Исследованье жизни, как пути, где след подразумевает продолжение оного, исследование, производимое стихом, идущим от классического корня, но пропущенным через призмы собственного дара:
Пазлы сложены по-другому,
Нет короткой дороги к дому.
Да и вовсе дороги нет
Никакой, ни простой, ни сложной.
Это кажется невозможным,
Хоть какой-то да должен быть след.
Поэтическим миром М. Макаровой открывается ноябрьский номер журнала «Москва», и красивое разнообразие, предлагаемое поэтом, подразумевает сгущённую образность, сквозь которую нежно проходят мистические лучи поэзии, мистерии поэтического действа:
Сумерки. Дождь.
И как будто бы стенка на стенку
Страхи ночные
Выходят в жасминовый рай.
Бледное облако,
Словно молочная пенка,
Свесилось за горизонт,
Как за чашечный край.
У Г. Гачкевича коты, возникающие в клеточно-веточном пространстве, несколько отсвечивают абсурдом – бытия вообще, тем не менее – всё происходит в действительности, какая, надвигаясь своею массой, словно заставляет идти понуро:
Коты молчаливые — на голых осенних ветках,
Коты невеселые, будто бы заперты в клетках,
Жмутся плотнее друг к дружке, мерзнут, но все же сидят.
Взглядом ищу их глаза, коты на меня не глядят.
Котам не нужно смотреть, они все чувствуют шкурой,
Коты понимают: я — просто прохожий понурый.
Хотя отчаяния нет у поэта, как уныния, провалов в темноту, просто мир сам по себе – чересполосица, и, глубже погружаясь в него возрастом, можно разное обнаружить:
День промчится, словно вихорь,
Ослабеет зной.
Летний вечер встанет тихо
За моей спиной.
Он положит мне на плечи
Свет от фонарей.
И намного станет легче
На душе моей.
Далее представлена поэзия участников литературной мастерской «Арбат 20» - стихи, различно варьирующие корневые темы, вот как, например, О. Шенгелия рассматривает судьбу:
Не загадывай и не жди.
Всё случится само собой.
И прольются твои дожди,
И наступит твой час земной.
Фантазии, часто бушующие в любой голове избыточно, у Г. Бурденко превращаются в абсурдные картинки:
Если бы богомолы были огромны
И сидели рядком на зеленом газоне,
Я бы реже выходила из дома
И не приближалась к опасной зоне.
Вибрирующее «р» О. Флярковской связано с ощущением родного, родимого, Родины:
Россия, Русь, родимый, радость, роды,
рассвет, рушник, репейник, ремесло —
Родная речь! В ее святые воды
опять волной как будто унесло...
Пейзаж, хорошо выписанный И. Ильиной, словно славно оживает:
Индийский чай, трава мелисса,
Вода в кофейнике скворчит.
Мокшанский край, поселок Исса.
Из клуба музыка звучит...
Образ отца – один из основных в бытование человека – возникает молодо-задорно в стихотворение Д. Канунникова:
Джинсы клёш и длинные волосы,
С хрипловатым, но сильным голосом,
Он работал на заводе стекольщиком,
Но по жизни был рок-н-ролльщиком.
Лирическим натяжением-напряжением вибрируют, полные тайной, произведения Г. Шерговой:
Неповторимы прошлого моменты.
Но вдруг, перебирая негативы,
в упругом глянце черно-белой ленты
поймаю даль обратной перспективы.
Метафизическое начало в стихотворение А. Сорокина проступает пониманием жизни, как баланса:
Не сказал бы, что жизнь налажена,
все же радуюсь пустякам:
белым цветом земля окрашена,
и спасибо за то снегам.
Бодро, с упором на борьбу, поёт Г. Елин:
Когда находишь метод взлома,
Чужой пароль тебе не нужен.
Ты бьешь из собственного дома,
Пока врагом не обнаружен.
Контрастность осеннего мира красиво представлена А. Чжоу:
Серый день пришел как тать,
Нынче солнца не видать.
Тучи сизой пеленой
Протянулись надо мной.
И одно лишь тешит взгляд —
Кленов праздничный наряд.
Поэтический раздел ноябрьского номера – вполне может согреть сердца – учитывая тяжесть времени, и жажду сердца соприкоснуться с красотой и телом.
