1. Забвение и исправление
Былина «Царство подсолнечное» повествует о том, как при дворе царя Василия Михайловича два мастера создали чудесные предметы. Один – золотую уточку, которая способна плавать по воде и жевать покрошенное варёное яйцо. Второй же смастерил из дерева «орла самолётного», способного летать по небу.
Царевич Иван Васильевич нашёл орла и полетел в небеса, желая достичь солнца. Попал же он в некое Подсолнечное царство, где:
«Стоял терем-золоты верхи,
Круг этого терема был белый двор
О тых воротах о двенадцати,
О тых сторожах о строгиих.
Он начал у них выспрашивать»
Стражи, несмотря на всю свою строгость, всё же поведали Ивану Васильевичу о том, что в тереме заключена Марья - дочь царя Лиховида. Царь сохраняет её от беременности, которая, должна была, по предсказания наступить в 16 лет.
Царевич проникает в башню, чье верхнее окошко открыто. В башне Иван встречает Марию и они влюбляются друг в друга. Вскоре у влюблённых рождается сын, коего нарекли Фёдором. Иван Васильевич забирает сына из Подсолнечного царства, но не воспитывает его, а отдаёт некоей бабушке-задворенке. О своей же возлюбленной, матери сына, он и вовсе забывает.
Однако, Иван оставляет сыну перстень и одежду. Возмужав, Фёдор Иванович отправляется в услужение к богатому купцу – приказчиком. Иван Васильевич именно в это время решил сосватать себе дочку у родовитого боярина. И дочка – Анна Дмитриевна – занималась приготовлением к свадьбе. Слуги её зашли в лавку и были потрясены красотой Фёдора, даже ничего и не купив. А, по возвращении, они рассказали Анне про красивого приказчика. В результате, оба влюбились друг в друга.
Узнав об этом, царь решает казнить Фёдора, но по одежде и перстню узнаёт своего сына - и вспоминает об оставленной возлюбленной. Происходит счастливый конец – Фёдор женится на Марье, а Иван забирает Марью из Подсолнечного царства.
2. Луна вместо Солнца, Душа вместо Духа
Попробуем разобрать сюжет данной былины. Полёт на Небо, к Солнцу – это устремлённость к Райско-ангелическому региону Духа. Иван должен попасть в Солнечное Царство, очутиться в Центре Мира, достичь его бытийного Полюса. Царский сын призван был встретиться с Царём Мира, сверхличностным Принципом, которого в разных традициях именуют Вайшванарой, Чакравартином, Мельхиседеком, Белым Царём. Вовсе не обязательно понимать этот полёт именно пространственно. Всё могло происходить, как говорится, не «сходя с места». Главное – реализация Царём высшего, Духовного начала.
Однако, Иван попадает именно в Под-солнечное царство. То есть, он устремляется к тому, что находится под Солнцем. Иван движется к Луне, («солнцу мёртвых») которая есть символ психоэмоциональный регион Души (Нави). («Мир Людей и мир Теней»)
Иван Васильевич очутился на Периферии нашего мира, которая граничит с Душой (Навью) и которая есть его анти-полюс, анти-центр. Там правит анти-царь Лихо-вид. Тут стоит вспомнить Лихо Одноглазое, которое персонифицирует «злую долю». Оно – одного ряда с фоморами кельтских мифов, имеющих один глаз, одну ногу и одну руку. Они видны наполовину, так как другая половина находится именно в Нави – мире теней. Лихо и фоморы символизирует искажение, инверсию.
Марья - это Душа Мира, Женский Принцип, от которого отделяется и похищается часть, становящаяся М(а)ореной богиней смерти, повреждённым началом. Именно такова Марья в былине об Иване Годиновиче, именуемого и Гаденовичем, т. е. гадом, Змеем. Последний похищает Марью, венчанную с Кощеем. Кощей пытается её вернуть, но гибнет – как и Марья. Конечно, сюжеты разнятся, но суть та же. («Традиция и Софийность» - Глава 6. «Марья Моревна и Кощей убиенный»)
В рассматриваемой былине Иван освобождает Марью лишь частично – тем, что восстанавливает «нормативную» связь – Дух (Царь, Принцип) Мира берёт в жёны повреждённую, похищенную Душу (Царицу) Мира, которая должна быть его «проекцией» и которая ею становится, причём от неё рождается сын. Но сама она всё же остаётся в Лиховидовом царстве.
Происходит это потому, что Иван искажает инициатическое действо, путая Духовное с Душевным. (*)
Он оказывается не готов к духовной реализации.
3. Аналогия: полёт Александра Македонского
Здесь будет уместным сравнить полёт Ивана Васильевича и полёт Александа Македонского (легенда об этом полёте была очень популярна на Руси). «В легенде сообщается: «Александр приказал запрячь в трон четырех сильных птиц, которым три дня не давали есть. Он сам сел на трон и высоко поднял два копья, на которых были привязаны куски мяса. Птицы, стремясь к последнему, подняли на воздух трон с Александром. На большой высоте Александру встретилась птица с лицом человека и приказала ему вернуться на землю. Когда Александр взглянул вниз, он, глубоко под собой, увидел громадную, свернувшуюся в кольцо змею и в центре кольца маленький помост. Птица объяснила ему, что змея есть море, а помост - земля, окруженная морем. По приказанию птицы Александр опустил копья, и птицы полетели вниз и благополучно спустили его на землю, но так далеко от места взлета, что ему лишь с большим трудом удалось достичь своего войска».
Как представляется, здесь описано Царское стремление к высшему, духовному Небу, к Раю. Три голодных дня у четырех птиц может указывать на какую-то аскетическую практику, связанную с постничеством. Птицы символизируют животное (душевное, «яростно-желательное) начало, которое подчинено Духу. В некоторых вариантах Царь отправляется к Небу на грифонах, а грифоны как раз лучше всего выражают это подчинение. (Глава 10. «Гиперборейский Грифон и его Орден».)
Птица с человеческим лицом – есть указание на зверочеловеческое, на душевное, которое пытается противодействовать духовному устремлению. Это начало обращает взоры Царя вниз, на землю. И он видит мощь Змея (небытийного, периферийного анти-полюса), который окружает Землю. И Змей отождествляется с Морем, что вполне «логично», именно в Мировом Океане и находится Змей-Ермунганд.
Душевное начало оказывается сильнее, Александр вынужден прервать свой полёт. Это выражает двойной символизм Царской крови, в личности Царя есть некая ветхость, которую надо преодолевать. И там два начала, предельно выраженные. Внутри – свой Змей, и он очень силён, в Царской крови особенно – как и особенно сильно там действие высших, духовно-райских, ангелических влияний. (Глава 7. «Кровь Змия и его усмирение».)» («Мир Людей и мир животных: инволюция и преображение» - Глава 12. «Духовный полёт и душевное противодействие»)
Вот и в Иване Васильевиче тоже очень сильно проявилось ветхое, существующее внутри Царского. Он реализовал Душевное вместо Духовного и не смог освободить до конца свою «проекцию». Однако, он же оставил сыну перстень и одежду, проявив готовность к дальнейшему действию по восстановлению и утверждению Царского, по очищению его от внутренней ветхости. И это действо было осуществлено – Мария освобождается из Под-солнечного (Лиховидова) царства. А царевич Фёдор восстанавливает своё Царское достоинство, которое умаляется в статусе купеческого «приказчика». (Здесь также можно найти указание и на, как сказал бы Юлиус Эвола, «кастовую деградацию»).
Обращает на себя внимание имя – «Иван Васильевич», которое заставляет вспомнить Ивана Четвёртого Грозного. К слову, в былине сам Иван именуется «грозным царём». Это, конечно, не случайно. Для Ивана Грозного было характерно полное понимание наличия внутри Царского – ветхого, преодоление коего требует некоей Внутренней Революции. («Метаполитика Царя» - Глава 6. «Царь и его Внутренняя Революция») Именно её и осуществил Грозный Царь.
4. Два мастера, Небо и Вода
Стоит рассмотреть указанных выше мастеров. Мастер, создавший орла, явно устремлён к Небу. Орёл сделан из Древа, что указывает на Древо Миров – Нетварную вертикаль, которая пронизывает разные тварные регионы.
Мастер же создавший утку, возможно, ориентирован на стихию воды, символизирующую изначальный хаос: «Земля же была безвидна и пуста и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою» (Быт. 1:2)
В язычестве данный хаос существовал «сам по себе». В библейской оптике он был сотворён, после чего из него возник и мир оформленных вещей. Первобытный хаос содержится («плещется») внутри каждой «вещи». Он нужен для того, чтобы человек имел возможность выбора между Нетварным Бытием и тварным не(недо)бытием, иначе он был бы «автоматом Абсолюта».
Уточка мастера жуёт крошёное яичко, в чём можно увидеть указание на изначальную метакосмическую катастрофу «Большого Взрыва», расчленения мира. Ведь, согласно древним языческим традициям, мир возник из золотого, плавающего Яйца. Это, конечно, наш мир, повреждённый в Грехопадении, мир «осколков». («Метаполитика Царя» - Глава 3. «Царская Полнота и Полнота Райской земли»)
Тут стоит вспомнить Стратим-птицу русских духовных стихов: «...Она описывается как «всем птицам мать», которая держит весь белый свет под своим правым крылом. Живёт Стратим на океане-море, там же она производит и своих детей. И здесь необходимо сопоставить её с Алконостом, которая несёт свои яйца в морскую глубину – во время зимы. Какое-то время они находятся в глубинах, потом всплывают, после чего Алконост их высиживает.
Море-океан есть символ изначального хаоса недобытия, из которого, согласно языческой космогонии, богами сотворен мир. К слову, надо напомнить, что в русских сказаниях мир творится из некоего «досельского окияна озера» двумя птицами – белой и чёрной. В них видят Белобога и Чернобога.
Близость к водной стихии двух птиц указывает на некую хаотичность Мировой Души. И Стратим-птице тоже присуща тревожность – она топит гостиные корабли с драгоценными товарами». («Мир Людей и мир животных: инволюция и преображение» - Глава 11. «Алконост, Сирин, Гамаюн и Стратим: птичьи образы Мировой Души»)
5. Русский «брат» эллинского Пегаса
Теперь рассмотрим сюжет всем известной сказки о Коньке-Горбунке, в которой повествуется о Полёте, который обошёлся без инверсивных неудач, но который также связан с темой преодоления Ветхого-в-Царском.
Вне всякого сомнения, Пётр Ершов основывался на данных русской мифологии. Сам он утверждал, что почти слово в слово воспроизвел рассказчика. И здесь выражены глубочайшие архетипы.
Для начала необходимо рассмотреть образ Пегаса – «аналога» Конька. Он был рождён от медузы Горгоны. Пегас выпрыгнул из её тела после того, как Персей отрубил смертоносному чудовищу голову. Получается, что он был рождён (или проявлен) в результате смерти Горгоны. Последняя выражала смертоносную сторону животной, Душевной (не Духовной, но психоэмоциональной) стихии – региона Души (Нави, Аида, Хели). (О данном регионе см. «Мир Людей и мир Теней»)
Первый же выражал сторону благую, животворящую («витальную») - и его крылатость свидетельствует об устремлении к Небу, к региону райско-ангелического Духа. Именно благодаря Пегасу герой Беллерофонт смог поразить с воздуха (из лука) монструозную Химеру, как раз выражавшую зловредную сторону животной (душевной) стихии. Она была порождением великана Тифона и Ехидны - полуженщины-полузмеи. Химера получилась огнедышащим существом с туловищем козы, головой льва, с хвостом-змеёй. Кроме того, от Тифона и Ехидны возникла Сфинга. («Мир Людей и мир животных: инволюция и преодоление» - Глава 9. «Зверочеловеческий Сфинкс»)
Мать Конька, белая Кобылица, тоже вначале предстаёт как зловредное существо, уничтожающее посевы. Нам уже приходилось обращать внимание на «тёмный» аспект образа и культа Коня. («Культ водного хаоса» – «Посейдон и атлантизм»)
Сам Горбунок не вредоносен и помогает Герою. Но он, с его двумя горбами, всё равно, уродлив. Тем самым, Конёк символизирует искажение и двойственность «Конской» (шире - нашей плотно-вещественной) природы.
Два же других коня-красавца как раз символизируют некую «идеальную» сторону, скрытую искажением, инволюцией. Но, как не покажется парадоксальным, а грядущему триумфу Ивана способствует именно сказочный «уродец» Горбунок. Очевидно, он побуждает Героя к преодолению искажённого начала.
6. Иван и Емеля: умозрение и действие
Сам Иван, вроде бы, представлен лентяем, но это обманчивое представление. Он такой же «лентяй», как и «дурак». В последнем случае отрицается Рацио, но не «снизу», то есть, именно с дурацкой, в современном понимании, стороны. Иван отрицает Рацио сверху, с высот духа (ума, нуса), превышающего как душевную рациональность, так и душевную звериность. («Метафизические корни рационализма» – Глава 4. «Кот Баюн и укрощённое Рацио»)
Что же до «лени», то речь идёт о стремлении поставить умозрение превыше действия. Последнее не отрицается, даже активно совершается, однако, успех обеспечивает именно Духовное делание, поставленное в центр всего. Герою как раз и нужно проникнуть в неподвижный Центр Мира, вокруг которого происходит Круговое, Циклическое движение, восстанавливающее наше бытие. В плане «лени» образ Ивана весьма близок к образу Емели. Не случайно оба «персонажа» так любят лежать на Печи, которая является сакральным центром жилища. («Метасоциальный аспект Русского эпоса» – Глава 8. «Царь Мира Емеля и священная Щука»)
Печка может рассматриваться как некий храм Огня. А в индоарийской традиции Агни считался Царём Мира, сверхличностным Принципом, «персонифицированным» Полюсом бытия. («Метаполитика Царя» - Глава 3. «Царская Полнота и Полнота Райской земли») В индоарийской традиции он именовался Вайшванарой («Всечеловеком»), который был тождественен богу Агни, чьё имя не нуждается в переводе. В русских сказаниях «фигурирует» Царь-Огонь, в котором можно, с полным основанием, видеть указание на Царя Мира. (**)
Для темы же данного рассмотрения весьма важно, что в индоарийской традиции Конь рассматривался как некое воплощение Агни. Так, во время обряда, на котором имело место трение огня, конь стоит рядом с местом проведения и взирает на процесс.
7. Освобождение Души Мира
«Лентяй» Иван осуществляет метафизическое путешествие к Центру. Первым делом он отправляется за огненной Жар-Птицей (символизм Огня). Показательно, что Конёк предупреждает его о том, что это перо может принести ему серьёзные невзгоды. И, действительно, Иван сталкивается с Царским гневом. Но, в конечном счёте, он добывает волшебную птицу и получает повышение по службе, что символизирует «продвижение вверх» по линии мистической инициации. Получается, сам Иван-«дурак» метафизически гораздо «умнее» своего волшебного помощника. (Про огненную Птицу см. «Мир Людей и мир животных» - «Феникс (Жар-птица) – аспект Огня») В принципе, Конёк является «животным» продолжением Ивана. Это животное, душевное, «яростно-желательное» начало, которое подчинено духу и преображено в духе.
Далее Иван отправляется за Царь-Девицей. Её нахождение описывается следующим образом:
«Есть, ребята, окиян.
По тому ли окияну
Ездят только басурманы;
С православной же земли
Не бывали николи
Ни дворяне, ни миряне
На поганом окияне.
От гостей же слух идёт,
Что девица там живёт;
Но девица не простая,
Дочь, вишь, месяцу родная,
Да и солнышко ей брат».
Девица, как видим, находится где-то поблизости от некоей враждебной («басурманской») хаотической стихии. Это символ изначального (но тварного) хаоса, из которого был сотворён оформленный мир вещей и о котором было сказано выше.
Царь-Девица символизирует Душу Мира, часть которой похищена и удерживается на Периферии Мира, граничащей с водами хаоса. Поэтому, на данном этапе, путешествие Ивана в Центр «парадоксальным образом» предполагает путешествие именно на Периферию. (При этом, он уже получил Духовную мощь от Жар-Птицы.) Там он спасает Девицу и доставляет её Царю. Тем самым он освобождает похищенную Душу Мира, восстанавливая прежнее единство Центра. И, таким образом, как раз и происходит продвижение к Центру, а также (вос)становление Героя именно как Царя Мира. Причём, надо иметь ввиду сложную диалектику – Душа Мира и освобождается, и, в то же время, продолжает оставаться в плену – как продолжает оставаться повреждённой, в Грехопадении, и вся наша реальность. Но восстановление происходит – и происходит реально – как циклическое восстановление бытия, которое и обеспечивает всё его существование. (Данная диалектика показана в работе «Традиция и Софийность»)
Иван спасает Девицу и доставляет её Царю, который изъявляет желание стать супругом освобождённой. Но не он освободил Душу Мира - и не ему соединяться с освобождённой Мировой Душой. Сама Царевна ставит перед Царём метафизические условия, призванные сделать делание полным:
«Чем тебя я огорчил?
Али тем, что полюбил?
«О, судьба моя плачевна!»
Говорит ему царевна:
«Если хочешь взять меня,
То доставь ты мне в три дня.
Перстень мой из окияна».
При этом, Царь снова перекладывает метафизическое делание на Ивана.
«Гей! Позвать ко мне Ивана!» —
Царь поспешно закричал
И чуть сам не побежал».
8. Полёт к Луне и спасение Кита
Иван на Горбунке отправляется к хаотическому окияну, поперек которого лежит «чудо-юдо рыба-кит». Он страдает уже десять лет и не знает, как добиться прощения. Здесь снова очевиден образ животной (душевной) стихии, которая находится в плену хаоса, страдает и жаждет освобождения. И снова Иван устремляется на Периферию – с тем, чтобы достичь Центра. Иван должен узнать пути спасения, для чего он и отправляется в надземное путешествие.
«Тут Иван с землей простился
И на небе очутился
И поехал, будто князь,
Шапка набок, подбодряясь».
Там Иван встречается с Месяцем, который и поведал ему причину страданий Кита. Оказывается, Рыба поглотила тридцать кораблей, отсюда и её страдания. Безусловно, хаотические влияния на животную (душевную) стихию и обусловили некую вредоносность.
Интересен и весьма сложен образ самого Месяца. В разных традициях солнечное и лунное начало противопоставляются друг другу. Однако, говорится и о браке Солнца и Луны. Сама Луна может выступать как в мужском, так и в женском обличье. То же самое мы видим и в разбираемом тексте. Там Месяц «представлен» мужчиной и женщиной (матерью Царь-Девицы и её брата - Солнца). А в балтийской традиции Перкунас (аналог русского Перуна) разрубает Луну на две части. Сюжет разрубания (разрывания) Луны встречается и в других традициях, что указывает на резко выраженную двойственность. Иван оказывается уже на границе с регионом Души или даже в самом этом регионе (небо здесь «промежуточное» - между нашим видимым и Духовным, Райским), ведь Луна – «солнце мёртвых» – символ Нави. Ранее же он был на границе с хаотическими «нижними» водами. Сами же эти воды были разделены (для преодоления хаотичности), в результате чего и возник Душевный регион: «И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И стало так. И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так». (1.6.-1.7.) Периферия же граничит с двумя «водами»; Иван посещает оба пограничья.
Это область Сплошного движения, которое может и оживотворять, и губить. Само же Движение здесь настолько тотально, что указанный регион просто не имеет Центра. А его функцию выполняет как раз Агни – «земной бог». Именно на его животном воплощении – Коньке-Горбунке – Иван и совершает свой полёт в регион Духа. И, в отличие от Ивана Васильевича из былины «Царство подсолнечное», он не ошибся, ибо отлично знал куда летел. Вооружённый Духовно, Иван является на границу с Навью, где избегает вредоносных её влияний, но приобщается влияний благотворных, оживотворяющих.
Одолев Периферию (как с «моря», так и с «воздуха»), Иван, с помощью Кита, достаёт перстень-кольцо. Сам Кит выпускает проглоченные им корабли, преодолевая свою вредоносность и получая долгожданное избавление от страданий.
9. Царь Мира обретает себя
Царь преподносит Девице не им добытый перстень, снова предлагая ей выйти за него замуж. Однако, она указывает на серьёзное препятствие.
«Но взгляни-ка, ты ведь сед;
Мне пятнадцать только лет:
Как же можно нам венчаться?
Все цари начнут смеяться,
Дед-то, скажут, внучку взял!...
«Пусть не станут и смеяться,
Всё не можно нам венчаться, —
Не растут зимой цветы:
Я красавица, а ты?..»
Царю предлагается пройти через преображение.
«Коль себя не пожалеешь,
Ты опять помолодеешь.
Слушай: завтра на заре
На широком на дворе
Должен челядь ты заставить
Три котла больших поставить
И костры под них сложить.
Первый надобно налить
До краев водой студёной,
А второй — водой варёной,
А последний — молоком,
Вскипятя его ключом.
Вот, коль хочешь ты жениться
И красавцем учиниться, —
Ты без платья, налегке,
Искупайся в молоке;
Тут побудь в воде варёной,
А потом еще в студёной,
И скажу тебе, отец,
Будешь знатный молодец!»
Царь предлагает искупаться в этих водах Ивану, снова перекладывая на него свою метафизическую миссию. Конёк помогает Герою, обмакнув свою морду в жидкость и прыснув ею на него. В результате, Иван, после купания, становится необычайно пригожим. Тут можно предложить следующую интерпретацию. Иван, освобождающий животную (душевную) стихию, избавляется от её вредоносного (смертоносного) влияния. Более того, Душа, как сила витальная, оживотворяющая, способствует его физическому преображению. (При этом, напомним, Душа имеет и смертоносный аспект.) А вот Царь, отказавшийся выполнять свою метафизическую миссию, всего этого лишён и результат его купания – плачевен.
«Царь велел себя раздеть,
Два раза перекрестился,
Бух в котёл — и там сварился!»
Здесь, конечно, очень важно разобрать образ Царя. Он вовсе не является зловредным «персонажем», каким его показали в недавней экранизации. (В сказке против самого Ивана злоумышляет «сын боярский».) Более того, в самом тексте даётся следующая характеристика.
«Царь тотчас велел отвесить
И, по милости своей,
Дал в прибавок пять рублей.
Царь-то был великодушный!»
Однако, данное великодушие, которое правильно было бы назвать добродушием, сочетается с ветхостью, искажением и затуханием Царского образа. Собственно, сказочный Царь есть не Царь, но Ветхое-в-Царе. Именно на это и указывает Царь-Девица, когда говорит о старости и некрасивости царя. Речь тут идёт, конечно, вовсе не о физических качествах. В Царской полноте есть как бы два «полюса» - вечно-новый и сиюминутно-ветхий. И, между ними, происходит мощное напряжение. Пробуждению и победе первого полюса способствует Герой. Ярчайшим примером такого подвижничества является консервативно-революционное выступление Ильи Муромца, направленное «против» князя Киевского Владимира. Точнее сказать, направлено оно было против ветхого начала в княжеском (Царском). («Метасоциальный аспект Русского эпоса» – Глава 1. «Царь Мира, Илья Муромец и путь Героя»)
Однако, в качестве Героя может выступать и сам Царь, как это было, например, в случае с Иваном Грозным. («Метаполитика Царя» – Глава 6. «Царь и его Внутренняя Революция»)
Иван-«дурак», при опоре на Конька-Горбунка (преображённую душевную стихию), совершает Духовный подвиг пробуждения Царского архетипа, становясь Царём. Полёт Ивана и Конька - Духовный, Небесный - вне зависимости от пункта назначения. Его взаимоотношение со «старым» Государем не есть отношения двух личностей. Это взаимоотношение двух полюсов внутри одной сакральной реальности. Сам Иван и есть Царь Мира, который совершает Героическое и, в то же время, Духовно-инициатическое действо. Он отправляется на Периферию, освобождая похищенную, повреждённую Душевность, преображая её Духовно. Он восстанавливает Центр, а, следовательно и себя, который данный Центр (Полюс) персонифицирует. Иван преодолевает свою же Ветхость, олицетворяемую «царём» из сказки, которого мы теперь смело можем взять в кавычки.
(*) В малороссийских сказаниях повествуется о некоем великане, который вознамерился забраться на «бескрайнее небо». Но Господь его туда не пустил - и великан именно что застрял. Здесь вспоминает Рене Генон, который писал о «святых сатаны» - людях, которые занимались инициатическими практиками, надеясь достичь неких запредельных вершин. Однако, путь туда для них оказался закрыт, и они попытались вернуться назад. Да вот не тут-то было, ведь во время этих практик произошли некие весьма сильные изменения.Практикующие приобрели некое могущество, но оно не духовное, а душевное («психическое»).
(**) «Царь-Огонь и Грозная Царица Маланьица противостоят некоему царю Змиулану, который имеет некие несметные стада. Это стадо они могут сжечь. Змей здесь выступает как некий антицарь, его вполне можно считать периферийным небытийным полюсом – сплошным количеством. И в данном плане, у этого антицаря и антицентра тоже есть своя вторая половина – Душа мира, взятая в её низшем аспекте.
В сказках она фигурирует как царица-змея. Порой в них говорится именно о змеиной царице, порой о змеином царе. Существует и целое змеиное царство, и два раза в год змеи собираются на свой совет. В одной из сказок данный персонаж оборачивается красной девицей, которую казак спасает именно от огня (как представляется, здесь не обошлось без Огненного царя.) Она обвивается вокруг шеи казака и заставляет его добираться до некоего Оловянного царства. В конечном итоге, змея снова оборачивается девицей, которая оказывается дочерью короля, которую оборотил в змею Кощей Бессмертный. В конечном итоге, казак женится на ней. Это явно свидетельствует о двойственности Змеи. Она пленена и похищена Змеем, что можно считать пленением мировой Души, вынужденной существовать в двух аспектах, а также в промежуточном состоянии». («Традиция и Софийность» – Глава 1. «Структура трёх Миров»)
Тема освобождения Души Мира будет затронута ниже.
