«Затихает Москва, стали синими дали.
Ярче блещут Кремлевских рубинов лучи.
День прошел, скоро ночь.
Вы наверное устали, дорогие мои москвичи?»
Из советской песни
Слово «вечер» имеет в русском языке множество оттенков — это не просто часть суток; это — раут, званый пир, сбор гостей. Вечер поэзии. Вечер танцев. Вечер воспоминаний. От легкомысленной вечеринки — к возвышенной вечере. Свидание — тоже вечер. Тут раскрывается вся палитра цветочных ароматов, накопленных за день, а Игорь Северянин томно и витиевато эстетствует в потёмках: «Сонным вечером жасминовым, / под лимонный плеск луны, / Повстречалась ты мне, грешница...». Вечер — пограничное состояние бытия. Или отдых после горячего трудового дня. Или — предвкушение ночного бала. Всё так зыбко и призрачно. Неслучайно художники пытаются уловить мгновение «сиреневых сумерек» - когда день встречается с вечером. И — появляются феи. «Темнеет… Не помнишь о часе. / Из столовой позвали нас к чаю. / Клубочком свернувшейся Асе / Я страшную сказку читаю», - писала Марина Цветаева.
В Музее Москвы на Зубовском бульваре сейчас работает экспозиция «Вечерняя Москва». Зрителям предложено «...окунуться в романтическую и загадочную атмосферу вечернего города, заглянуть в московские окна и посмотреть, как проводили вечера москвичи в XIX и XX веке». Надо сказать, что подобные выставки — с инсталляциями и «реальным погружением» для Музея Москвы — добрая традиция. Мы попадаем в пространство времён, путешествуя от эпохи к эпохе. Как только мы подходим к очередному «окну» и заглядываем внутрь, в сконструированном помещении тут же загорается свет. Мы присутствуем на чаепитиях, карточных играх и новогодних застольях. Разве что нет участников — лишь их платья.
Вот — мещанская обстановка конца XIX столетия. Добротный сервиз и «король стола» — самовар. Коробки с надписью «Французское печенье Капитэнъ с солью» - популярное и довольно дешёвое лакомство. Кокетливые блузы со строгими юбками — так одевались зажиточные женщины из простонародья. «У самовара я и моя Маша,/ А на дворе совсем уже темно. / Как в самоваре, так кипит страсть наша! / Смеётся месяц весело в окно», - то было спето много позже, но смысл казался не утраченным и в 1930-х, когда уже советские люди, утомившись от постреволюционных экспериментов, возвращали старорежимные разговоры за чаем. И — те самые «буржуйские» узоры на блюдцах.
А мы переходим к следующей инсталляции, посвящённой светскому, барскому времяпрепровождению. Костюмы 1890-1910-х годов расставлены в маленьком лабиринте зеркал. Этот скромный приём, тем не менее, создаёт полное впечатление Серебряного века с его извилистыми коридорами сознания. Рукава-буфы, резкие и точёные станы, кружева и вышивка: дамские силуэты множатся в зеркальных копиях и кажутся немного зловещими в матовом, приглушённом свете. Вспоминается фильм «Господин оформитель», где ожившая кукла-манекен творит равнодушное зло. Хотя, это - игра ума. Попытка спиритического сеанса и мистика Belle Epoque. Вернёмся в реальность! Статейки из журналов тех лет — дивное удовольствие. Так, правилами хорошего тона позволялось проявлять самую бурную фантазию при выборе вечернего туалета. «Платья для концертов, театров и вечеров дают полный простор дамскому вкусу, если обстоятельства позволяют, применимы самые дорогие ткани, от воздушных до тяжёлых включительно, не стесняясь выбором фасонов и отделок», - уверяла известная средь закройщиков авторша Юлия О`Шин (Ошин) в своём «Руководстве кройки и шитья», выпущенном в 1911 году.
Периодические издания не отставали. Для званого ужина «у своих» или вечера «где всё запросто» назначалось выбрать туалет из бархата, шёлка или муслина, но с небольшим декольте. Драгоценности должны быть самые скромные, а причёска незамысловатая. «Званый же вечер в торжественных случаях – синоним большого декольте», - заявляет некая обозревательница под псевдонимом Парижанка в «Журнале для хозяек» (№11. 1913). Интересно и такое замечание: «Руки, обнажённые выше локтя очень эффектно выглядят за столом». Имелись в виду руки в лайковых перчатках. Кстати, на одной из выставочных витрин — как раз такие перчатки. Здесь же — страусовый веер и ридикюль — непременные спутники изящной жизни.
Правда, эти платья по большей части не вечерние, а визитные — то есть надеваемые с целью кратковременного посещения добрых знакомых или тех лиц, которые обозначили «приёмы» в условленные часы. Визиты делались утром или же днём, но никак не вечером. Это были разные форматы общения — визит и званый ужин, вечер. На выставке можно увидеть, как пригласительные билеты на разного рода вечерние мероприятия, так и, собственно, визитные карточки. Причудливая эпоха создавала многообразные тонкости и нюансы — не только поведенческие, но и — художественные. Программки театральных премьер, меню, набор для игры «Флирт цветов» - всё это выглядит изысканно и — забавно. Рядом — фрагмент кабинета, где стол - с характерным зелёным сукном. Это — территория преферанса и прочих опасных игр, которые тоже происходили вечером. Фрак и сюртук — один напротив другого. Картёжный угар продолжился и в нэпманских забегаловках, а советская власть резво боролась с этой напастью.
Итак, ревущие-двадцатые! Почему их так называли? Невыразимо громкие — всё «орёт», отовсюду несутся чудовищные звуки — клаксоны машин, аэропланы, радио-сообщения, трамваи, зазывающие крики девушек-папиросниц из Моссельпрома. Тут мы видим старинный телефон и не менее древний граммофон. Крохотные сто лет, а как далеко шагнула наша техника! Нам уже смешно. Но мода — привлекает. Короткое платьице, чтобы танцевать фокстрот и шимми. Светлый мужской костюм. Парковые скамейки перед эстрадой-ракушкой — на них можно сесть и переставить, что сейчас выскочит игривый куплетист или — вплывёт манерная певица в концертном облачении. «Вечерние платья широки и воздушны, длиннее, чем дневные, отличаются своим извилистым низом и асимметричностью драпировок», - писалось в летнем номере «Мод сезона» за 1927 год. Тогда шла яростная полемика — чем занять сознательного пролетария после заводской «лихорадки буден»? Комсомол предлагал политграмоту или шахматный кружок в рабочем клубе, а нэповские рекламки заманивали дансингом и мелодекламацией. Потом, в 1930-х всё это совместили — выяснилось, что квикстеп с тустепом не мешают большевистскому горению, да и мелодекламация не такое уж мелкобуржуазное ломание.
Послевоенный дух — это мечта о собственном жилище, уюте и — телевизоре. Тогда он был окном в мир и воспринимался, как величайшая культурно-развлекательная возможность — нечто, вроде видеомагнитофона в 1980-х или Интернета в середине-конце 1990-х, если сравнивать ощущения. Перед нами — комнатка времён Оттепели. Удобный диван — его потом вышвырнут на помойку ретивые шестидесятники; венские стулья, типовой — двухголовый торшер, считавшийся модерновой новинкой в те годы и, наконец, он — КВН-49 с линзой. Будто бы люди секунду назад вышли — после коллективного просмотра какого-нибудь фильма или передачи. Позволить себе «ящик» могли отнюдь не все, а потому никого не шокировали коллективные — иной раз многолюдные телепросмотры, особенно, если речь заходила о футбольных матчах. Невероятно тёплое время! Оно породило такие же песни и — такие же отношения. Мягкие голоса пели: «Я могу под окнами мечтать, / Я могу, как книги, их читать. / И, заветный свет храня, / И волнуя, и маня, / Они, как люди, смотрят на меня». На коммунальные теле-вечера товарищи-граждане старались одеваться получше. Мужчины — при пиджаках, пошитых в ателье. А их жёны? В пособии «Одевайтесь со вкусом» (1959) можно прочитать, что для вечерних мероприятий, где все — знакомы, подходят платья из любого крепа, тонкой шерсти, тогда как для похода в театр допустимы наряды из тафты, бархата, парчи и модного-современного капрона. Совсем иначе выглядели молодёжные вечеринки 1960-х — со спорами о будущем, парижскими танцами и заумной беседой, где небрежно мелькали слова «кибернетика» и «Хемингуэй».
Обстановка стабильных 1970-х! Авторы экспозиции выбрали фрагмент Новогодней ночи — как в той, всеми любимой и — ненавистной мелодраме о докторе Лукашине с улицы Строителей. Интеллигенция остепенилась и, по словам Ипполита — героя того же фильма, перестала творить большие, хорошие глупости. Осталась печаль и послевкусие. Радостные посиделки 1960-х обратились пронзительной пустотой, наполнившейся гуманитарно-поэтической грустью. «Никого не будет в доме. Кроме сумерек. Один / зимний день в сквозном проеме / Незадернутых гардин», - они пели стихи Пастернака о вечере и — сумерках, всё ещё надеясь, что случится чудо и «Ты, как будущность, войдёшь». Ты — это кто? Прекрасная дама или новая светлая жизнь? И далее — о чём-то белом, о тех материях, «из которых хлопья шьют». Реальность была проще. «Свободный крой и драпировка лифа, расклёшенные, скроенные по косой юбки – всё это делает вечерние платья из набивного крепдешина необычайно женственными и поэтичными», - говорилось в статье «Только вечером», напечатанной в «Журнале мод» 1976 года. Актуальна длина макси — как у гражданки Калугиной в тот памятный вечер, когда она позвала в гости влюблённого Новосельцева. Однако на выставке нам показан обычный, небогатый дом — тут не может быть респектабельной директрисы из статистического управления. Банальный сервант и никакого «импорта». На столе — шампанское, бокалы и — пластинки с песнями Булата Окуджавы. МНС-ы и кандидаты! Пели, ностальгируя, его — Булата - слова: «Во дворе, где каждый вечер всё играла радиола, / Где пары танцевали, пыля, / Ребята уважали очень Леньку Королева, / И присвоили ему званье Короля». Это был их «каждый вечер», но молодость миновала. Ни одно поколение не испытывало такой истошной (!) грусти по студенческим годам. Увы. Бдения на полутёмных кухнях сопровождались водкой и хмурым диссидентством. А потом случилась она — Перестройка. Видимо, со скуки. А мы возвращаемся из исторического путешествия в наш 2019 год.
Выставка «Вечерняя Москва» - пример изумительной чёткости и осознанности замысла. В сравнительно небольшом помещении — целая история жизни. Коллективная биография сразу нескольких возрастов. Наследие предков. Концентрированная ностальгия, и каждый находит нечто своё. Частичку своего московского вечера. У самовара я и — моя память!
