуты всепроникающей пылью.

Тут море звука — беспредельного и жуткого — потому что саундтреком звучат произведения Сергея Рахманинова. Кинолента «Мальчик русский» заслужила велеречивые похвалы критиков — как в России, так и за рубежом, но очень тихо прошла на экранах страны (прокат был с 6 февраля). Авторское кино без яростных спецэффектов - замедленно вылетающей пули и могучих сполохов на грудах мяса - не завлекает большие толпы, уютно пахнущие попкорном. Киношки «про войну» сейчас штампуются на конвейере и каждый раз мы наблюдаем одну и ту же компьютерную битву.

Тут — иное. Штучный товар, да и товар ли? Обидно, что работа — на экспорт. Кроме того, название, данное по-английски, намного звонче - 'A Russian Youth'. Такое чувство, что «Мальчик русский» - это машинный транслейт. Зачем? Понравиться тамошним кино-академиям? Но фильм, если не обращать внимание на подобные «реверансы», действительно классный.

Эта дебютная вещь Александра Золотухина — о Первой Мировой войне, которая непреложно всегда будет в тени Второй Мировой, однако же, Алексей Толстой определял её, как закат цивилизации: «Так в несколько месяцев война завершила работу целого века». Перед нами — ряд эпизодов из жизни простенького, с виду придурковатого деревенского юноши — почти подростка Алёши - он своей маленькой жизнью совершает подвиги, не сознавая этого.

Русский человек — даже такой скромный — оказывается небесно скроен. Иван Дурак по вселенской логике обязан предстать добрым молодцем. Ледащий смешной солдатик, на которым подтрунивают брутальные усачи, в первой же схватке теряет зрение, но отказывается выбывать из строя. Как же так? Он же бежал сюда - на войну! Алёша кричит, бормочет: «Я сам! Я сам!» и ещё: «Не могу домой!»

Калека, он по-детски истово не мыслит себя вне этого кровавого пира. Принимает его чашу сполна. Изначальный тезис — приятие. Он как бы спорит с известной цитатой, брошенной Эрих-Марией Ремарком: «Война сделала нас никчёмными людьми. Мы больше не молодёжь. Мы уже не собираемся брать жизнь с бою. Мы беглецы. Мы бежим от самих себя. От своей жизни». Вопреки ремарковской меланхолии напополам со злостью, в кинокартине «Мальчик русский» постоянно звучит тёплое слово «братцы». Тут - реальное, хотя, и жёстко-сословное братство пейзан с аристократами.

Ремарк воссоздавал пробуждённого солдата-зверя, которому ничто не стыдно и никого не жаль: «Когда мы выезжаем, мы просто солдаты, порой угрюмые, порой весёлые, но как только мы добираемся до полосы, где начинается фронт, мы становимся полулюдьми — полуживотными». Авторы фильма о русском мальчике делают ставку на божественную суть человека, ибо в хомо-сапиенсе высокое смешано с грязным. Что побеждает в полевых условиях?

Ещё одно парадоксальное свойство фильма: сюжет видится не собранным, вялым, как и сам главгерой, но при всём том — стремительно-ускоренным. Это же — война, где бытие слагается из мгновений. Так, Алёша становится «слухачом», то есть он должен улавливать далёкий рокот приближающихся аэропланов. То была новоизобретенная жестокая резня с участием моторов, аппаратов, железа и, как печально констатировал всё тот же Алексей Толстой: «Все представления о войне как о лихих кавалерийских набегах, необыкновенных маршах и геройских подвигах солдат и офицеров – оказались устарелыми». Громоздкая махина — акустические воронки для прослушивания воздуха; в её формах есть нечто всепожирающее, будто она затягивает в себя человеческие жизни. Сельский гармонист Алёша чует любое дуновение. Крошечный герой большой войны.

У России — одной из ведущих участниц Первой Империалистической или, как нарекли её на Западе — Великой войны почти нет литературно-художественной «рефлексии». У Европы и Америки в этом смысле есть Олдингтон, Хэмингуэй, всё тот же Ремарк. Даже у Фицджеральда в его грустно-изысканом, жульническом «Великом Гэтсби» достаточно упоминаний о военном прошлом Джея. А у нас «война с германцем» рисовалась лишь, как некое преддверие и предчувствие Революции.

Крах старого режима, когда никто не хотел поднимать скатившиеся короны. Ту сечу поминали, как бессмысленное проклятие или — досадную трату людского материала. Кузен Вилли против кузена Ники и солдат Швейк с вечно-дурацкими шуточками. В детстве мы изучали гайдаровскую «Школу», где отец будущего красноармейца Бориса Горикова значился дезертиром и большевиком. В «Мальчике русском» тоже есть эпизод с раздачей листовок. И рефрен: «Скоро всё изменится». Это — красный росчерк, без которого невозможно полотно эпохи, а не генеральная линия.

Поскольку этот фильм нарочно обделён красивостью, то и актёров подбирали не из каталога сериальных мачо: большинство исполнителей - не профессионалы, но взяты, что называется, «прямо с улицы». Основную роль играет детдомовец Владимир Королёв. Его поведение в кадре полностью соответствует заявленной теме и наверняка Станиславский устало молвил бы: «Да, верю, верю».

Впрочем, глаз кинокамеры скользит хаотично, не избирательно — словно хроникёру дали пару минут, чтобы запечатлеть кусочки солдатской жизни и тут же спрятаться от роковой случайности. Тут не фиксируют окоп, а плотно сидят в нём. Однако же «сермяжная правда» не переходит в отталкивающий натурализм. Создатели фильма балансируют на грани, бегают по лезвию бритвы — да ещё и пытаются не расплескать идею.

Эмоции срываются в жалость, блоковскую, интеллигентскую: «Эта жалость – ее заглушает пожар, / Гром орудий и топот коней. / Грусть – ее застилает отравленный пар / С галицийских кровавых полей…». Но жалость тут же корректируется спокойствием, исходящим от персонажей. Двум смертям не бывать, а одной — не миновать. Нагнетание смятения — фоновая музыка Рахманинова, пожалуй, самого точного уловителя звука времени. Единственное, что смущает и откровенно мешает — это перебивки с участием современного оркестра, зачем-то репетирующего «Концерт №3» и «Симфонические танцы». Это никак не связано с Первой Мировой; даты написания — 1909 и 1940. «Симфонические танцы» вообще созданы вдали от России и посвящены американскому The Philadelphia Orchestra. Поиски глубокой мысли в этом сопряжении кадров — занятие тупиковое. Иногда режиссёры хотят выпендриваться.

У краткой истории есть первый акт, завязка и нет чётко выраженного финала — слухач и его товарищи попадают в плен; уходят в бесконечность. Немецкого парнишку, изловившего Алёшу, высмеивают за мелкую добычу. Пруссачок — аналог «мальчика русского». Такая же потешная сущность в плохо подогнанной форме. Оба хотели Подвига. Оба — песчинки. По сути фильм заканчивается ничем, и тут лучше всего подходит диалог из хэмингуэевской классики: «— Я знаю, что война — страшная вещь, но мы должны ее довести до конца. — Конца нет. Война не имеет конца».

Наиболее странно, что при тотальной неувлекательности и кинематографической бедности, «Мальчик русский» смотрится на одном дыхании, вернее, зритель встраивается в ритм, задаваемый фабулой и уже не может оторваться.

Cообщество
«Салон»
5 марта 2024
Cообщество
«Салон»
Cообщество
«Салон»
1.0x