«Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче — гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы
— Все судьбы в единую слиты».
Владимир Высоцкий.
В либеральном стане бытует похабный тезис о том, культ Победы начался лишь в середине 1960-х, да и то с целью потрафить «дорогому Леониду Ильичу», трепетно вспоминавшему о фронтовых дорогах. «Малая земля — геройская земля / Братство презиравших смерть», - проникновенно выводил Муслим Магомаев, хор ему вторил, а музыка Александры Пахмутовой лилась волшебным потоком. Народ же, дескать, считал Вторую Мировую — жестокой бойней, которую и поминать-то горько.
Выкушать стопку — за себя и за того парня — занюхать корочкой и довольно. И рефрен - 9 мая стал выходным днём в 1965 году! Правда, умалчивается, что в 1946-1947 годах он всё-таки значился нерабочим. Наши либералы – убогие да неумелые подтасовщики. Это не было связано с умалением Победы — страна подымалась из руин и не давала себе права на «лишний» выходной, но 9 мая устраивались торжественные вечера и фейерверки. Целый день простоя? Никак нельзя. А вечером – салют.
Однако уже в 1943-1944 годах возникла потребность в увековечении памяти. Начались конкурсы, где зодчие представляли пантеоны славы, роскошные комплексы и парки, жилмассивы, замышлявшиеся на месте разрушенных кварталов. Многое из этого было воплощено – ещё больше осталось на бумаге. Авторы соревновались в изысках и пафосе, предлагая нереализуемые, дорогостоящие проекты. Вместе с тем, в ходе творческих дерзаний рождался новый триумфальный стиль и, если довоенная классика 1934-1941 годов базировалась на дорическом и тосканском ордере, на сумрачной лапидарности постконструктивизма, то Победа вызвала к жизни барочно-ренессансные формы, смешиваемые в самых фантастических пропорциях. Пришёлся ко двору и затейливый наполеоновский ампир, выпестованный Жаном-Франсуа Шальгреном. Но обо всём по порядку!
В Государственном Музее Архитектуры имени А. Щусева открылась выставка «Архитектура памяти», обращённая к теме увековечения подвига. Начало экспозиции вовсе не праздничное – нам рассказывают, как в 1941 году сам Борис Иофан – придворный зодчий товарища Сталина в содружестве с Николаем Колли – одним из самых востребованных мастеров 1930-х годов – разрабатывали план маскировки Москвы. Поверх ценных объектов громоздились «леса», «развалюхи», «деревянные домики» - всё в кавычках. То были искусные обманки. Архитектурные иллюзии, как жанр, возникли в Галантном веке – для увеселений и розыгрышей, но ценный опыт пригодился в суровую годину. Дезориентированные фрицы бомбили пустоту, а желанные цели пропускали, не видели.
После этого мы попадаем в метрополитен – сеть стратегических объектов, возведению которых не помешала даже война. Достраивается «Автозаводская» (арх. А. Душкин), замышленная ещё перед войной, правда, и здесь на одной из мозаик отображен монтаж гусениц для танка КВ-1, а вот станции 1943-1945 годов полностью несут на себе отпечаток жестокого времени – с 1943 года появляются «римские» лавровые венки, изображения воинов и оружия. Один из вариантов метро Новокузнецкая (арх. В. Гельфрейх, И. Рожин) походил на пантеон, где роли богов исполняли действующие военачальники. Потолок и своды – кессонные, что усиливало эффект близости двух эстетических парадигм – советской и древнеримской. Во всём ощущалось нечто загробно-языческое. Утверждённый проект И. Таранова и Н. Быковой оказался более светлым – тому способствовало мозаичные «небеса», но война присутствовала и тут – в виде фризов с родами войск и медальонами с полководцами прошлого. Стилистика наземного павильона Семёновской (арх. С. Кравец) восходит к триумфальным аркам, а неф станции напоминает античный храм. Послевоенные сооружения – помпезно-триумфальны и радостны, в дворцовом вкусе, даже, если посвящены солдатам и баталиям. Тому пример – кольцевая Таганская (арх. К. Рыжков и А. Медведев). Метро – это и бомбоубежище. О вражеских налётах повествуют фотографии, сделанные на станции Сокол – прямо на путях расположились уставшие люди. Они беседуют, читают, убаюкивают детей. Человек всегда остаётся человеком!
Среди экспонатов есть эскизы временных памятников для массовых захоронений и братских могил. Это – малоизученный вопрос, поэтому деревянные звёзды (авт. Н. Гайгаров) вызывают живой интерес.
По мере того, как из городов и сёл изгонялись фашистские гады, начиналось восстановление нормальной жизни. К работе привлекались такие мэтры, как Алексей Щусев. На выставочных стендах - щусевские опыты реконструкции подмосковной Истры. Требовалось в кратчайшие сроки возвести качественное, дешёвое и – эстетически привлекательное жильё. Щусев придал постройкам лёгкий «усадебный» колорит XIX столетия – в тон русской провинции. Тут же – реставрационные материалы, касающиеся возрождения древних новгородских памятников и Воскресенского собора в Новом Иерусалиме. Отдельная страница – город, названный именем Сталина, более всего пострадавший от военных действий. Подразумевалось, что Сталинград будет ещё прекраснее, чем был.
Центральная часть выставки – нереализованные проекты мемориальных комплексов и памятных ансамблей. Они поражают своей прихотливой и где-то изощрённой фантазией. Так, Андрей Буров представил музей обороны Сталинграда – грандиозный зиккурат высотой 150 метров. Боковые поверхности уступов покрыты антично-ренессансными фризами с воинской символикой, они чередуются со скульптурными изображениями …человеческих рук, сжимающих автоматы. Последние были восприняты без восторга, хотя, сама конструкция вызвала неподдельный интерес. Журнал «Современная архитектура» в 1946 году писал: «Проект А.К. Бурова отличается свежестью и остротой композиции. Но пластическая разработка монумента дана слишком эскизно, - и вовсе неудачная вереница рук, держащих автоматы». В тот момент оно казалось хтонической жутью, что не помешало использовать спорный мотив уже в Новороссийском комплексе «Рубеж обороны», но уже в 1970-х годах, когда искусство тяготело к постмодернистскому символизму и «руки» не пугали зрителя.
Партизанский Пантеон, предложенный Владимиром Кринским – это аллегория в духе Джованни Пиранези. Громадный бастион, в нём ощущалась мощь Древнего Рима, смешанная с мистическими откровениями Вавилона и Ассирии. Сама формулировка «пантеон партизан Великой Отечественной» — это невероятная игра сознания, так как пантеон – храм всех богов. Атеистическое государство активно формировало своеобразный деизм – от веры в коммунистическое завтра до религии Победы, в честь которой и воздвигались культовые стелы, изваяния, алтари. Ещё один яркий пример – Храм славы – коллективное творение Андрея Бурова и Степана Сатунца. Белоснежные колонные, купол, золото и – солярная символика.
Не менее пышны «светские» постройки. Музей Отечественной войны, мыслившийся прямо на Красной Площади вместо ГУМа - один из наиболее перспективных и волшебных проектов Льва Руднева. Он вспомнил всё, что знал о Форуме Романум, палаццо дожей и французском барокко. Главная особенность – эклектическая чрезмерность. Хотя, не все авторы стремились к выразительной избыточности. Конструктивист Илья Голосов, перековавшийся ещё до войны в неоклассика, выступил с лаконичным эскизом - скульптура Георгия Победоносца, разящего змея, на фоне стилизованной кремлёвской стены. По бокам – старинные пушки с ядрами. Однако подобная простота в те годы мало, кого вдохновляла.
Следующий этап – мемориал в берлинском Трептов-Парке, оформленном с намёками на прусское барокко, но с грозной фигурой-напоминанием в виде воина-освободителя (авт. Евгений Вучетич). В логове добитого врага стоит великодушный солдат. Прототипов было два: туляк Николай Масалов и белорус Трифон Лукьянович – оба спасли немецких девочек в ходе ожесточённых городских боёв. Также на выставке можно увидеть варианты статуй для Мамаева Кургана. Родина-Мать могла быть и скорбной, как Дева Мария эпохи готики, и статично-умиротворённой, как Афина Парфенос.
В 1950-х—1960-х изменилась и общественно-политическая жизнь, и стилевая доктрина. К двадцатилетию Победы планировались новые мемориалы и памятники, но уже в модернистские по форме. Вот – типичное произведение эры Оттепели – проект памятника защитникам Ленинграда (арх. Т. Беленькая с коллективом) – чёткость и линеарная скупость. Перед нами – силуэт осаждённой крепости и никаких барочных воинов, увитых лаврами цезарей.
В конце 1950-х родилась концепция Поклонной горы, как музейного комплекса, и 23 февраля 1958 года установили гранитный знак с надписью: «Здесь будет сооружён памятник Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов». Идея вынашивалась чиновниками, градостроителями, дизайнерами, но тема чуть-чуть сдвинулась с мёртвой точки лишь в середине 1980-х, когда был объявлен всесоюзный конкурс и – выделены средства. Но – увы. Опять велись дискуссии, кого-то продвигали, а кого-то вычёркивали. Группа ветеранов Отечественной войны обратилась в газету «Советская Россия» с письмом, опубликованным 1 апреля 1987 года: «Потеряно 30 лет. Но это не только время. Ведь победу завоевали своею кровью советские люди... Неужели никому из тех, кто защищал свою Родину и весь мир от коричневой чумы, так и не удастся увидеть общенародный монумент в честь нашей Победы? Считаем, что партийные органы Москвы, творческие союзы должны приложить все силы к тому, чтобы исправить положение и открыть мемориал к сорокапятилетию Победы». Впрочем, не все граждане были единодушны. Активисты популярнейшего общества «Память» устраивали пикеты против застройки Поклонной горы, считая её культурным объектом саму по себе. Но процесс казался неостановим. Сейчас уже трудно выявить истину – Поклонная гора в её нынешнем виде сделалась частью московского ландшафта. На экспозиционном стенде – эскизы мэтров. Тут и скульпторы Николая Томского, и замыслы архитектора Михаила Посохина. В финале мы видим знакомые силуэты Музея Победы (арх. А. Полянский) и памятников Зураба Церетели, к коим привыкли за долгие годы созерцания.
Несмотря на то, что выставка небольшая по объёму, она ёмкая и наполненная. Это - долгая, увлекательная и очень красивая повесть о культе Победы, вернее - о религии Победы. По сути, о том немногом, что осталось у нас в качестве цементирующего материала. И, как сказал русский бард Владимир Высоцкий: «Горящее сердце солдата». Вечный огонь. Дай Бог, чтобы вечный.
двойной клик - редактировать галерею
Илл.: Илья Голосов. Памятник-музей обороны Москвы. 1940-е гг.
