Ближний Восток застыл в ожидании новой региональной доктрины президента США Дональда Трампа. Она может появиться в конце мая или в начале июня нынешнего года. Пока же, как пишет "Аль-Джазира", эксперты, фиксируя деловую хватку и личную энергетику нынешнего главы Белого дома, пытаются понять мотивацию и логику принимаемых им решений, которые часто расцениваются в контексте эмоциональных импровизаций. Он не очень заботится о выборе своего словарного запаса, не привержен привычным форматам международных соглашений, использует подходы, выходящие за рамки политических традиций. Такой сдвиг в сторону нерасшифрованных символических признаков стал проявляться и на Ближнем Востоке.
Трамп заставил этот регион вздрогнуть, продвигая идею массовой депортации населения Газы, обещая превратить сектор "в Ривьеру". И не только это. Ливанское издание "Аль-Маядин" пишет, что "Трамп совершает разворот во внешней политике на Ближнем Востоке на 180 градусов, но в контексте урегулирования российско-украинского конфликта". Речь идёт о "перспективах взаимодействия США с Россией, что может привести к неожиданным результатам для всего региона". При этом многие арабские эксперты отмечают не только почти хронологическое совпадение начала Специальной военной операции (СВО) России на Украине (24 февраля 2022 г.) и начала войны между Израилем и ХАМАС в Газе (7 октября 2023 г.), но и ставят эти события в один ряд в качестве "сообщающихся сосудов". В этом контексте есть и те, кто считает, что "сближение США и России положительно скажется на роли Израиля в регионе, а в Сирии предотвратит его трения с Турцией за счёт сохранения российских военных баз в Тартусе и Латакии". Американское издание "Миддл-Ист ай" предполагает, что "Вашингтон может попытаться сделать в регионе из Москвы своего если не союзника, то благожелательного нейтрала". До самой возможности подобной российско-американской конфигурации ещё очень далеко, хотя на Ближнем Востоке происходят заметные перемены, и появляются реальные предпосылки снять градус враждебности между США и Россией в этом регионе, которая появилась там ещё во времена президента Франклина Рузвельта. А в Израиле ожидают, что действия Трампа могут "оторвать Россию от оси Китай — Иран". Но и тут могут быть "неожиданные сюрпризы".
Внешне между Вашингтоном и Тегераном происходят словесные жёсткие баталии со взаимными угрозами относительно возможностей появления у Ирана ядерного оружия. Но 25 марта появился 31-страничный отчёт "Ежегодная оценка угроз — 2025" Национального разведывательного управления, объединяющего 18 разведывательных агентств США, от ЦРУ — службы внешней разведки США до Управления военной разведки Пентагона — Агентства национальной безопасности. На сей раз он выходит за рамки простого разведывательного документа с оценками рисков и угроз для национальной безопасности Соединённых Штатов. Он больше служит программным указанием для новой внешней политики США. В нём утверждается, что "Иран не стремится к созданию ядерного оружия", и это создаёт впечатление о надуманности публичной политики Трампа в отношении Ирана. Кстати, Иран не был упомянут в разделе "исламский терроризм", который ещё недавно американские разведчики с ним тесно связывали.
Со своей стороны Иран ответил на недавнее угрожающее письмо президента США Трампа, переданное через Оман. Тегеран отверг ультиматум Трампа о прекращении ядерной и баллистической ракетной программ. В то же время советник верховного лидера Ирана Камаль Харрази заявил, что Тегеран "не закрыл все двери для урегулирования споров с Вашингтоном и готов к непрямым переговорам". На этом фоне на американской военной базе на небольшом острове Диего-Гарсия в Индийском океане наблюдается беспрецедентная за последние годы военная активность США, которую почему-то связывают с их подготовкой к будущим сражениям совместно с Израилем против Ирана в апреле. Но формирующаяся расстановка приоритетов на Ближнем Востоке позволяет говорить о появлении новых нюансов в отношениях между США и Израилем в ситуации, когда он продолжает оккупировать территории в Газе и Ливане, захватывать лагеря на Западном берегу и расширять свой контроль над Сирией. Израильтяне также настаивают на том, чтобы оставаться в этом регионе в течение неопределённого периода времени. Но Израиль будет лишён аргумента иранского ядерного оружия, что открывает возможности для США заключить дипломатическое соглашение, ограничивающее ядерную программу Ирана и поддерживающее правительство Биньямина Нетаньяху.
Однако ситуация на Ближнем Востоке становится более сложной, более многомерной, нежели та, с которой сталкивался Трамп за первые четыре года своего президенства (2017—2021 гг.), когда он пытался заключить "сделку века" между израильтянами и палестинцами, укрепить региональную интеграцию еврейского государства со странами арабского мира, усиливая давление на Иран. Сейчас Саудовская Ара- вия нормализацию отношений с Израилем оговаривает условием вывода израильских войск из сектора Газа и признанием независимого палестинского государства в границах 1967 года. Выполнение этого условия может разорвать длительный цикл израильско-арабских столкновений. Но главное в том, что предпринимаются попытки разрешить кризисы на Украине, в Сирии, Палестине, иранский конфликт с США и Израилем на дипломатических площадках именно Ближнего Востока, в "зоне многолетней нестабильности и геополитических разломов". Такого прежде никогда не наблюдалось. Ноу-хау в дипломатической практике состоит в том, что именно там главные региональные и международные игроки стремятся решать не только собственные проблемы, но и экспортировать накопленный посреднический опыт в урегулирование других конфликтов, часть из которых напрямую не касается региона.
В таком контексте не выглядит странным активное и беспрецедентное участие ближневосточных игроков (Турция, Саудовская Аравия, Катар) в урегулировании конфликта на Украине. У Анкары есть все шансы работать над новым российско-американским соглашением на основе "стамбульского формата", ОАЭ и Катар сделали ставку на кулуарную дипломатию и создание каналов обмена пленными между Россией и Украиной. По состоянию на начало 2025 года Саудовская Аравия внесла как минимум 16 мирных инициатив и предложений, Турция — 13, большинство из которых направлены на урегулирование украинского и палестино-израильского кризисов. Поэтому для США в складывающихся обстоятельствах подрывать регион новой масштабной вооружённой конфронтацией, развалить переговорные площадки по самым чувствительным вопросам региональной безопасности было бы опрометчиво, ведь запас прочности предлагаемых ближневосточных инициатив низок, но он есть. Их реализация возможна только при участии крупных внешних игроков.
В этой связи на Ближнем Востоке появились ожидания, которые недавно изложило иракское издание "Аль-Хадат". По его прогнозу, "урегулирование украинского кризиса приведёт к усилению позиций России на Ближнем Востоке и, возможно, США будут стремиться налаживать с ней в этом регионе сотрудничество". Поэтому новая ближневосточная доктрина Трампа, точнее, модель геополитики, может появиться только после завершения "украинской партии". Предполагается, что Россия станет на Ближнем Востоке новым, не враждебным, но и не союзным с США "полюсом силы". При этом будет учитываться стремление Трампа возродить план экономического коридора Индия — Ближний Восток — Европа. Вот что говорил Трамп по этому поводу 14 февраля во время встречи в Белом доме с премьер-министром Индии Нарендрой Моди: "Мы договорились работать вместе, чтобы помочь построить один из величайших торговых путей во всей истории. Он пройдёт от Индии до Израиля, Италии и далее до Соединённых Штатов, соединяя наших партнёров портами, железными дорогами и подводными кабелями". С точки зрения многих экспертов, для США реализация этого проекта будет промежуточным этапом, "чтобы выиграть историческое время перед схваткой с Китаем".
Маловероятно, что Трампу удастся поссорить Россию и Китай, как это удалось в своё время сделать Генри Киссинджеру, который считал "неестественным" альянс России и Китая, упоминая конфликты и прочие исторические трения между этими странами. Но если у Москвы и Пекина есть общий противник США, то Трамп будет стремиться разорвать такой альянс. При этом самостоятельно стимулировать процессы перекройки карты Ближнего Востока он не станет.
Похоже, что такой позиции придерживается близкий советник Трампа Стив Уиткофф, не случайно одновременно курирующий украинский кризис и ситуацию на Ближнем Востоке, ориентированный на союзы, участники которых ещё подбираются для решения в долгосрочном плане ключевых региональных проблем. Речь идёт о стремлении создать благоприятную стратегическую среду для сохранения американского присутствия в регионе. Не случайно в США были активизированы экспертно-политические дискуссии в парадигме "интересы — угрозы" по таким блокам вопросов, как ситуативные и долгосрочные интересы США и возможности их реализации с минимизацией силовых сценариев, чтобы "вернуть Ближний и Средний Восток Америке". Пока сделан первый вывод: США должны действовать без или вне западной коалиции, что, кстати, происходит сейчас в Йемене. Второй вывод: необходимо реализовать формулу "достаточного присутствия" в отношении не только Ирана, с использованием предлагаемых посреднических усилий России, чтобы вернуть пошатнувшееся политическое доверие ближневосточных элит.
Действительно, роль Москвы в данном случае может оказаться эффективной, ведь она может выступать силовой и дипломатической альтернативой в принятии решений со стороны США. Но у неё ограниченный охват внутренних проблем стран региона, если иметь в виду хотя бы сирийское досье и алгоритм решения этого локального конфликта. В то же время Россия сохраняет нормальные рабочие контакты с Израилем, развивает сотрудничество с Турцией, Ираном и странами Персидского залива, где отношения с Саудовской Аравией достигли исторических максимумов. Но остаётся открытым вопрос: возвращение России на Ближний Восток в новом качестве будет сопряжено со стремлением США ослабить своё присутствие в регионе или выйти из него, дистанцироваться от его проблем, переложив их на плечи России? Такие вопросы возникли после решения Трампа вывести американские войска из Северной Сирии, что проложило путь для турецкого вторжения в эту страну. Встал другой вопрос: каков набор новых целей у Вашингтона, и появится ли тогда у России и США общее понимание главных контуров политики, ведь на этом направлении у сторон могут обозначаться как общие интересы, так и угрозы срыва в сторону эскалации напряжённости?
Но, как бы то ни было, новая ситуация потребует новых дипломатических подходов и решений.
Пока же американская ближневосточная политика создаёт впечатление находящейся на стадии проектирования. В Вашингтоне намерены соединить заявленные цели с ресурсами, которые они готовы на эти цели затратить; ищут адекватную пропорцию "мягких" и "жёстких" инструментов в отношениях с региональными игроками; просчитывают реакцию партнёров и оппонентов на тот или иной политический "стимул". Наконец, американцы размышляют над тем, как при сохранении системы военных союзов получать от союзников больше, чем отдавать.
Но эти и другие вопросы внешнеполитического планирования в США сегодня осмысливаются иначе, чем ещё несколько лет назад.
