Мужицкая, тяжеловесная и тяжелостопная, крепко-лапотная беллетристика; с напластованием подробностей, столь живых и колоритно поданных, что этнографический момент становится несомненен.
Он хотел писать правдой, мало соотносясь с художественностью; поэтичность языка, его световые возможности были недоступны трудному и трудно жившему Златовратскому; после Глеба Успенского, несомненного мастера языка, Николай Златовратский был, пожалуй, вторым по известности писателем-народником, густо и мощно влияя на различные слои тогдашнего социума.
Филантропически-народолюбивый аспект был чужд ему, адепту правды, и только её; приближение к сероватой плазме чернозёмной действительности волновало Златовратского в первую очередь.
Точное, скрупулёзное воспроизведение всех мелочей крестьянского быта, сам изъятый из глубин язык, типажи…
Всё суммировалось, давая глыбообразное общее.
В 40-х годах писатели стремились отыскать в мужике человека: забывая, что он в первую очередь мужик: и что…к человеку его поднимать придётся, жертвуя комфортом иных слоёв.
В публицистике Златовратский подчёркивал, что литература тогдашняя не дала ни одной убедительной картины общинной жизни: он стремился наверстать упущенное.
По нему можно изучать мужицкие устои; суммы мелочей, дробных, почти бесцветных, вдруг объединяясь, словно фейерверком изливаются в литературное пространство.
Не до изящества.
Деревенские будни лишены его напрочь.
…ещё в гимназии Златовратский выпускал рукописный журнал; поучился потом и в Московском университете, и в Петербургском: закончить не удалось – борьба с нуждой имела первостепенное значение.
Становится корректором «Сына Отечества» - что пробуждает страсть к литературной деятельности; первый рассказ наименован «Падёж скота».
Литературный заработок редок, писатель переезжает в родной Владимир, здесь дела идут лучше.
Повесть «Крестьяне-присяжные» имеет успех; собрание сочинений дважды издавалось при жизни.
Интересно, что литературные приёмы, использовавшиеся им, сложно подвести под какие-то установившиеся формы и нормы: словно для изображения той правды, которую полагал единственной, изобретал соответствующие методы, своеобычно смешивая этнографию, беллетристику, публицистику…
И хотелось, хотелось ему порой превратить серенького, невзрачнейшего мужичонку в Микулу Селяниновича: ведь был же когда-то…
Он прошёл со своим крестьянским эпосом, энциклопедией народной жизни, тяжело ступая по дороге времени; он остался в истории литературы, некогда сыграв в ней весьма заметную роль.
