«СССР: 22 400 000 квадратных километров без единой рекламы кока-колы!»
Габриэль Гарсиа Маркес.
Действительно, зарубежные гости обращали внимание на информационную чистоту наших городов. Агитационные плакаты, киноафиши, кумачовые растяжки, славящие партию и комсомол, образы «Аэрофлота» и призывы хранить деньги в сберегательной кассе. И – всё. Тогда как населённые пункты западного мира казались буквально «задушены» броскими творениями господ-маркетологов. Илья Ильф и Евгений Петров в своей «Одноэтажной Америке» констатировали, что буйство рекламных слоганов не оставляет вас и в самом крохотном town-е, скорее напоминающем деревню.
Выставка «Парадный портрет Москвы. Плакат в городе. Город в плакате», проходящая в Музее Москвы – это рассказ об историческом памяти и, хотя, упор сделан именно на столичные реалии, это лишь предлог, чтобы поговорить о роли плаката в XX столетии. Также есть возможность отследить, как изменялись художественно-стилистические нюансы - от витиеватого Ар нуво до сочной эры диско.
Экспозиция начинается Первой Мировой войной и плакатом с изображением Дмитрия Донского. Воззвание помогать раненым, больным и обездоленным. Автор – именитый и даже великий. Это - Константин Коровин. Его плакат - стандарт русского Модерна с его «древнеславянской» вязью. Востребованы образы прошлого в их полумифическом, эстетизированном варианте. А рядом - совместная работа Владимира Маяковского и Казимира Малевича. Что характерно, никакого футуризма и супрематизма! Плакаты выполнены в лубочном стиле и вещают о подвигах на фронте и победах русского оружия. И снова обращение к традиционным формам, в которых именно футуристы черпали своё вдохновение, подобно Велимиру Хлебникову, считавшему, что язык будущего должен быть основан на древнерусской гармонии.
Начало XX столетия – это ещё и бурное развитие кинодела. Наш синематограф начался не с ленинской фразы о «важнейшем из искусств», а практически сразу после нашумевшей премьеры братьев Люмьер. В России были свои кинозвёзды, вырабатывался уникальный киноязык, а в прессе горячо спорили: что победит в конечном зачёте – театр или «двигающиеся фотографии»? Тут - афиша фильма «Сильный человек», где инфернального вида злодей не то обнимает, не то уже душит свою жертву. Занятно, что режиссёром этой фантасмагории был сам Всеволод Мейерхольд.
Гражданская война не только не затормозила путь искусства, в том числе - плакатного, но и породила особые направления. Возникли дивные Окна РОСТа, где царил Владимир Маяковский – умелый и жёсткий карикатурист. Перед нами – плакат, выполненный «агитатором-горланом-главарём», как называл себя сам поэт. Пузатый буржуй сброшен, но хозяйство разрушено войной. Требуется восстановление того, что завоёвано в кровавой битве. Узнаваемая стилистика Маяковского – динамичная, немного хулиганская.
1920-е годы – столкновение и неуютное сосуществование двух идеологий – социалистической и НЭПовской. Вернулась буржуазная реклама с обещанием устроить «ондулясьон на дому» и с констатацией, что «крем "Анго" придаёт исключительную белизну коже». Однако явилась реклама товаров «от Моссельпрома» и кооперативов, исходящая от государства и, если нэпманы пользовались услугами частных рисовальщиков, зачастую немилосердно халтуривших, то Моссельпромовские лозунги, выполненные корифеями, вошли в мировые учебники по дизайну.
Плакаты 1920-х выполняли миссию – они должны были непрерывно воздействовать на сознание и подсознание, так как на кону стояла крупномасштабная задача – выковка нового человека. Отсюда – масса плакатов, посвящённых смычке, то есть союзу города и деревни (один из вариантов представлен в экспозиции), преимуществам рабочих клубов или изб-читален. Выпускались жутковатые предупреждения санэпидемстанций, жизнерадостные картины темпов строительства, призывы покупать акции «Добролёта» и бесконечное «Даёшь!». Авангардный почерк – обилие локальных цветов, схематизм, упор на доступность восприятия, «орущие» буквицы.
В 1930-х годах резко поменялись вкусы – на смену ярому полыханию пришла уверенность в себе, и в плакатное искусство вторглась неоклассика, ставшая эстетическим законом. «К учёбе, к станку, к общественной жизни» - интереснейший плакат 1933 года, несущий на себе, как наследие эры конструктивизма (локальность цветов, острота, схематизация), так и элементы классического рисунка. Две женщины, одна из которых пролетарка, а вторая – рабфаковка и будущий инженер о чём-то совещаются. Фоном – сверкающая новизна Страны Советов и детские ясли, не отвлекающие товарищей женского пола от перевыполнения плановых показателей.
В 1930-х годах был популярен такой формат, как рекламная установка – временное сооружение, «раскручивающее» те или иные фильмы. Вот - фотография московского центра (сзади мы наблюдаем позднеконструктивистский шедевр «Известии»), где такая установка повествует о венгерской комедии «Петер» с Франческой Гааль. Эта лиричная и смешная кинолента - о бойкой девушке, вынужденной переодеться в парня, чтобы выжить, но забавные ситуации, в которые попадают герои фильма, сводит на нет всю драматичность положения. «Петер» так понравился в СССР, что стал одним из символом счастливой предвоенной жизни.
Далее - метростроевский плакат, созданный ещё в 1932 году, когда подземка была в проектах. Цель плаката – выявить преимущества этого вида транспорта. Наверху – гвалт, автопробки, толпы, скученность. Более того, в конце 1920-х - начале 1930-х можно было ещё «попасть под лошадь» аж на площади Свердлова, как это приключилось с Остапом Бендером. Метрополитен – единственное спасение человечества! Но что-то на этом рисунке не так. Предполагалось, что станции будут сугубо утилитарными, без изящных портиков и ренессансно-барочных наворотов.
Следом - Окна ТАСС в годы Великой Отечественной войны. Внимание привлекает рисунок, где воины идут на фронт мимо знаменитого памятника Поэту, а снизу - пушкинские строки: «Страшись, о рать иноплеменных! / России двинулись сыны; / Восстал и стар и млад; летят на дерзновенных. / Сердца их мщеньем зажжены». Ещё в середине 1930-х произошёл разворот к русской старине, как к источнику вдохновения, а основой советской цивилизации сделалась дворянско-разночинная культура.
Послевоенное становление шло колоссальными темпами, и на плакатах появился бодрый строитель. Мы видим отменно выполненный плакат, приуроченный к юбилею города: статный красавец в каске показывает, какой была Москва и – какой она стала. 800-летие Златоглавой отмечалось так широко, что эти грандиозные празднества смог затмить лишь Фестиваль 1957 года.
Спортивный плакат – отдельная эстетика и даже этика, а, кроме того, физкультура была частью советской идеологии. «Молодёжь – на стадионы!» с метательницей копья – один из самых известных плакатов, который часто неправильно атрибутируют, относя к предвоенной эпохе. На деле это – 1947 год.
Стройная и сильная девушка, стадион, безоблачность. При этом спортсменка не выглядит динамичной - она похожа на статую. В те годы неоклассическая манера, принятая в 1930-х годах, перешла в свою наивысшую, триумфально-помпезную стадию, называемую Большим Стилем, Grand Manière. То было слияние классицизма и барокко, случившееся в истории лишь дважды – при Людовике XIV и при Иосифе Сталине. Плакаты позднесталинского периода – это уверенная статика наступившей Вечности.
На контрасте - фестивальные слоганы с их наивным и светлым оптимизмом. Море знамён, иностранцы со своими песнями, воодушевление и – надежда на мирные разрешения всех конфликтов. Неслучайно по радио пелось: «Если бы парни всей Земли / Вместе собраться однажды могли, / Вот было б весело в компании такой, / И до грядущего подать рукой». Вот - один из тех плакатов, где русская красавица кружит в танце с ребятами и девчатами – гостями со всех континентов. Синонимы времени – открытость и дорога.
Благо, отворена русская стезя в космос. Многовековая грёза о небе наконец-то сбылась. Вот - плакат с космонавтом, сопровождаемый стихами Алексея Фатьянова: «Летим мы по вольному свету, / Нас ветру догнать нелегко; / До самой далёкой планеты / Не так уж, друзья, далеко!» В начале 1960-х будущее живописалось исключительно звёздным, созидательным и настолько фантастическим, что нынче впору завидовать оптимизму наших родителей.
Новоселье – какое звонкое и весёлое слово! Стандартные новостройки обещали нестандартное счастье. Эйфория от обретения своей-персональной жилплощади – этого не понять тому, кто не жил в коммунальных квартирах. На плакате 1960-х годов - ласточка, приносящая ключи от квартиры. Фоном – дома, кои потом презрительно обзовут «хрущобами», а тогда они воспринимались, как хоромы и как ощутимое завоевание социализма.
Плакат «Нас зовёт пятилетка!» с симпатичной девушкой в рабочей одежде напоминает о всплеске социальной активности 1970-х годов – о Байкало-Амурской магистрали и прочих вехах брежневского правления, которое менее всего было застойным. Кульминацией эпохи стала Олимпиада-80, по сию пору вызывающая лёгкую и приятную ностальгию. «Старт даёт Москва!» - пелось по радио. На олимпийском плакате - эффектный рисунок в суперсовременном, западном стиле, какой иногда зовут «психоделическим». Яркая зелень, сплетающаяся в узоры, узнаваемые московские здания – Кремль, сталинская высотка, Останкинская башня и книжка СЭВ, а всё это словно бы собрано под разноцветными флагами. Плакат смотрится, как афиша дизайнерского форума или обложка музыкальной группы, исполняющей электронную музыку.
Экспозицию замыкают примеры 1980-х годов из серии «Превратим Москву в образцовый коммунистический город», ибо в середине перестроечного десятилетия никто не предполагал, что красный проект окажется начисто свёрнутым, вернее – свергнутым в одночасье. На рисунке - задумчивость молодых зодчих, типажи позднесоветских интеллигентов, но при том – слабость энергии. Те плакаты из «Политиздата» казались вялыми, а лейблы да наклейки родом из USA казались чем-то, вроде пропуска в импортный парадиз, где есть сто видов (малосъедобной, как потом выяснилось) колбасы и феерия джинсов (хорошие джинсы и в 2020-х надо тщательно искать среди океана подделок).
Примечательно, что 1990-е вообще не отражены в проекте – ни лужковское 850-летие Москвы, ни та самая «Кока-Кола», отсутствию которой так изумлялся и радовался Маркес, ни Всемирные юношеские игры 1998 года, ныне забытые напрочь, хотя, были добротно поставлены. Такое равнодушие к 1990-м – и правильно и неправильно одновременно. С одной стороны, мрачно-кровавое десятилетие не заслуживает светлой памяти, но с другой – оно часть нашей биографии, нравится нам это или нет.
двойной клик - редактировать галерею
