Нас так долго учили любить твои запретные плоды…
В. Бутусов, Д. Умецкий
Он «митингует» в интернете. Он строчит десятки гневных комментариев и обличает своих политических оппонентов – гнилых либералов, грязных нацистов и ещё каких-нибудь безыдейных хипстеров. Он всё правильно формулирует: «Мы продали великую идею и наш Советский Союз за джинсы, жвачку и пачку Marlboro!», а потом с придыханием – в сотый раз – включает милую, добрую, безупречно талантливую кинокомедию, где… вертлявая секретарша бахвалится по телефону: «Угадай, что я сейчас курю? Marlboro!» Верочка звонит человеку, с которым яростно и непримиримо рассорилась, но… забыла. Заложило мозги, ибо добродушный босс кинул ей пачку иноземного курева. Жизнь удалась! А ещё – «…в Швейцарии – компьютеры…». О них всё время пытался вещать Самохвалов, желая удивить и заворожить бесчувственную «мымру» Калугину.
Далее? Помните момент, когда всё тот же Юрий Григорьевич приглашает Новосельцева посидеть в своей машине – там у него стереофонический Philips, о чём и сообщалось с барственной небрежностью. В сюжете мелькают лейблы, цитируются журналы мод – насчёт «комбинаторности», а в туалете висит объявление: «Продаю колготки». Все – при деле. Посреди рабочего дня – по магазинам. С утра – макияж. У простушек – от «Новой зари» и фабрики «Свобода»; у завзятых модниц – популярная тушь Louis Philippe. Все эти люди – томятся. Им надоело доставать сапоги и покупать колготки… в туалете. Они хотят, чтобы всё – как в Швейцарии: и одежда, и мысли, и непременно компьютеры. Кстати, по сюжету вычислительная машина есть и в калугинском офисе, но разве тутошнее сравнимо с тамошним?! Зачем им вся эта бодяга про «яблони на Марсе» и «коммунизм в следующей пятилетке», если они грезят о Philips-е?
Теперь давайте припомним вечеринку у замначальника: всё-то у него в стиле high life & bon ton – и даже модная штука под названием «мобиль», чтобы, как выразился сам Юрий Григорьевич, отдыхать от суеты современной жизни. Более того, наш Самохвалов отмечает: сие популярно в Европах, и даже ссылается на американского скульптора Александра Колдера – изобретателя мобилей. Безусловно, калугинский зам – резко отрицательный персонаж с прямо-таки «говорящей» фамилией (в СССР не уважали тех, кто сам себя хвалит!). Однако же вокруг него – десятки сослуживцев, обычных и даже хороших людей. Они с подобострастной увлечённостью озирают богатые хоромы, и одна дамочка даже интересуется: а был ли Самохвалов на стриптизе? Кокетливо-шутливые реплики персонажей подчёркивали, что это, разумеется, нам не нужно, хотя… Почему бы и нет? Заграница рисовалась как интересное и увлекательное приключение. Правда, не всем доступное. Туда страшно хотелось! Выездным гражданам люто завидовали. С ними хотелось завести крепкую дружбу или хотя бы шапочное знакомство. Да! Им не надо было покупать колготки в туалете. У них и так всё в шоколаде (в швейцарском, разумеется).
Теперь вспомним, как ненавязчиво, тонко, исподволь внедрялась мысль, что наша жизнь довольно-таки неказисто устроена. Обеденные перерывы в статистическом «офисе» и в гастрономе – совпадают, а потому надо бежать за гусем и арбузиком посреди рабочего дня. На службе можно вязать шарфики, сплетничать, писать любовные послания и обсуждать их с боевитой Шурочкой. Работа – фон. Главное, что «…в ГУМе батники выбросили». Поясню для молодых: «выбросили» означало «явили на прилавок», а не на помойку. Торговля именно «кидала» шмотки гражданам, чтобы те – «хватали», предварительно помучившись в километровой очереди. Всё это было. Но авторы фильмов старательно выводили это как некую закономерность: мы тут в очередях, а у них там – стриптиз и «мобили». А помните двусмысленную фразу насчёт Верочкиной микрозарплаты и – заграничных нарядов? Авторы намекали: девочка фарцует. Впрочем, это даже не особо вуалируется и, скорее всего, объявление про колготки накатала именно она.
Мы часто забываем, что именно такие, бытовые и безобидные, картины – подтачивали систему. Безусловно, в них была своя правда: в 1970–1980-х годах большинству людей оказались интересны именно вещи, а не сверхидеалы. Стремление заполнить гардероб, купить авто, похвалиться джинсами – всё это стало закономерной реакцией разочарованного общества на крушение иллюзий: дорога, о которой так много пелось в 1960-е годы, не давала ответов на вопросы и в конечном итоге обернулась дорогой в никуда. Именовать советское общество эпохи застоя «обществом потребления» нельзя по причине царившего в стране товарного дефицита, однако именно в те годы у людей начала складываться психология, близкая к психологии общества потребления: идеи измельчали рядом с предметами. Обещанный коммунизм пропал где-то за линией горизонта, а вот стильная футболка с надписью Adidas ощущалась вполне досягаемой – стоило только прогнуться перед расторопной спекулянткой. Именно такие Верочки впоследствии будут ратовать за перестроечную гласность, коя в их куриных мозгах означала только одно: «Теперь начнутся Philips-ы и Marlboro!»
…Вспомните, куда мечтал пойти герой фильма «Любовь и голуби» Вася Кузякин? В бар. Занятный диалог: «Куда он всё хотел-то, говоришь?» – «Ну, в бар!» – «Где ж я ему возьму-то, этот бар?» – «Вот побарствует маленько и притопает». Смех – смехом, а ведь не на ровном месте появилась эта любопытная «сцепка» бара с барством. Буржуинские бары, пабы и клубы манили и зазывали. Но советская власть, как и непрезентабельная деревенская Надюха, только и могла ответить: «Где ж я ему возьму-то, этот бар?» Действительно, с подачи наших мастеров искусств мы проникались убеждением: заграница – это рестораны, сияющие огни реклам, шикарные дивы, умопомрачительные наряды, а также – ямайский ром да коктейли пряные. Вечная дискотека. А тут… Что – тут? Перевыполнение плана, очередь за ботинками и митинги вместо стриптиза.
В мелодраме «Зимняя вишня» нам тоже показали серую безнадёгу ленинградского бытия – тусклые сумерки, обессмысленные метания, рыхлые любовники, безрадостные перспективы. Из музыки – только Алла Борисовна. Зато! В ореоле фирменно-позолоченного сияния возникает «настоящий мужчина» – прибалт Герберт, к тому же работающий за границей. Рассудительность, такт, беспорочная предприимчивость и – буржуазный шарм. Давали понять: всё хорошее водится, движется и обитает исключительно там – в забугорном пространстве. Вспомните, как преобразилась Оля, когда она стала встречаться с Гербертом! Из усталой, отчаявшейся тётки она превратилась в стильную фасонистую леди образца yuppie. Вот что заграница животворящая делает!
Двигаемся дальше! Неказистая, но такая душевная вековуха Клюева из комедии про «Самую обаятельную…» бежит отовариваться к всемогущему фарцовщику – его квартира забита аудиотехникой и ярким барахлом, а на экране видео – Аманда Лир как символ элитарной фортуны. Как там говорили в эпоху моей юности? «Упакованный в фирму», – со странным ударением на последнем слоге. «Бери Кардена – не ошибёшься!» – советует подруга. Лёгкий налёт цинизма, ибо восторженны только идиоты. Потребительство как стиль существования. Фирма как идея. Девочки, потерпите – скоро грянет перестройка, и в вашей кооперативно-распродажной житухе появится целый вагон Кардена – поддельного и с криво пристроченными лейблами, зато много и сразу. Помимо итальянского певца Джанни Моранди (тема этого концерта широко представлена в картине!) сюда хлынут толпы и сонмища западных суперстар-s. Подождите, милые! Вы под старость лет ещё и Мадонну Чикконе увидите – такую же морщинистую, как и вы… Главное – двигаться вперёд, к ясной цели. А цель – близка.
Вообще, этот фильм удивительно пророческий. Он показывал нам социум, полностью готовый к переменам, перестройкам…перестрелкам. К психологиням, которые будут учить «любить себя» и приговаривать одуряющие мантры: «Я самая обаятельная и привлекательная! А все мужчины без ума!» К разрушению «бесполезных» КБ и НИИ. (Помните, с какой ленцой и прохладцей относятся к испытаниям прибора коллеги Нади Клюевой?) К лёгоньким, ни к чему не обязывающим отношениям между мужчиной и женщиной: почему бы нам не влюбить в себя красивого и модного Володю? Он нам годится для наших экспериментов. А разве отрицательного героя играет Леонид Куравлёв? Того, который едет в командировку, дабы кутнуть-вильнуть? Просто человек. Как многие. Или так уж омерзителен персонаж Александра Ширвиндта, убеждающий себя и других, что для творческого раскрытия ему необходимы свежие впечатления – в виде очередной женщины? А персонаж Александра Абдулова? Ну да, пижон, циник, ловелас. Ну и? Мерзок? Да нет. Все эти ребятки – обыденны. Не хороши, но и не гадки. Это – жизнь. Не Идеал коммуниста, а просто человечки. Мы – такие, и нечего стремиться к сияющим высотам. Кушайте домашнее печенье, которое вы пафосно именуете «Маэстро».
Или, как местная модница Виноградова, листайте Burda Moden, высокомерно сообщая о сем факте своим сослуживцам. Уроки нездешней роскоши и красивой сервировки от фрау Анны Бурды. Окно в мир. Глоточек радости. Главное – дождаться! Я отчётливо и ясно представляю себе всех этих Володь и Сусанн году этак в 1990-м – именно они будут жадно потреблять кооперативные «варёнки», заряжаться от Чумака с Кашпировским и следить за перипетиями первых конкурсов красоты. И – голосовать за Ельцина. Голосуй, а то проиграешь – и снова вернутся унылые трудобудни, «Слава КПСС!» и – объявление «Продаю колготки».
А вот ещё одна незначительная (вроде бы) деталь. В очень хорошем, добром и талантливом кинофильме. Вера Силкова, героиня лирической комедии «Влюблён по собственному желанию», заходит в промтоварный магазин. И… ничего не покупает. «Здесь же ничего нет», – сообщает какая-то «эпизодическая» девушка, и растерявшаяся Вера тут же становится жертвой мошенницы. Наблюдавшая за этой сценой, тётка-фарцовщица подсовывает непутёвой библиотекарше кусок ткани вместо розовой кофточки. Таким образом получалось-выруливало нечто совсем уже дикое: с одной стороны, советская промышленность не могла предоставить гражданам вожделенные 150 видов колбасы и ещё какие-нибудь зелёно-малиновые колготки, но с другой – советский же кинематограф тщательно культивировал преклонение перед западными вещами и «мажорскими» лейблами. Проходная, но запоминающаяся мелочь из великолепного «Мимино» – тема игрушечного крокодила, которого не-воз-мож-но купить в СССР. Потому что в советских магазинах продаются только оранжевые рептилии, а нужно бы –зелёного. И, разумеется, Валико находит такого – правильного! – аллигатора именно за границей. Что же это за страна, где крокодилы – оранжевые, а кофточки – одинаковые? А колготок нет! Нет. И не будет. Звоните Верочке.
Больше того, наше позднесоветское кино постоянно проводило в мир непререкаемый тезис: «Иностранцы – это сверхлюди». Обыгрывалась и повторялась коллизия: героев фильма куда-нибудь не пускали только потому, что в ресторан, в гостиницу… в любое иное место должны вот-вот притопать зарубежные гости. Нам постоянно доказывалось: мы тут вторым сортом. Вывод? Надо стать иностранцем! Любым, каким угодно, только туда и отсюда. Итогом стала перестроечная «Интердевочка» – авторы искренне оправдывали Таньку Зайцеву: она же не от половой распущенности вышла на панель. Ей надоело быть маловыразительной дочкой добропорядочной учительши. Хочется шубку, сапожки, джинсики. И – шведа в койке.
Итак, мы отказались от социализма. Сами. Честно. Никто никого не обманывал, и хватит уже играть роли невинных жертв. Мы хотели в Америку. Мы хотели Америку. Но кто же нам старательно помогал? Вражеские голоса? Диссиденты? ЦРУ? Увы и ах. Наши добрые и светлые, с интеллигентной грустинкой, фильмы. Те, которые мы смотрим и теперь, ностальгируя по СССР. Там, на экране было всё чётко: в баре – барствуют, в Швейцарии – компьютеры, а счастливчики раскуривают Marlboro. Это представлялось не как моральный тупик или социальная драма, а именно в качестве нормального жизненного фона. Положительные герои бились в очередях за итальянскими сапогами и страдали по финскому сервелату, а в разоблачающей кинокартине «Мираж» даже безработная американская беднячка носила модные штаны-бананы и сочно красилась… Вот мы и выбрали! Почём колготки-то?
