Разбирая архивы из огромного наследия своего отца, поэта и переводчика Юрия Ключникова (1930–2024), я нашёл несколько ещё не опубликованных его переводов, а точнее говоря — переложений стихов латиноамериканских поэтов (Пабло Неруда и Жорж Амаду), посвящённых теме Сталинграда, великий подвиг которого мы отмечаем в эти дни. Потом я вспомнил, что у отца есть ещё перевод стихотворения известного индийского поэта со сложным именем Субхаш Мукхопадхьяй, которое тоже посвящено великому городу и сражению, где решалась судьба мира (оно было опубликовано в его книге «Слово Ариаварты: 35 веков индийской поэзии»). Те же восточные предания утверждают, что это вообще было главное сражение в истории человечества. Запад, кстати, в то время оценил и не мог не оценить подвиг Сталинграда, назвав в ряде европейских городов именем этого города площади и улицы. Но стихов о Сталинграде в западной поэзии нам с отцом не удалось найти, здесь больше потрудились страны Латинской Америки и Индия. По этим стихотворениям видно, с каким трепетом оценивали подвиг сталинградцев поэты этих стран, совершенно не боясь, что кто-то в мире назовёт их сталинистами, как до сих пор опасаемся мы. Думаю, очередная, 82-я годовщина победы в Сталинградской битве может быть отмечена публикацией этих стихотворений, которые напомнят нам о беспримерном сражении, решившем будущее не только нашей страны, но и всего мира в нашу пользу. Может быть, это приблизит и тот час, когда имя советского вождя вернётся славному городу.
Сергей Ключников, главный редактор журнала"Наука и Религия", секретарь Союза писателей России.
ПАБЛО НЕРУДА (1904 –1973)
Пабло Неруда (подлинное имя Рикардо Рейес) — знаменитый чилийский поэт, дипломат, политический и общественный деятель, нобелевский лауреат в области литературы, крупный деятель Компартии своей страны. Родился в семье железнодорожного рабочего и учительницы, мать Неруды рано умерла. Мальчик начал писать стихи в возрасте 10 лет. Ему повезло с хорошими наставниками — его первым проводником в мир большой поэзии стала Габриела Мистраль, впоследствии также нобелевский лауреат. Она преподавала в том колледже, где учился юный Рикардо, и открыла ему мир мировой и русской литературы. Он продолжил свои поэтические опыты и когда стал публиковаться, то взял себе псевдоним «Пабло Неруда», имея в виду имя Яна Неруды — писателя из Чехословакии. Причина смены фамилии — конфликт с отцом, который не хотел, чтобы его сын занимался поэзией.
Юноша поступил в педагогический институт в Сантьяго на отделение французского языка — Франция многими латиноамериканцами воспринималась как литературный рай. Неруда выпускал сборники стихов, которые становились всё более популярными в Чили, а его отдельные стихотворения занимали первые места на литературных конкурсах. Его увлекали новые направления в поэзии — модернизм и авангардизм. Он писал также романы в этом ключе, пробуя реализовать себя в разных ипостасях. Общительный, коммуникабельный, обаятельный человек демонстрировал деловую чёткость в своей общественной деятельности и обратил на себя внимание чилийских властей, которые уже в 23 года отправили его консулом в Бирму — назначать поэтов дипломатическими представителями в традициях Латинской Америки. В течение нескольких лет Пабло Неруда перебывал консулом в нескольких странах Юго-Восточной Азии — в Сингапуре, на Цейлоне, в Голландской Ост-Индии. Работа консула оставляла время для написания стихов и он создал ряд произведений, ставивших впоследствии основой книги «Местожительство — Земля». Его переместили на консульскую работу в Аргентину, затем в Испанию, где он познакомился с Федерико Гарсиа Лоркой и другими испанскими поэтами, издавал вместе с ними литературный журнал «Зелёный конь поэзии». Его ужаснула начавшаяся в Испании гражданская война и он занял всецело республиканскую позицию, осудив режим Франко.
Прирождённый дипломат, Неруда не смог сдержать своих чувств неприятия фашизма и без каких-либо официальных полномочий публично заявил, что Чили поддерживает республиканцев. За этот демарш он был отозван официальным правительством Чили, однако его дипломатическая карьера была продолжена — Неруду направили с кратковременной миссией во Францию, где он помогал республиканским беженцам переехать в Чили. Затем работал секретарём чилийского посольства и генеральным консулом в Мексике. Во время Великой отечественной войны очень сочувствовал СССР, написал цикл стихотворений «Три песни любви Сталинграду» (кстати, в 1953 году он получил Международную Сталинскую премию). В 1943 году он возвратился в Чили, был избран в Сенат республики, а затем вступил в Компартию и оставался в её рядах до конца жизни.
Однако легальная деятельность чилийской Компартии сделалась невозможной вскоре после прихода к власти Габриэля Гонсалеса Виделу, который вначале сильно заигрывал с коммунистами, но после избрания президентом начал преследовать своих недавних союзников. Неруда не смог долго терпеть такую политику и в 1948 году в одной из своих речей в Сенате назвал Видела марионеткой Америки. Произошёл скандал, Неруда был обвинён в государственной измене, изгнан из Сената и вынужден был перейти на нелегальное положение. Вскоре после этого ему пришлось бежать из страны — он тайно перешёл границу Чили с Аргентиной, а потом уехал в Париж, где занялся активной общественно-политической жизнью. Он много ездил, побывал в СССР, Польше, Венгрии, Индии, Китае, получил Международную премию мира, создал поэму «Всеобщая песнь», благодаря которой получил мировое признание как поэт. Она была издана в Мексике, где иллюстрации к ней сделали два знаменитых художника Диего Ривера и Давид Сикейрос. После того как Видела проиграл президентские выборы Неруда возвратился в Чили, где вёл активную политическую жизнь и в то же время работал над книгами «Оды изначальным вещам», «Плавания и возвращения», «Руки дня», Сонеты любви» «Конец света» и другие. Неруде предлагали выдвигаться на пост президента страны, но он отказался в пользу своего давнего друга Сальвадора Альенде.
После победы Альенде новая власть решила использовать огромный профессиональный опыт Неруды и направила его послом во Францию. Он провёл на этой должности примерно полтора года и в 1971 году получил Нобелевскую премию с формулировкой «За поэзию, которая со сверхъестественной силой воплотила в себе душу и судьбу целого континента».
Напряжённая жизнь дала о себе знать болезнями. Неруда заболел раком и возвратился в Чили. Но и здесь он не получил желанного покоя. Через год в стране произошёл военный переворот и к власти пришёл диктатор Аугусто Пиночет. Сальвадор Альенде погиб, тысячи его сторонников были уничтожены или лишены свободы. Эти события, а также унизительные обыски и допросы окончательно подорвали здоровье поэта. Ему предлагали бежать в Мексику, но он отказался покинуть Чили и умер в больнице Санта-Мария в Сантьяго. Есть версия, что Неруда был отравлен по приказу Пиночета. Друзья говорили, что несмотря на болезнь, он чувствовал себя вполне сносно. Смерть наступила вскоре после укола, который ему сделали в больнице. Похороны поэта вылились в масштабную акцию протеста.
Творчество Неруды, его страстная, густая по мысли и богатым образам поэзия не оставляла равнодушными современников. Как писал ещё один великий литератор Латинской Америки Хулио Кортасар, на читателей «ошеломлённых, зачарованных, а то и разъярённых, обрушился поток слов, наполненных плотной материальностью, камнями, мхами, звёздной спермой, береговыми ветрами, ласточками самой дальней дали, перечнем руин и рождений, каталогом деревьев и металлов, гребней и женщин, утёсов и величественных штормов». Оценку творчества Неруды затрудняла манера его письма: длинные строка без соблюдения размеров как бы вываливали на сознание читателей огромный поток образов, метафор, эмоций, сравнений. Им восторгались, его критиковали, называя «певцом хаоса», «великим плохим поэтом» (так говорил о Неруде знаменитый испанец, поэт Хуан Рамон Хименес, который впоследствии, впрочем, признал за Нерудой право выражать латиноамериканскую стихию именно таким способом). Переводить стихи Неруды на русский язык не просто — нужно или ломать его растянутые строки и просто пересказывать смысл стихотворения или оставлять белый стих, который в России всегда воспринимается с трудом. Потому я попытался сохранить его сложный «полугекзаметр», который в русском пересказе может выглядеть как некое высокое косноязычие.
Но уже в своих ранних произведениях Неруда демонстрировал свой дар — любоваться миром и внимательно исследовать его, сохраняя способность видеть необычное и свободно и оригинально складывать между собой слова и образы. С одной стороны, его творчество было наполнено ярким индивидуализмом и утверждением своего необычного мировосприятия, с другой стороны он всё время выходил за границы человеческого «я» и сливался с природой, с народом, с нацией, отрицая эгоизм и на уровне мировосприятия и на уровне идеологией. Его марксизм в латиноамериканской чувственной окраске был абсолютно органичен.
Творчество Неруды — это очень чувственное творчество. Он любил жизнь во всех её проявлениях, любил женщин (у него только официально было три жены, а также множество возлюбленных в разных странах). В его стихах много эротики, и поэтический темперамент крупнейшего латиноамериканского поэта проявляется в размахе страсти — от высокой любви до физиологии, которая у него никогда не выглядит пошлой.
Неруда был поэтом и дипломатом, и первая ипостась его души превосходила вторую. Он сам не был властью (или если и был, то это была так называемая мягкая сила и власть, присущая дипломатии), но был рядом с этой властью и всегда мог постигать её природу и даже описывать её . Однако это описание власти он оставил для книги своих воспоминаний «Признаюсь: я жил», где он воссоздаёт исторические события, свидетелем которых он был и людей, в том числе и политиков, с которыми ему приходилось встречаться. В стихах он говорит о любви, о нежности, о жизни и её смысле, о героических свершениях людей, сражающихся за свои идеалы, иногда в других странах. Это, конечно, не власть напрямую, но атмосфера, в которой власть проявляет себя, и можно сказать власть высокого. Три стихотворные оды Сталинграду, подвигом защитников которого он восхитился, тоже говорят о власти высокого, будь то власть любви к своей земле, заставляющей людей сражаться насмерть или власть свободы, с которой человек не хочет расставаться.
ПЕСНЬ ЛЮБВИ К СТАЛИНГРАДУ
Пахарь ночью проснулся и тянет к заре свои руки:
«Зорька, юное солнце, ответствуй, под силу ли этим рукам
Драться за этот город, испытывать боли и муки,
Но ни пяди не сдать озверевшим от злобы врагам?»
Он зарю вопрошает:»О зорька, ну разве не слышит
Вся земля как струится во мгле кровь героев святых,
Как взрывается небо от бомб и как воздух страданием дышит,
И как в море моряк, на волнах колыхаясь крутых,
Смотрит в сизую мглу и в созвездиях огненных ищет,
Отблеск красной звезды огнеграда в туманной дали.
Ему дух наполняет звезда и дарует надежду и пищу —
Он хотел этой скорбной звезде поклониться с земли.
Люди, вздыбясь на волны взывают к звезде Сталинграда:
«Город встань, ощетинься мильоном штыков,
Пусть пугливая ночь затаится под грозным сиянием взгляда,
Глаз сурово горящих отважных бессмертных стрелков!»
Вспомнив славный Мадрид, защищавший отчизну испанец,
Скажет: «Брат не сдавайся, за город великий держись!»
И крови пролитой там, в Испании, здесь проступает багрянец,
Ведь во имя Испании здесь, как и там отдают свою жизнь.
Вопрошает испанец, с земли привставая геройской:
«Жив ещё Сталинград?» И его так понятен вопрос!
Билась в милой Испании наша республика с войском,
С тёмной властью господ, что пустили страну под откос.
Чрез застенки прошла наших славных героев плеяда,
Стены камер их помнят страданья и подвига свет,
Чтит Испания жертвы горящих сердец Сталинграда,
Она видит, каким должен быть твой победный ответ.
Ведь Испания знает, как быть одинокой в сраженье,
Только ты Сталинград, в одиночку ведущий свой бой,
Ты, идущий к Победе сквозь беды и боль поражений,
Ты поймёшь, почему её лучшие дети идут за тобой.
Ведь Испания рыла ногтями свою затверделую почву
В дни, когда цвёл Париж, вместе с Лондоном в парках гулял,
А с испанского древа текла кровь ручьями, на прочность
Проверяя наш дух, в него каждый в те годы стрелял.
Но сегодня удел главный выпал на девушек стойких,
На парней в стужу город хранящих от чёрного зла,
Жадной стаей ползут скорпионы, чтоб в сердце ужалить, чтоб только
Ты бы пал, Сталинград, чтобы правда славян умерла.
Ну а в это же время танцует Нью-Йорк беззаботно,
Лондон думает как в свои лживые игры сыграть…
Я кричу: мы устали жить в мире, который зовётся свободным,
Но оставил героев одних на промозглых ветрах умирать.
Вы оставили их, что ж и вас, час наступит, оставят,
Вы хотите, чтоб жизнь в замогильную скрылася мглу,
Чтобы мёртвых побольше усталой земле предоставить,
Так чтоб небо и ваше закрылось, оставим вам ад и золу?!
Мир устал от ничтожных геройств разудалых,
Когда сонм генералов убьёт пятьдесят обезьян,
От пустых ассамблей для осенних дождей этих малых
С председателем-зонтиком, прячущим жалкий изъян.
Всё серьёзней в мильон раз, никак мы не можем пробиться
К славным стенам твоим, дорогой и родной Сталинград.
Мексиканцы, мы, арауканы и все патагонцы, чилийцы,
Миллионы нас всех и помочь тебе каждый так рад!
Город огненный, ты продержись сколько можешь,
Мы придём, хоть пока не открыли для нас второй фронт,
Не сдавайся железу и пламени адскому тоже,
Не умрёшь ты, мы верим, светлеет вдали горизонт.
Твои люди не знают про смерть и, отряды построив,
Будут драться, хоть замертво все б как один полегли,
И посеют на пашнях планеты останки великих героев,
Чтоб как зёрна они на земле нашей грешной взошли.
НОВАЯ ПЕСНЬ ЛЮБВИ К СТАЛИНГРАДУ
Не из чернильной влаги стих рождён,
Он не нуждается в защите и ограде,
Сим жребьем не унижен вовсе он,
Коль создан, чтобы петь о Сталинграде.
Он о погибших истово рыдал
И он привык к бомбёжке и осаде,
Сроднился с пулемётом, боль видал
И звал на помощь к тем, кто в Сталинграде.
Весь мир к нему на помощь шёл
Америка к сраженью подключилась,
А это значит не один бой вёл
И поражения никак не получилось.
И Франция, опомнившись от слёз,
Возводит баррикады в мире ада,
Сжимает пламя ярости в мороз.
Не одинока крепость Сталинграда.
Из темноты пикируя на свет,
Прорвав все загражденья и преграды
Британский лев в преддверии побед
Идёт на помощь силам Сталинграда.
Обуглились в нём трубы, потемнел
Лик города, где не было парада,
И горы трупов вражеских и тел
Лежат у врат святого Сталинграда.
Бойцы хребет врагу сломать могли,
И лапы, он не знал для нас пощады
В сугробах героической земли
Торчат ботинки, не прошли по Сталинграду.
Как небо ясен пламенный твой взор,
Как велика бесстрашия громада!
Твердыня духа держит твой дозор,
Штыки границу держат Сталинграда!
Твои истоки — лавр и молот наш,
Огонь в глазах вождя для нас награда,
Пусть враг замёрзнет, холод — это страж
Победы и величья Сталинграда.
Сумели твои славные сыны
Добыть победу из глубин земного ада.
На грудь земли повесить вы должны
Высокий орден с ликом Сталинграда!
Воспрянул дух народа, нет не зря,
Огонь любви зажёгся среди чада,
И командармов славная заря
Взошла на небе дымном Сталинграда.
Надежды высшей праведный восторг
В душе раскрылся как цветок родного сада
И в Книге Жизни испещрён листок
Штыками города-героя Сталинграда.
Из мрамора и стали обелиск
Встал перед каждым рвом — врагу преграда.
Он как алтарь для нас, врагу же иск
За смерть и зло в кварталах Сталинграда.
Грохочут взрывы, сталь свистит кругом,
Врага сражают пули и снаряды,
В глазах слеза, в груди восторга ком
От гордости за славу Сталинграда.
Свистит метель и вьюга вьёт круги,
Бегут врагов поникшие отряды,
Мы их сильней, хотя страшны враги,
Ещё страшнее смерть под Сталинградом.
Мы помним их неправедный триумф,
Когда прошла зловещая армада,
Под Триумфальной аркой звон и шум,
Отравленная Сена серным ядом.
Они испачкали, что не очистить враз,
Античный портик дорогой Эллады,
Но верили ль они в злодейства час,
Что Страшный Суд их ждёт под Сталинградом?
Голландию, страну цветов и рек,
Они пугали грозной канонадой,
Но больше миллиона человек
Легло навек в степях под Сталинградом.
Они Норвегии чистейшие снега
Залили кровью, не страшна расплата,
Не зная, что удар найдёт врага –
Возмездие придёт из Сталинграда.
Так славьтесь непокорные ветра,
Они ещё споют нам всем рулады!
Да здравствуют стальные мастера,
Родня стального града Сталинграда!
Да здравствуют великие бойцы,
Герои, не погаснет чья лампада,
И солнечных узоров изразцы,
И лунная соната Сталинграда!
Когда финальный прозвенит звонок,
Найдут осколок страшного снаряда,
На гроб положат, сверху колосок,
Политый густо кровью Сталинграда.
Пусть памятник поэту будет мал,
Не нужно мне наград, не в том отрада,
Не я ковал победу, но сковал
Стальную песню — вива Сталинграду!
ЖОРЖ АМАДУ (1912 - 2001)
Жоржи Леал Амаду ди Фари́я — известный бразильский писатель, журналист, политик и общественный деятель. Его творчество высоко оценено и в Бразилии, и во всём мире. Был лауреатом ряда международных премий и в течение многих лет возглавлял Бразильскую академию литературы. Среди многочисленных формальных наград ему милее всего было неформальное звание «литературного Пеле», которое ему дали литературные критики. Он конечно, больше прозаик, чем поэт и написал около 30 романов, изданных на родине 20-миллионным тиражом, а в мире 80-миллионным тиражом на 48 языках. Амаду родился в г. Ильесусе в штате Байя, где, по его же свидетельству, «очень глубоки традиции африканского населения». Он также утверждал, что «мы, баиянцы, смесь ангольцев с португальцами, в нас поровну от тех и других…».
Происхождение и этнокультурные особенности его родины безусловно повлияли на характер писателя и в каком-то смысле предопределили его судьбу — в детстве он был хулиганом и бродягой, а в зрелом возрасте неуёмным путешественником, романтиком и авантюристом. Конечно, он ещё был и правдоискателем — не зря вступил в компартию и имел по этому поводу многолетний конфликт с властями собственной страны. При этом Жорж Амаду происходил из вполне зажиточной семьи — его отец полковник Жуан Амаду имел плантанцию какао (в Латинской Америке любого более или менее крупного латифундиста принято называть полковником). А грамоте и любви к литературе его научила мать. Его очень привлекала жизнь улицы и городского дна, притягивали фавелы и потому в возрасте 10 лет он часто убегал из дома, а однажды покинул родное гнездо на целых два месяца и бродил по стране, пока его не отыскал обезумевший от переживаний отец. Через какое-то время его отца убили конкуренты по вопросам земельной собственности, и Амаду вновь пришлось вкусить горький хлеб нищеты. Тем не менее, он, несмотря на свою безалаберность, смог какое-то время поучиться в религиозном колледже, где не столько посещал занятия, сколько запоем читал мировую литературу. Позже учился в гимназии и начал выпускать там школьную литературную газету «Отчизна». Затем поступил в университет в Рио-де Жанейро, где среди профессуры и студентов были весьма популярны левые идеи. Он знакомится с видными коммунистами Бразилии, участвует в «Движении 1930-х» и наконец, вступает в Компартию. Но в Бразилии была сильна и охранительная реакция, Амаду обвинили в заговоре с целью мятежа. Он сидел в тюрьме, был выпущен и не один раз подвергался процедуре высылки из страны.
Ему удалось закончить юридический университет в Рио-де-Жанейро, но деятельности в сфере юриспруденции он предпочёл занятия литературой. Но перед тем как писать, нужно хорошо узнать жизнь. Амаду совершил большое путешествие по Бразилии, затем побывал в ряде стран Латинской Америки и наконец, в США, позднее в Чехословакии и в Китае. Он пишет ряд произведений, наиболее ярким из которых стал его роман «Капитаны песка» (1937), по нему был создан знаменитый и любимый в России фильм «Генералы песчаных карьеров». На него был навешен ярлык «коммуниста» (в тогдашней Латинской Америке это означало почти то же самое что название «террориста» сегодня). За это он был снова задержан, затем за недостатком улик выпущен, но тираж его книг сожгли. После этого Амаду был вынужден покинуть страну и провести годы в изгнании вначале в Уругвае, затем в Аргентине.
После Второй Мировой войны деятельность Компартии в стране была легализована, Амаду вернулся на родину, был избран от Сан-Паулу депутатом в Национальный Конгресс, стал вице-президентом Национальной Ассоциации писателей и подготовил немалое количество законопроектов, в том числе и закон о свободе совести. В своих политических инициативах Амаду был очень эксцентричен — так, он активно продвигал баиянскую народную культуру с её культом древних божеств — Огуна, Шанго, Эшу, Йеманжи, упоминания которых можно было найти на страницах его романов. За это представители этой культуры дали ему титул жреца верховного божества в африканском пантеоне грозного Шанго. Он продвигал и пытался законодательно защитить афробразильские ритуалы кандомбле с их песнями, танцами и обычаями. Противники Амаду обвинили его в том, что он якобы является практикующим жрецом чёрной магии вуду, что, конечно, было ложью. Он объяснял, что вуду и кандомбле — это разные культы и он хотел бы легализовать культ последних, поскольку баиянцы всегда подвергались насилию и полиция избивала их за то, что они бедные и беззащитные.
Однако карьера депутата бразильской Компартии не задалась — в результате партийных интриг его лишили депутатского мандата и он отправился в Париж, где познакомился с Пикассо и Сартром, путешествовал по Восточной Европе и попал в СССР, где был очень хорошо принят (всего он посетил СССР 13 раз). После возвращения на родину в 1952 году Амаду активно занялся писательским трудом, в 1956 году вышел из Компартии, хотя и остался человеком социалистической ориентации, чьи симпатии на стороне бедных и угнетённых. В 1967 году он отказался участвовать в выдвижении на Нобелевскую премию. Причина — любовь к свободе и дух противоречия, присущие ему с детства: «Когда все дружным хором говорят «да», я говорю — «нет». Таким уж уродился». Объясняя свой взгляд на мир, славу, партийные проблемы, Амаду говорил:
»Я, слава Богу, никогда не ощущал себя ни известным писателем, ни выдающейся личностью. Я — просто писатель, просто личность. Разве этого мало? Я был и остаюсь жителем бедного города Баия, праздношатающимся зевакой, который бродит по улицам и глазеет по сторонам, именно в этом полагая цель и смысл своего бытия. Судьба была ко мне благосклонна и дала много больше того, на что я мог рассчитывать и уповать».
Последние годы жизни Амаду много болел и очень переживал, что не может полноценно заниматься литературой. Он постоянно возвращался в своих романах к своей любимой теме — жизнь на плантациях. Умер крупнейший бразильский писатель в 2001 году от сердечного приступа на 89-м году жизни. Согласно завещанию, его прах был развеян среди корней мангового дерева.
Проза Амаду, к наиболее ярким произведениям которой принадлежат «Лавка чудес», «Габриэлла, гвоздика и корица», «Жубиаба. Мёртвое море», »Море исчезающих времён», «Дона Флора и два её мужа. Габриэлла» была необыкновенно жизненна — по мнению литературоведов, он сумел внести на страницы своих романов несколько сот реальных людей, необязательно известных, скорее это были люди из народа. В его произведениях постоянно упоминаются песни, музыкальные инструменты, гитара, танцы. Его относили к жанру «магического реализма». Помимо прозы, Жорж Амаду иногда писал стихи и у него это хорошо получалось. Его «Ода Севастополю» и «Ода Сталинграду» — образец искренности и цветистости стиля. Они пронизаны верой в победу света над тьмой, цивилизации над варварством, народного единения над индивидуализмом, отрицания фашизма как абсолютного зла.
Жорж Амаду был дипломатом и играл в Бразилии роль художественного идеолога, в центре внимания которого была жизнь беднейших слоёв населения, тех, кого в буржуазных кругах принято называть люмпенами. Но в большей степени он был революционным идеологом, социалистом, которого всегда интересует тема власти и который убеждён, что буржуазная власть не может быть положительной. Потому он всегда выступал за народ и поддерживал идею восстания, хотя и не любил кровопролития. Он любил жизнь и его социализм был жизнелюбивым.
ВЕСНА В СТАЛИНГРАДЕ
Я пришёл на место битвы славной,
До неё был город над рекою,
Где царил цветущий мир державный,
С женскими улыбками, с покоем.
Но сейчас лежит в руинах город,
Победивший смерть цветенья ради.
Но нигде так не звучало гордо
Слово «Человек» как в Сталинграде.
Никогда таким великим самым
Не было величия народа,
Где к победе каждый шаг упрямый
Измерялся кровью благородной.
Юноши и зрелые мужчины
Жизнь свою за нас отдали.
Пусть огромны высятся руины,
Строек больше здесь мы увидали.
Сверлят сердце мне войны воронки,
Но от боли даруют спасенье
Корпуса заводов, гул их громкий,
Тракторов рокочущих рожденье.
Где совсем недавно мчались танки —
Улица прекрасная и зданья.
Сталинград, град царственной осанки,
Украшенье жизни в мирозданье!
Твои люди в яростном сраженье
Право на бессмертье получили
И дорогу с правильным движеньем
«Улицею Мира» окрестили.
Одолев коричневую нечесть,
Жаждут те, кто победил неволю
Строить город, мир, красу и вечность,
Трактора отправив прямо в поле.
Счастлив я и небу благодарен,
Что к земле священной прикоснулся,
Что сиял он, чист и лучезарен,
Город, где надежды свет вернулся.
Город, где разруха и траншеи
К самой высшей присуждён награде —
Дерева шумят, цветут аллеи,
Я весну увидел в Сталинграде.
СУБХАШ МУКХОПАДХЬЯЙ (1919—2003)
Как большинство индийских поэтов, Субхаш Мукхопадхьяй родился и вырос в Бенгалии, изучал философию в Шотландском церковном колледже в Калькутте. Рано стал известным. Его первый сборник стихов «Падатик» («Пешеход»), ряд критиков считают вехой в развитии современной бенгальской поэзии. Считается самым левым из крупных поэтов Индии ХХ века. Вступил в компартию этой страны в начале 1940-х годов, будучи ещё студентом. Вышел из её рядов в 1982 году. Писал стихи, романы, публицистические статьи, сказки для детей, был редактором ведущего бенгальского журнала «Parichay». Всю жизнь занимался и поэтической, и общественной деятельностью. Отличался прямотой, бескомпромиссностью в политике, но стихи писал в весьма разнообразной манере — от традиционных до таких, что считались по тем временам модернистскими. По своим политическим взглядам был традиционалистом, поклонником России, однозначно отрицающим фашизм.
CТАЛИНГРАД
Грознее не бывало Курукшетры* —
Северо-запад запылал в огне.
Пахнули жаром дьявольские ветры,
Их пепел разлетелся по стране.
У стёкол окон опустели рамы,
Где высились дома — теперь стена.
На город опустилась лапа Ямы***,
Сражается с ним целая страна.
Страшны орудий пламенные жерла,
Угрюмы танков хриплые плевки.
Но самая безжалостная жертва —
Когда в бою встречаются штыки
Страна стальные обнажает зубы
Навстречу беспощадному врагу.
Не гасит также заводские трубы
На волжском непреклонном берегу.
Работают мальчишки и солдаты,
Сражаясь до конца за каждый дом.
Строения — и те в боях распяты.
Гремит над ними непрестанный гром.
Безусые уходят ввысь и в землю —
Без оговорок, золотая молодёжь.
Зловещего господства не приемлют.
Богатырей подобных где найдёшь!
Живые, раздвигая, трупов горы,
Нащупывают путь в горящей мгле.
Когда и где ещё подобный город
Существовал на выжженной земле?!
Чем души славных воинов согреты,
Воюющих в невиданном бою?
Они хранят не только честь свою —
Достоинство спасают всей планеты!
Отныне чужеземные останки
Святую землю будут удобрять,
Ржаветь в земле заносчивые танки
И вздрагивать любая злая рать.
Всем сердцем уповаем на Россию,
В ней видим исполнение судеб,
Бессмертие Земли, святую силу
И кровью обагрённый вечный хлеб.
1943 г.
* Букв. «поле Куру». Описанный в «Бхагавадгите» доисторический Армагеддон.
** Яма — владыка Преисподней.
