* Все исторические и географические параллели абсолютно произвольны, любое сходство персонажей с ныне живущими, ранее жившими либо имеющими родиться впоследствии реальными личностями случайно, а все понятые в дурном смысле намёки полностью лежат на Вашей совести, дорогой Читатель. Животные при съёмках не пострадали.
***
Плиточник колебался. Он всегда колебался. А тут было вообще непонятно, куда идти, и он колебался вдвойне. Как ему не хватало простоты и предсказуемости его любимого дела! Плитка за плиткой, день за днём мостил бы он Город и мостил, и так, тихой сапой, не высовываясь, глядишь, по совокупности заслуг и за выслугою лет... И тут этот проклятый Короновир!
Число заболевающих каждый день перестало расти и даже стало снижаться. Но отпусти он своевольных горожан хоть чуть-чуть, и они тут же опять начнут жарить мясо битого зверя и жрать ханку в парках и садах, и Короновир вернётся, и Плиточнику настанет хана. Дух предков был страшно силён в Городе, ибо когда-то для того, чтобы в него попасть и там закрепиться, надо было проявить чудеса вынлсливости и изобретательности. И второе поколение тех хитрожопых первых переселенцев, известных под кличкой Лимитá, лишь усилило все их пробивные качества в неустанной и весьма небезуспешной борьбе с коренными горожанами. Сказать, что они любили друг друга как кошки и собаки, было бы существенной недооценкой. Даже сам Плиточник, приехавший когда-то в Город очень издалёка, нет-нет а получал под нос напоминание об абсолютно диких обезьянах, среди которых прошла его боевая молодость.
Так что здесь надо было быть крайне осторожным. Но из Замка за ним ревностно следил Игемон, и голубоватый отблеск его булатного клинка был пострашнее всех абсолютно диких обезьян вместе взятых, ибо это была ослепительная улыбка верной смерти. И хотя Плиточник из последних сил гнул свою линию, выдаваясь уже с головой и плечами над всеми другими Сатрапами, он прекрасно помнил и даже иногда слышал во сне тот неповторимый свист холодной дамасской стали, рассекающей воздух на пути к очередной обнажённой, беззащитной шее.
Впрочем, его шея, конечно, не была так уж беззащитна. Как он ни грешил на Клан, но тот его очень защищал. Без этого, собственно, его давно бы не было. Но всему есть предел. Никто не будет больше защищать провалившегося, особенно — провалившегося при таком верном раскладе. В конце концов, достойных кандидатов было много, и некоторые прямо-таки дышали ему в шею. Ту самую обнажённую, беззащитную, торчащую шею. Его шею.
***
Они пересекли могучую, разлившуюся на многие вёрсты реку практически на бреющем полёте. Оглянувшись, можно было заметить, как ровная доселе гладь воды взрывалась волнами и бурунами, когда вихри от крыльев и корпуса воздухолёта на скорости ударяли по ней. Но глядеть назад было трудно: солнце быстро клонилось к закату, и поверхность реки, казалось, горела огнём.
Кроме того, им было не до красот. Шасси не выпускалось, закрылки вышли только наполовину. Кислота продолжала творить чудеса, и одному богу в небесах было известно, когда у них откажет управление, и останется только прыгать, чтобы всю оставшуюся, недолгую, впрочем, жизнь, провести в этой дикой тайге. Потерю груза им никто не простит.
Тот парень между тем очухался и теперь сидел в проходе и клевал носом. Похоже, у него были железные нервы. Впрочем, он тут ничего не решал, да и парашюта на него тоже не было. Так что особенно волноваться было не о чем. Они либо вместе выживут, либо он точно погибнет.
Последний доворот на дальнюю сопку, и перед ними открылась широченная просека, прочерченная словно по линейке в сине-зелёной безбрежной тайге. Командир убавил газ и слегка приподнял нос воздухолёта. Петрович крикнул парню: «Держись!», и они брюхом коснулись бетонной полосы.
Тряска и удары почти выколотили у них мозги из черепов и глаза из глазниц, и точно перебили дыхание. Но ожидаемых ударов о неизбежную после четверти века растительность не было: полоса была на диво ухожена и даже чиста и освещена.
Пропахав порядком по ней, они скользнули с полосы наземь и довольно резко зарылись, подломив при этом на вираже правое крыло. Сработала автоматическая система пожаротушения, и бортмеханик ударил ногой по щеколде аварийного люка.
Первым вниз упал их пассажир. На него приземлился Петрович, потом Резо, а командир крикнул сверху: «Посадку давайте, вашу ...!» Они втроём ринулись на карачках кто куда, и очень вовремя: командир был далеко не в весе петуха.
Никто толком не помнил, как оказался на приличном расстоянии от покорёженного, но так и не загоревшегося воздухолёта. Вечер, со всеми его ароматами, красками и звуками, вдруг ринулся к ним в души, и обезумевшие от счастья люди пустились в пляс, составив настоящий хоровод.
И тут над полем раздалась сирена.
(продолжение следует)
Ссылки
1. https://zavtra.ru/blogs/sud_ba_plitochnika_-_26
