Есть такой средневековый анекдот, вполне, впрочем, правдоподобный.
В XIII веке при совершении торговых сделок с евреями Тортозы (Испания) от них требовали, чтобы они клялись «Мессией, которого называют Антихристом и пришествия которого ваши люди ожидают». Для средневекового европейца само собою разумелось, что христиане должны клясться Христом, а евреи – Антихристом. Осле того, как еврей клялся, сделка считалась состоявшейся и стороны расходились, вполне доверяя друг другу (см. Б. Деревенский, «Книга об Антихристе»).
Анекдот – не анекдот, он вполне отражает ситуацию, о которой пойдёт речь. А речь пойдёт о библейской книге Даниила. Точнее о той метафизике истории, которая в ней содержится, и которой до сих пор придерживаются евреи с одной стороны, а христиане с другой. Толкуя причудливые образы, выражающие её философию, каждый - в свою пользу.
В Еврейской Библии (Танахе) книга Даниила стоит третьей с конца. За ней следуют (в исторической последовательности) книги Эздры, Неемии и Паралипоменон. Составителями этой книги Вавилонский талмуд (трактат Бава Батра, 14b-15a) называет мужей Великой Синагоги (также, как книг Эстер, Иезекииля и 12 малых пророков). Всё это книги стратегического исторического значения. Но книга Даниила, несомненно, - главнейшая из них.
В сознании религиозных евреев она занимает тоже место, что книга Откровения в сознании христиан, повествуя о приближении мессианского царства, и будучи наполнена подобными же апокалиптическими образами. Более того, указывая ясные сроки прихода Мессии, чего не делает ни одна другая из пророческих библейских книг.
Книга эта важнейшая и в христианстве. Из всех Ветхозаветных книг христиане читали её больше других. Традиционно, она считалась написанной самим Даниилом, иудейским вельможей, который, во времена Вавилонского плена находился при дворе вавилонского, а затем персидского царей, – то есть в самом эпицентре исторического слома эпох, когда на место Вавилонского царства заступало Персидское, а семитскую мировую империю сменяла империя арийская.
В ХХ веке книгу стали считать произведением, описывающим время Антиоха Эпифана, и тогда же написанном. Что доказывалось разной степени убедительности доводами. После Второй мировой библейская наука эту точку зрения приняла практически единогласно. С ней пришлось согласиться даже Католической церкви. Любопытно здесь то, что Книга Даниила не просто является Мagna charta (Великой хартией) апокалипсической школы (о традиции еврейских апокалипсисов мы еще поговорим), но самым убедительным и неопровержимым свидетельством всемирных амбиций и устремлений еврейства. После же Второй мировой подчеркивать пророческие основания его движения к мировому господству стало не только неловко, но и небезопасно. Видимо, по этой самой причине, книга Даниила как-то вдруг исчезла с радаров. Традиционные энциклопедии в комментариях к ней старательно обходят тот факт, что в течение многих столетий она была настоящим знаменем еврейства в его мессианских чаяниях. Да и к чему подчеркивать это лишний раз в мире, в котором рост антисемитизма опережает только рост еврейского влияния, не так ли?
Самую суть мессианской метафизики истории раскрывает вторая глава книги Даниила (Дан.2:31-45). В ней Навуходоносору, правителю Вавилона, снится сон: он видит истукана с головой из золота, грудью из серебра, бедер из меди, голеней из железа, и ступней частью из железа, частью из глины. Затем камень, сорвавшийся с горы, разбивает истукана и вырастает, занимая все видимое пространство: «а камень, разбивший истукана, сделался великою горою и наполнил всю землю».
Даниил истолковывает сон следующим образом: истукан – это четыре мировых царства, сменяющих друг друга. Позднейшая еврейская, а за ней и христианская экзегеза будет толковать эти четыре царства как вавилонскую, мидо-персидскую, македонскую и римскую империи. Камень же с горы, разбивающий истукана, это, как говорит Даниил, «царство, которое вовеки не разрушится… и … не будет передано другому народу; оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно».
Понятно, что в этом последнем царстве Даниила иудеи могли видеть только одно – будущее мессианское царство Израиля, которому суждено господствовать над миром, после того, как Римская империя будет разрушена. Соответственно, камень с горы – это и есть еврейский Мессия.
Когда Рим станет христианским, христиане полностью воспримут еврейскую метафизику истории, указав лишь на то, что еврейский Мессия – это Христос, а царство, которое «будет стоять вечно» - это Христианское царство, Вечный Рим, ставший христианским.
Тертуллиан (160-220гг.) в работе «Adversus Judaeos» (Против Иудеев) исчисляет «семьдесят седмин» пророчества Даниила (Дан. 9:24) как закончившиеся разрушением Храма в первый год правления Веспасиана. Таким образом, вечное царство было отобрано у евреев и передано христианам, заключила Церковь.
Однако, в перспективе сегодняшнего дня еврейская версия метафизики истории выглядит и впрямь более последовательной.
Вспомним, как описывает книга Даниила Римскую империю: как ступни истукана, частью состоящие из железа, частью из глины, что означает, как объясняет Даниил: «царство разделенное… частью крепкое, частью хрупкое…», смешанное «через семя человеческое», но не слившееся «одно с другим, как железо не смешивается с глиною»). Даниил, как видим, указывает на расовое (через семя человеческое), и, соответственно, культурное всесмешение, или, как мы бы сказали сегодня – толерантность и веротерпимость государства, которое делает его слабым и нежизнеспособным.
Такое всесмешение евреи Римской империи могли воочию наблюдать и в Александрии, и в Антиохии (где их самих было большинство), и в самом Риме, тем более презирая Римскую империю за её универсализм и наполняясь уверенностью в окончательной победе над ним сплоченного и крайне националистического иудейства…
Другое пророчество Книги Даниила (Дан. 9, 24-27) говорило о сроках пришествия Мессии: «семьдесят седмин», т.е. 490 лет от начала владычества персидских царей до явления «Святого святых», то есть Мессии. К началу первого века нашей эры срок этот как раз был «близ, при дверях», и все еврейство дышало ожиданием прихода Мессии. Так что «благочестивые души в среде иудейства не столько жили, сколько ждали жизни», которая должна наступить с пришествием Мессии, как пышно писали немецкие теологи ХIХ века[1].
Время приближения мессианских сроков стало временем невиданной – политической, финансовой и культурной активности иудейства в Риме, Александрии, Антиохии. Но что же конкретно понимали иудеи под наступлением «Мессианского века»? Конечно, то, что они и видели в книге Даниила: политическую власть Израиля; торжество над язычниками; и разрушение ненавистного Рима (власти злого Эдома).
Причем, чем ближе подходили сроки, тем все более буквально интерпретировали иудеи многочисленные места священных книг. Например: «Господь Вседержитель отмстит народам, восстающим на Израиль, в день суда пошлет огонь и червей на их тела, - и они будут чувствовать боль и плакать вечно» (Юдифь, 16, 17). Или: «И будут цари питателями твоими, и царицы их кормилицами твоими; лицом до земли будут кланяться тебе и лизать прах ног твоих» (Ис. 49,22-23). Или: «Корабли Фарсийские перевезут сыновей твоих издалека и с ними серебро и золото их. Тогда сыновья иноземцев будут строить стены твои, и цари их – служить тебе» (Ис. 60, 9 -10).
Всё это понималось евреями совершенно буквально, замечал немецкий теолог Эмиль Шюрер (1844-1910), известнейший в свое время исследователь мессианской эпохи: «Не проникая в значение пророческого образа, позднейший иудей так и представлял себе, что во времена Мессии иноземные народы сами возвратят рассеянных сынов Израиля в Иерусалим и сделаются послушными рабами народа Божия. Таким образом, благодаря пристрастию к букве, все пророческие образы получили догматическое закрепление: что раньше у пророков было только поэтическим выражением, теперь стало основой догматического учения»[2].
С приближением мессианского времени, упоминания о власти над язычниками, которые иудеи с удовольствием выискивали в своих пророках, начали дополнять образчики благочестивого народного творчества. В великом множестве стали появляться так называемые «апокалипсисы», о грядущем царстве Мессии, подражающие пророческим книгам. Впрочем, от универсализма последних в них не оставалось и следа.
Суть «апокалипсисов» проста и понятна: время свершилось; история кончилась; пришел царь из рода Давида, открылось всемирное Царство Израиля. Иудеи покарали всех своих врагов, упились кровью иноземных царей, и сделались владыками над всеми иноземными и иноверными народами.
В «апокалипсисах» еврейская душа, привыкшая под иноземным владычеством, скрывать себя, могла, наконец, дать волю чувствам, излив всю свою ярость и воображаемую месть на притеснителей под видом «таинственных пророчеств», замечает проф. Александр Смирнов (1900)[3]. Под раздачу при этом попадали все ненавистные евреям языческие народы эллины, фригийцы, троянцы, персы, ассирийцы, земли Вавилона, Египта, Эфиопии, Ливии (страны Гога и Магога) итд. – всех их постигают ужасные бедствия.
Наоборот, избранное Богом еврейство предстает в этих текстах недосягаемым идеалом. Автор 3-й книги Ездры, типичного образчика апокалипсической литературы, восклицает почти в исступлении: «О, Владыко Господи! Ты из всех лесов на земле и из всех дерев на ней избрал только одну виноградную лозу; Ты из всех цветов во вселенной избрал Себе одну лилию, а из всех построенных городов освятил для Себя один Сион; из всех сотворенных птиц Ты наименовал Себе одну голубицу, и из всех сотворенных скотов Ты избрал Себе одну овцу; из всех многочисленных народов Ты приобрел Себе один народ и возлюбил его, дал закон совершенный» (3 Ездр. 5,23-27). «Для нас создал Ты век сей. О прочих же народах, происшедших от Адама, Ты сказал, что они ничто, но подобны слюне, и все множество их Ты уподобил каплям, капающим из сосуда» (3 Ездр. 6, 5 5-5 6).
«Сивиллина книга» (образчик той прямолинейной иудейской пропаганды на греческом языке, что наводняет в это время римские мегаполисы) сообщает о евреях, что они представляют собой род самых справедливых людей, исполненных наилучших намерений и стремящихся к прекрасным делам; заботящихся только о справедливости и добродетели; чуждые всякого сребролюбия, не причиняющие вреда друг другу и не пользующиеся чужим имуществом: никто не прибавит себе полевой межи от соседа, никто не обидит бедняка или вдову, а, напротив, всякий охотно снабжает неимущего овощами, вином и маслом и отдает часть своей жатвы (Сивилл. III, 218-277).
Римляне, знавшие иудеев немного с иной страны, и считавшие еврейский квартал за Тибром местом проклятым и зачумленным, смотрели на эти иудейские «листки» с нескрываемым раздражением. Ещё более возмущены были греки, видя подобные вульгарные экзерсисы, мимикрирующие под священные тексты на греческом языке, которым они так гордились.
Нет, одним словом, ничего удивительного в том, что «масса язычников, крайне подозрительно относившаяся к обособленности и замкнутости иудеев, считала их едва ли ни самыми грязными подонками населения Римской империи»[4]. И что буквально «ни один римский писатель рассматриваемой эпохи не упустил случая сделать несколько иронических замечаний» по их поводу.
Тем более, что сам еврей, мечтая о временах Мессии, «создавал в своем воображении картины самого крайнего унижения и посрамления язычников; ему было мало всемирного политического господства — он уже хотел видеть всех притеснителей народа Божия пресмыкающимися у своих ног, приносящими к нему все свое богатство и достояние и исполняющими, подобно послушному рабу, каждое его слово. Так создавался политический идеал мессианского Царства, в котором отобразилось не только желание иудеев господствовать над языческими народами, но и крайнее озлобление их против своих притеснителей. Идеал этот в сравнении с пророческими обетованиям очень невысок, поэтому мы едва ли ошибаемся, указывая источник этого идеала в тех чертах иудейского самосознания, в которых обнаружилось нравственно-религиозное понижение позднейшего иудейства, а именно – его горделивое самомнение и озлобленная вражда против всего языческого мира»,- замечает проф. Смирнов[5].
Скоро всё это выльется в серию мессианских еврейских революций 66-136 гг., которые и правда превзойдут по своей остервенелой жестокости всё, что видел до сей поры Рим. К этому времени до ушей Рима уже достигнут слухи о мечтах иудеев. И Светоний (70-126), и Тацит (56-120) не преминут упомянуть о них в своих книгах.
«На Востоке распространено было давнее и твердое убеждение (vetus et constans opinio), что судьбой назначено в эту пору выходцам из Иудеи завладеть миром… иудеи, приняв предсказание на свой счет, возмутились, убили наместника, обратили в бегство даже консульского легата, явившегося из Сирии…», так описывает Светоний начало иудейской революции 66 г. (Веспасиан, 5)
Тацит замечает в своей «Истории», что иудеи отчаянно сопротивлялись Титу, полагаясь «на пророчество, записанное, как они верили, еще в древности их жрецами в священных книгах: как раз около этого времени … из Иудеи должны были выйти люди, предназначенные господствовать над миром» (История, V, 13).
Иосиф Флавий, иудей из священнического фарисейского рода, воевавший с Римом, плененный Веспасианом, и снискавший расположение последнего, предсказав ему власть в Риме, трактовал мессианские мечты иудеев в приятном для римлян духе: «Главное, что поощряло их к войне, – двусмысленное пророческое изречение, находящееся также в их священном писании и гласящее, что к тому времени один человек из их родного края достигнет всемирного господства». Но, замечает он далее, «в действительности пророчество касалось воцарения Веспасиана, избранного императором в иудейской земле» (Иудейские войны, VI, 5,4). Таким образом, на роль Мессии Флавий выводит Веспасиана. За ним же в осмыслении иудейских пророчеств последовали Светоний и Тацит.
Впрочем, о том, что хитрый фарисей, даже обласканный императором, всегда держал фигу в кармане, продолжая надеяться на победу Израиля, говорят следующие места из «Иудейских древностей». Даниил не просто предсказывал будущее, как другие пророки, замечает Флавий, но указывал и время исполнения своих пророчеств. А то, что все они «не останутся без исполнения» доказывает то, что прочие уже сбылись (Иудейские древности, IV,6,5). То, что последнее предсказание Даниила – это гибель Рима и торжество Израиля, Иосиф разумеется не уточняет. А доходя в рассказе о «четырех царствах» до камня, катящегося с горы, замечает невинно: «Даниил открыл значение и отторгнувшегося от горы камня; но я не нахожу нужным упоминать здесь об этом, ибо моя задача – писать о прошедших, а не о будущих событиях» (Иудейские Древности. X, 10,4).
Неудача мессианских войн против Рима, катастрофа разрушения храма и уничтожения государственности, не ослабили мессианских устремлений Израиля. Конечно, постигшую «избранный народ» катастрофу следовало осмыслить. Таким осмыслением и стало создание Талмуда во 2-5 веках н.э. Воздвигнув этот гигантский свод раввинистических толкований на мессианские (преимущественно) тексты Танаха, Израиль перестроил свои ряды, и вновь выступил против обновленного христианского Рима, ничуть не изменив своим планам.
Талмуд – эта титаническая попытка вновь привалить камень к могиле воскресшего Христа – стал новым двухтысячелетним знаменем еврейства в его неизменном ожидании. Идея грядущего мессии становится духовным центром талмудического иудаизма.
В «Тринадцати принципах веры» Маймонида (своего рода Символе веры современного талмудического иудаизма) в параграфе о мессии, стоящем двенадцатым по месту (но не по значению, число 12 указывает на Мессию), говорится: «Я твердо верую в пришествие Мессии, и, хотя он медлит, я буду постоянно ждать его пришествия». Для всякого иудея последнее утверждение незыблемо также, как «Отче наш» для всякого христианина. И если проследить генезис мессианской идеи в еврейской традиции довольно проблематично, чтобы не сказать – невозможно, то утверждение, что сама эта традиция прочно стоит на идее Мессии – является, напротив, единственно возможным и, может быть, даже исчерпывающим.
Вавилонский Талмуд говорит: «Все пророки пророчествовали только о дне Мессии», «Мир был создан ни для кого другого, как только для Мессии» (Berakoth 34b, San.98b.), находя свидетельства о Мессии уже в первых строках Бытия. Так, Мидраш Рабба, в словах «Дух Божий носился над водою» видит указание на Мессию: ибо сказано у Исаии «и почиет на Нем Дух Господень...» (Исаия, 11:2). Таким образом, божественный план спасения Израиля, с точки зрения талмудических мудрецов, начинается с самого момента сотворения мира.
Когда же он заканчивается? Если учесть, что Рим в глазах иудея – это любая государственность римского и христианского типа («царство злого Эдома»), то последнего сокрушения Истукана еще, как видно, не произошло.
Когда-то в своих мессианских восстаниях Иудея потерпела сокрушительное поражение, евреи лишились своего Храма и государственности. Но вот прошло два тысячелетия, сегодня остатки Римской империи – бывшие христианские европейские государства – предстают субстанцией гораздо более рыхлой, безвольной, и явно, приуготовленной к окончательному разрушению и гибели. Сегодня, в своем всесмешении, расхристианизации и утрате культурных оснований, Рим почти окончательно ослаблен и сокрушен. Известный философ-террорист Бернар-Анри Леви уже определяет идею Запада как единство «либертинажа, прав человека и духа иудаизма» (см. Леви, «Дух иудаизма»). Уже объявлены «Конец истории» и начало Милениума (т.е. Мессианского века). Но ведь мессия всё ещё не пришёл? Что ж, ждать, как видно, осталось недолго...
Примечания:
1 - см.: Baldensperger. Das Selbstbewusstsein Jesu im Lichte der messian. Hoffnungen. Strassburg, 1892. S. 65.
2 - Schürer. Die Predigt Jesu Christi. S.10
3- см. Проф. прот. А. Смирнов, «Мессианские ожидания и верования иудеев около времен Иисуса Христа», монография, 1900, 2010, СПб, изд. Абышко, с.536
4 - Там же, с. 212
5 - там же
