Прощание с Германом

Алек­сандр ПРОХАНОВ, глав­ный ре­дак­тор газеты "За­в­т­ра".

Смерть Алек­сея Гер­ма­на для ме­ня лич­но — это по­те­ря боль­шо­го ху­дож­ни­ка, ко­то­рый пред­ло­жил не­ког­да аб­со­лют­но но­вую эс­те­ти­ку, во­пло­щав­шую гроз­ное во­ен­ное со­вет­ское вре­мя. Вме­с­то на­пы­щен­ных иде­о­ло­ги­зи­ро­ван­ных и ми­фо­ло­ги­че­с­ких форм, Гер­ман вы­дал не­о­ре­а­ли­с­ти­че­с­кую трак­тов­ку то­го вре­ме­ни. И он до­стиг по­ра­зи­тель­ной под­лин­но­с­ти в де­та­лях, зву­ках, в че­ло­ве­че­с­ких ти­пах. Мо­жет быть, он шёл по сто­пам ита­ль­ян­ских не­о­ре­а­ли­с­тов или в нём про­снул­ся бунт про­тив ака­де­ми­че­с­кой ста­лин­ской эс­те­ти­ки. Гер­ман со­вер­шил про­рыв, про­де­мон­ст­ри­ро­вал чу­де­са эс­те­ти­че­с­ко­го ма­с­тер­ст­ва. Его фильм "Про­вер­ка на до­ро­гах" — тра­ги­че­с­кая па­те­ти­че­с­кая прав­да о че­ло­ве­ке, че­рез ко­то­ро­го про­шёл страш­ный раз­лом вре­ме­ни. И в не­драх это­го раз­ло­ма од­ни лю­ди эпи­че­с­ки по­ги­ба­ли, как ге­рои филь­ма, дру­гие ло­ма­лись и ста­но­ви­лись ли­бо по­слуш­ны­ми функ­ци­я­ми гроз­но­го вре­ме­ни, ли­бо бе­зум­ны­ми бун­та­ря­ми, ко­то­рые бро­са­лись на это бес­по­щад­ное вре­мя и гиб­ли, как гиб­нут мо­тыль­ки, на­ле­тая на пы­ла­ю­щий ко­с­тёр.

Гер­ман, по-ви­ди­мо­му, был глу­бин­но ан­ти­со­вет­ским че­ло­ве­ком. Это осо­бен­но про­яви­лось в го­ды пе­ре­ст­рой­ки во мно­гих его вы­ска­зы­ва­ни­ях, в его брез­г­ли­вых вы­па­дах в от­но­ше­нии со­вет­ско­го ки­но­ис­кус­ст­ва. Гер­ман не был ку­ми­ром все­го ки­но­ми­ра, он был че­ло­ве­ком со­об­ще­ст­ва. Он во­е­вал с ми­хал­ков­ца­ми, с те­ми, ко­го при­ня­то бы­ло на­зы­вать ру­со­фи­ла­ми. Во­е­вал стра­ст­но, по­беж­дал и тер­пел по­ра­же­ния. Его ан­ти­со­ве­тизм ме­ня трав­ми­ро­вал и от­тал­ки­вал. Но не на­столь­ко, что­бы за­тмить до­сти­же­ния его ки­не­ма­то­гра­фа.

Я ещё раз убеж­да­юсь, что в каж­дом че­ло­ве­ке за судь­бой, за ге­не­зи­сом, за ро­до­вым и куль­тур­ным шлей­фом при­сут­ст­ву­ет ог­ром­ное ко­ли­че­ст­во не­раз­ви­тых и при­та­ив­ших­ся со­сто­я­ний и пе­ре­жи­ва­ний, ес­ли угод­но, бак­те­рий и штам­мов. При оп­ре­де­лён­ных ус­ло­ви­ях они пре­вра­ща­ют­ся в эпи­де­мии. В Гер­ма­не при­сут­ст­во­ва­ли ан­ти­со­вет­ские бак­те­рии и штам­мы, ко­то­рые не бы­ли вид­ны в его зна­ме­ни­тых филь­мах. Но они рас­цве­ли в ви­де му­чи­тель­ных бо­лез­ней, ког­да его ос­нов­ные ки­но­ра­бо­ты бы­ли за­кон­че­ны, и он был вверг­нут в по­ли­ти­ку.

Гер­ман — аб­со­лют­ное ди­тя эпо­хи. Сво­им ки­но, сво­ей лю­бо­вью/не­на­ви­с­тью он ук­ла­ды­ва­ет­ся в сис­те­му ­ ко­ор­ди­нат, ко­то­рая про­хо­ди­ла че­рез весь со­вет­ский пе­ри­од. В этом смыс­ле, при всей сво­ей ан­ти­со­вет­ско­сти, он — со­вет­ский ху­дож­ник, ко­то­рый вно­сил в ог­ром­ный ан­самбль со­вет­ских куль­тур­ных яв­лений очень силь­ную и мощ­ную кра­с­ку. Ког­да си­сте­ма преж­них ко­ор­ди­нат рух­ну­ла, раз­ру­ши­лась связь всей куль­ту­ры, бы­ло ут­ра­че­но и зна­че­ние ху­дож­ни­ка, со­вет­ский он или ан­ти­со­вет­ский, ру­со­фил или ли­бе­рал, каж­дый из них превра­тил­ся в слу­чай­ность, в ча­ст­ность.Свет­лая па­мять Алек­сею Гер­ма­ну!

Бо­рис ЛИЗ­НЁВ, ре­жис­сёр.

Гер­ман, бе­зус­лов­но, один из вы­да­ю­щих­ся со­вет­ских, оте­че­ст­вен­ных ки­но­ре­жис­се­ров. Для ме­ня он — это, преж­де все­го, фильм "Мой друг Иван Лап­шин", ве­ли­чай­шая вер­ши­на его твор­че­ст­ва: на­блю­де­ние, до­ку­мен­та­лизм и та­кое про­ст­ран­ст­вен­ное вос­при­я­тие ми­ра.

Тра­ге­дия Гер­ма­на как ху­дож­ни­ка в том, что он не вы­дер­жал, как и боль­шин­ст­во круп­ных ре­жис­се­ров, на­пря­же­ния вре­ме­ни, ког­да ан­ти­со­ве­тизм ис­поль­зо­вал­ся для раз­ру­ше­ния ос­нов го­су­дар­ст­ва. На эту при­ман­ку он по­пал­ся и, по всей ви­ди­мо­с­ти, по­след­ние го­ды бы­ли для не­го та­ки­ми тя­же­лы­ми раз­ду­мь­я­ми на те­му — а что же де­лать… На­вер­ное, по­это­му он так и не снял свой по­след­ний фильм, хо­тя сни­мал его де­сять лет. По пре­ды­ду­ще­му филь­му "Хру­с­та­лев, ма­ши­ну!" бы­ло вид­но, что он в от­кро­вен­ном нрав­ст­вен­ном, ду­хов­ном ту­пи­ке и, как ху­дож­ник, не мо­жет най­ти из не­го вы­хо­да. Но он, бе­зус­лов­но, ос­та­нет­ся в ис­то­рии оте­че­ст­вен­но­го ки­но филь­ма­ми "Двад­цать дней без вой­ны" и "Мой друг Иван Лап­шин".

Алек­сей БЕ­ЛЯ­ЕВ-ГИН­ТОВТ, ху­дож­ник.

Смерть Гер­ма­на — это го­ре, это ко­лос­саль­ная ут­ра­та. Не­ко­то­рые его филь­мы я по­смо­т­рел не ме­нее пя­ти­де­ся­ти раз. Та­кие кар­ти­ны, как "Мой друг Иван Лап­шин", "Про­вер­ка на до­ро­гах", счи­таю луч­ши­ми рус­ски­ми филь­ма­ми. Не­за­ви­си­мо от за­яв­ле­ний Гер­ма­на, его ре­жис­су­ра вне кон­ку­рен­ции. Ни­че­го бо­лее зна­чи­тель­но­го не су­ще­ст­ву­ет. Я не ви­жу ана­ло­гов, при­бли­зив­ших­ся к уров­ню гер­ма­нов­ско­го ки­но, и сре­ди ино­зем­ных ре­жис­сё­ров. Это на­сто­я­щий учеб­ник ев­ра­зий­ской ки­но­пла­с­ти­ки. По­вто­рюсь: не­смо­т­ря на все его за­яв­ле­ния. Ино­гда мне ка­жет­ся, что граж­да­нин Гер­ман и ре­жис­сёр Гер­ман во­об­ще не бы­ли зна­ко­мы меж­ду со­бой. Ни­че­го бо­лее ев­ра­зий­ско­го, чем Алек­сей Гер­ман, я в ки­но не ви­дел и, бо­юсь, боль­ше уже не уви­жу.