Пассионарий

Юрий Николаевич Озеров из плеяды режиссёров-фронтовиков, пришедших после Победы в аудитории ВГИКа с мечтой о киноискусстве и через годы покоривших мир фильмами о пережитой нашим народом войне.

Но первая режиссёрская проба была совсем мирная – в 1951 году Озеров защитил диплом короткометражной лентой «Александр Пушкин»; на «отлично». И первый его игровой фильм «Сын» (1955) обращался к современности – к судьбе простого рабочего паренька. В начале 60-х, уже состоявшимся, известным в Европе режиссёром и дипломантом Всемирного Совета Мира, он побывал в США. Увидел их военные фильмы, в которых о роли Красной Армии в победе над фашизмом – или между прочим, или вообще замалчивалось. Зато утверждалось, что Вторую Мировую выиграли доблестные американцы. Может быть, та хвастливая, завиральная голливудщина (справедливости ради – местами увлекательная) и привела к окончательному решению: он, русский кинематографист Юрий Озеров, майор-артиллерист Великой Отечественной, стоять в стороне права не имеет.

30 лет Юрий Николаевич создавал свой военный киноэпос. Его поражающие художественной мощью исторические хроники: «Освобождение» (1968-1971), «Солдаты свободы» (1977), «Битва за Москву» (1985), «Сталинград» (1989), «Ангелы смерти» (1993), «Великий полководец Георгий Жуков» (1995) убедительно доказали миру, кто они и каковы они – истинные победители. За каждой картиной – титанический, подвижнический труд выдающегося кинобаталиста, его воля, талант, энергия. Озеров показал войну, как явление планетарное, как столкновение государств, идеологий. Его фильмы можно назвать энциклопедическими: в них с документальной точностью отображена вся Вторая Мировая война. Такого, как у Озерова, охвата действительных событий, таких гигантских картин танковых сражений, воздушных боёв, тысячных наступлений Великой Отечественной в мировом кино больше нет.

На лекциях во ВГИКе своим студентам, будущим кинорежиссёрам, профессор Ю.Н.Озеров советовал: «Не рвитесь, ребята, снимать кино о войне – тяжело постичь её настоящую правду». Сам же из года в год постигал эту правду. Наверное, его преданность военной теме была также безыскусна, как преданность каждого истинно русского Родине, матери. Только однажды пришлось от этой темы отойти – именно режиссёра Озерова Международный Олимпийский Комитет выбрал для фильма о Московской Олимпиаде-80. Документальную киноленту «О спорт, ты – мир!» (1981) и сегодня повсюду помнят, особенно блистательно снятую Церемонию закрытия с кадрами улетающего Мишки и заливающихся слезами потрясённых зрителей.

Во времена разбушевавшейся свободы слова Юрий Николаевич от коллег (пороху не нюхавших) слышал о себе с презрительной интонацией: кинематографический генерал, мол, его экранная война не более чем плакат, или аттракцион, да ещё тягучие маршальские сцены в кабинете «тирана». Он держался, бойцом, искал новых партнёров, продолжал свою режиссёрскую войну. Только в оскорблённом сердце боль не унималась.

Время всё расставило по местам. В год 75-летия Великой Победы директор «Мосфильма» К.Г.Шахназаров объявил, что киноэпопея «Освобождение» получила новую цифровую редакцию, и опять с успехом картина прошла по телевидению. «Освобождение» – вторая стержневая победа всей жизни Юрия Озерова (Ленинская Премия 1972г.). Пять полнометражных фильмов (или серий) эпопеи ошеломили нашу, тогда огромную страну, произвели фурор в мире.

Далее – воспоминания деятелей национальной культуры – товарищей и соратников режиссёра – о работе над этим шедевром Советского кино. Записаны они и сделаны более 15 лет назад. Но думается, предлагаемый материал не нафталинный: в нём пульс и обаяние времени, в нём патриотически настроенная часть плодотворной кинематографической жизни. Хочется верить, что эти воспоминания будут интересны тем, кому близко мастерство Ю.Н.Озерова, кто вообще любит родное кино.

Юрий Бондарев, соавтор сценария эпопеи «Освобождение»

Мы были молоды, дерзки, решительны, исповедовали максимализм правды под девизом: создать масштабную картину войны – «реконструкцию событий», то есть, восстановить время великого и трагического испытания народа.

В кинематографе мне везло на режиссёров – Владимир Басов, Гавриил Егиазаров, Владимир Чеботарёв, Александр Алов и Владимир Наумов. (Эти режиссёры создали фильмы по произведениям писателя. В. Басов снял картину «Тишина», Г.Егиазаров – «Горячи снег», В.Чеботарёв – «Батальоны просят огня», А.Алов и В.Наумов экранизировали роман «Берег», В. Наумов поставил фильм «Выбор» – О.П.). Когда свела судьба с Юрием Озеровым, я сразу почувствовал художника одержимого, близкого мне по биографии, по приверженности к теме гигантской войны, заставившей весь мир четыре года ждать с затаённым дыханием: что ожидает человечество – средневековье или свобода? Мрак или свет?

С затаённым дыханием жила и съёмочная группа «Освобождения». Работа над эпопеей продолжалась шесть лет – на два года больше, чем сама война. И эти шесть лет мы как бы участвовали в заседаниях Верховной ставки, находились на грандиозных полях сражений, в солдатских окопах, генеральских блиндажах, участвовали в танковых атаках, воздушных боях, форсировали Днепр, Буг, Вислу, Шпрее, преодолевали укрепления Зееловских высот, брали Берлин.

С волнением вспоминаю насыщенные работой годы, которые пролетели как один день, ибо всю группу объединяло прочное содружество вокруг одной идеи, одной цели, сначала вложенных в первое определение фильма «Освобождение Европы», затем в более широкое, глобальное название – «Освобождение».

Как не хватает общений с Юрием Николаевичем, человеком в высшей степени мужественным, честным, верным в своей добропорядочности. Я бы назвал его в хорошем понимании аристократом от искусства, наделённым от Бога редким художественным вкусом. Мы читали вслух написанные сцены и обсуждали их, тщательно проверяя диалоги, избавляясь от лишнего, ибо, по словам Озерова: серьёзный кинематограф не терпит многословия. Особенно долго шли обсуждения, порой споры, как показывать исторических лиц, и Озеров, завершая дискуссию, чуть-чуть прищурясь, лукаво улыбался: «Мировых политиков и полководцев будем показывать с точки зрения вечности; без придуманных плюсов и минусов».

Да, выбранная режиссёром «реконструкция событий» должна быть правдой, но не той, которая больше самой правды, то есть благой ложью, и здесь у нас не было разногласий.

Выдающийся оператор Игорь Слабневич, опытнейший художник-постановщик Александр Мягков, безукоризненный подбор блестящих актёров ничем не нарушили исторической правды, строгим хранителем которой был Юрий Озеров, не допуская ни «приблизительность», ни «почти похоже», разрушающие, как он часто повторял – настоящее искусство.

Киноэпопея «Освобождение» триумфально прошла по экранам Советского Союза, за два месяца её посмотрели 300 миллионов зрителей. Картину купили 125 зарубежных стран (цифра редкая: во времена Советского кино мало, какая картина имела такой, поистине мировой прокат – О.П). Так к отечественному триумфу прибавились десятки, а возможно, и сотни миллионов зрителей.

Когда смотрю по телевидению пять фильмов эпопеи, как бы переношусь в счастливую пору общения с незауряднейшим, новаторским талантом Юрия Озерова, талантом глобального масштаба, и благодарен судьбе за участие в кинематографической «реконструкции» величайшего народного подвига, имя которого – Великая Отечественная война. И какие бы непристойные слова не произносили убогие политики, лжедемократы, псевдореформисты, ослеплённые ненавистью к советскому прошлому, та наша Победа – это блистательная победа ума, таланта и характера нашего самоотверженного народа, спасшего весь мир. И никому не дано ни властью, ни силой, ни клеветой исказить истину, утверждённую кровью миллионов незабвенных моих соотечественников.

Николай Иванов, заслуженный работник культуры РСФСР

Непросто мне вспоминать о Юрии Николаевиче Озерове – всё-таки нас связывает полувековая, как поётся в песне «бескорыстная дружба мужская». Как фронтовики, мы нашли общий язык сразу и легко.

Помню застольный период «Освобождения», как собирались на «Мосфильме» авторы Бондарев, Курганов и Озеров. Сколько они подняли исторических документов! Им же предоставили возможность изучить материалы Центрального военного архива – карты, схемы, приказы, сводки. Они работали сердцем, потому что сами прошли Великую Отечественную. Оскар Иеремеевич Курганов – военкор «Правды». Боевой путь кадрового офицера Юрия Озерова пролёг от Москвы через Украину до Карпат, далее в Польшу и Восточную Пруссию, за штурм Кенигсберга награждён орденом Красного Знамени. Одно время он служил помощником начальника оперативного штаба 18-й армии, в которой воевал Леонид Ильич Брежнев. Но, как я понимаю, главная роль в этом сценарном трио принадлежала нашему великому русскому советскому писателю Юрию Васильевичу Бондареву. Лейтенант-артиллерист Бондарев защищал Сталинград, командовал батареей на Курской дуге, прошёл с боями Польшу и Чехословакию. Знаком я с ним с 1960 года. Я был директором картины «Последние залпы» – первой картины, снимаемой по его повести и сценарию. Он приезжал к нам на съёмки в Закарпатье – пировали от души, и местная власть и жители принимали нас, московских кинематографистов, очень тепло. (Какая сейчас беда).

Во времена начала «Освобождения» я, отработав с Сергеем Фёдоровичем Бондарчуком директором картины «Война и мир», пошёл на повышение – стал первым заместителем генерального директора киностудии «Мосфильм». Имя опыт работы над масштабным кино, я прекрасно понимал, какой колоссальный груз взвалил на себя Юрий Николаевич, и делал всё, чтобы помочь, благо – сохранил с армией крепкую, товарищескую связь. И началась грандиозная подготовка, которую наше кинопроизводство осваивало впервые.

Для «Освобождения» в мастерских Главного артиллерийского управления сухопутных войск делали автоматы, точнее, просверливали для холостых патронов. А сколько таких автоматов нужно было изготовить, не говоря о патронах?! Тяжёлую военную технику восстанавливали по чертежам на оборонных заводах. И не только восстановили наш знаменитый Т-34. На базе танка Т-44 сделали немецкие «Тигры», с вращающимися башнями, стреляющими орудиями, только броня тоньше. Этот заказ «Мосфильма» выполнило оборонное предприятие Львова, там же сделали танки «Пантера». Переоборудовали, да так, что внешне не отличишь от подлинных, «Фердинанды» и истребители «Фоке-Вульф-190». Из спортивных самолётов клубов ДОСААФ переоборудовали «Лавочкины» и «Юнкерсы»; легкомоторным самолётам от чехословацких коллег придали вид «Мессершмиттов».

Главным консультантом «Освобождения» стал генерал армии Сергей Матвеевич Штеменко, во времена работы над картиной – заместитель начальника Генерального штаба. Не просто консультант, генерал-отставник; у него в руках были рычаги управления, он мог отдать приказ, и там, где снимались главные батальные сцены, организовывались учения, туда направлялись войска. В эпопее снимались войска Московского, Киевского, Белорусского, Закавказского военных округов, группы Советских войск в Германии, моряки Балтийского флота, офицеры и солдаты войска Польского. Тяжёлую технику переправляло Министерство обороны, помогало, чтоб это не ложилось непомерным бременем на кинопроизводство. Когда «Освобождение» перешло границу СССР, за съёмочной группой следовало пять железнодорожных составов. Опять поехали по Восточной Европе боевые орудия Красной Армии. Вообще, стоило Юрию Николаевичу появиться в Министерстве обороны, или в Генштабе, двери перед ним раскрывались, творческо-производственные вопросы решались. Всё-таки за помощью к армии обращался не просто известный кинорежиссёр, а в войну окончивший ускоренный курс Академии имени Фрунзе майор. Естественно встречали, как своего.

Ещё один консультант эпопеи генерал-полковник танковых войск Григорий Николаевич Орёл – личность геройская, командир танковой группы на Курской дуге, так что молодость свою боевую на съёмках пережил вновь.

«Освобождению» была придана авиация, которой командовал Герой Советского Союза, генерал-майор Георгий Васильевич Громов. Среди участвовавших в съёмках лётчиков были чемпионы мира по высшему пилотажу. Вместе с ними летали ветераны войны, и как летали! В тесном строю, на малой высоте над полем боя. Показывали молодёжи пример смелости.

Это признавали самые крупные наши кинематографисты – битва на Курской дуге, танковое сражение под Прохоровкой созданы в картине гениально! Курская дуга показана на экране со всех точек: в ближнем бою и в перископ командира танка, из наблюдательного пункта командира дивизии и с самолёта. На местах боёв снимать не разрешили – много неразорвавшихся бомб и снарядов, сбитых самолётов с вооружением – не знали, как ответит земля. Площади для съёмок были найдены в окрестностях Батуми и на Украине, в районе Переяслава-Хмельницкого. Под Киевом, у деревни Ходасивка снимался небывалый в истории танковых войн бой у Прохоровки. На тех сложнейших съёмках проявилось мастерство каскадёров и спортсменов-мотоциклистов. Проявилась удаль танкистов – был выполнен прыжок с обрыва танка Т-34 с перелётом через «Тигр». В 1943 году об этом подвиге танкиста писали газеты. Танкисты 70-х настояли, чтобы повторить. Конечно, коронный танковый номер был исполнен.

Отлично представляю, как тогда проходили съёмки крупного военного сражения. Оборудовался узел связи, устанавливались радиостанции, на выбранной натуре прокладывались километры телефонных линий (мобильного-то не было). И вот связь с авиацией, артиллерией, танкистами, пехотой, пиротехниками налажена. Порядок съёмки расписывается по минутам. Наконец, «Мотор!». И отдаются команды: «Поднять самолёты! Зажечь дымы! Танки пошли! Орудия заряжай! Заряды подрывай! Двинулась пехота! Главные актёры, вперёд!». Работёнка, как говорится – наповал. Кадровый офицер Озеров хорошо знал: на фронте достичь взаимодействия всех родов войск получалось не всегда, в кино надо, чтоб удалось обязательно. И Юра с валидолом под языком рядом с камерой великого оператора Игоря Слабневича следит за этим действом со своего места то на земле, то из кабины вертолёта.

Он говаривал, что у человека один раз в семь лет меняется группа крови. Насчёт группы крови не знаю, но утверждаю: в его жилах текла кровь подлинного русского интеллигента и не менялась. По материнской линии корни Юры дворянские: прапрадед служил лейб-медиком при дворе Александра I, воевал в Отечественную 1812 года, прадед учился в лицее вместе с Лермонтовым, дед – управляющий казённой палатой Рязанской губернии. Дед по отцовской линии был священником, имел приход в той же Рязанской губернии, да и отец Николай Николаевич – будущий великий тенор Большого театра начинал семинаристом. (О семье Озеровых подробно написал младший брат Юрия Николаевича прославленный спортивный комментатор Николай Озеров в своей книге «Всю жизнь за Синей Птицей», М., «Наука», 1995. – О.П.).

И последнее – публикация в газете «Советская культура» от 13 марта 1973 года (храню в своём архиве). В небольшой заметке корреспондента ТАСС в Японии М.Демченко рассказывается о конкурсе среди старшеклассников и студентов: рецензия на фильм «Битва за Берлин» (четвёртый фильм эпопеи). Победитель, 18-ти летний японский юноша, написал: «До того, как я посмотрел «Битву за Берлин», я считал, что с фашизмом сражались армии Великобритании и США. Но фильм раскрыл мне глаза. Теперь я знаю, что настоящую битву с фашизмом вела армия СССР. Это великолепный фильм о борьбе советских солдат-патриотов против фашизма». Единичное мнение – но и в нём ценная частица мирового признания, мирового значения выдающегося кинематографического создания режиссёра Юрия Озерова – эпопеи «Освобождение.

Татьяна Лапшина, заслуженный художник РСФСР

По образованию я архитектор, выпускница Строгановского училища, а жизнь свою связала с художником кино Сашей Мягковым. Он работал на «Мосфильме, в конце 50-х со своим ровесником, тоже фронтовиком, режиссёром Юрием Озеровым поехал снимать советско-албанский фильм «Фуртуна», из киноэкспедиции они вернулись друзьями. Затем была ещё одна совместная картина – советско-чехословацкая героическая комедия о Гражданской войне «Большая дорога» (Диплом XXIV МКФ в Венеции (1963) – О.П.). Я же на этих картинах была первой советчицей мужа, помогала с эскизами. Но пришло «Освобождение» и Юрий Николаевич поговорил со мной без церемоний: «С роли добровольца я тебя снимаю! Оформляйся на «Мосфильм» – объём работ неимоверный». Так я стала художником кино.

Чтобы рассказать о нашей с Александром Мягковым работе на военных картинах Юрия Озерова, чтобы описать, как создавались все объекты – дворцы, особняки, кабинеты, штабы, коридоры, узлы связи, блиндажи, землянки, траншеи под зимнюю и летнюю натуру – наверное, и книги не хватит. Поделюсь наиболее памятным: о нашем участии в создании уникального исторического кинополотна «Освобождение».

Моя работа в художественно-постановочной группе картины началась с подбора материалов. Такой поистине исследовательской работы с фотографиями, документами, альбомами, книгами, журналами, газетами, рукописными свидетельствами не было больше никогда. Документальные материалы мы собирали со всего мира! Прежде всего, конечно, спецхран Ленинской библиотеки, ещё спецхраны ГДР, Венгрии, Польши, Чехословакии, Румынии, Югославии. Военно-исторический институт ГДР прислал альбом личного фотографа Гитлера. С этим альбомом мы не расставались, когда строили рейхсканцелярию, бункер Гитлера в Берлине, его ставку «Вольфшанце» («Волчье логово»). В объекте «Рейсканцелярия» «снимался» присланный из ГДР, подлинный стол Гитлера, с инкрустациями, с головой медузы. (В перестройку он пропал: наверное, кто-то под шумок гласности раритетный стол и «прибрал»).

Тогда уважение к нашей стране было огромное: на просьбу советских кинематографистов деятельно откликались все государства. Итальянская кинофирма «Дино де Лаурентис» прислала личные вещи Муссолини. Не отказал и Тегеран, хотя в конце 60-х никакой дружественности к СССР иранская диктатура не испытывала, однако фотоматериалы от иранского шаха мы получили, по ним на «Мосфильме» строили декорацию зала Тегеранской конференции.

Мне хотелось полёта фантазии, но Юрий Николаевич не уставал повторять: «Да, наш фильм художественный, но мы пишем хроникальную летопись войны, воссоздаём историю. Поэтому никаких художеств, все интерьеры и декорации должно воспроизвести с документальной точностью».

Как добиться такой точности, например, с кабинетом Сталина? У Чиаурели в «Падении Берлина» сталинский кабинет сделан приблизительно. Как он выглядел в действительности, неясно – в Кремле его не сохранили. Но служили ещё охранники, помнившие тот чрезвычайный кабинет. Мы записывали их рассказы, кто-то даже нарисовал по памяти обстановку. Панели для кабинета московский завод точь-в-точь сработать не сумел. В кабинете Сталина были изящно изготовленные вставные, то есть, утопленные филёнки. Для нашей декорации сделали из натурального дерева более простые накладные – технологию потеряли. Но с портретами была точность: в кабинете Сталина портреты менялись, лишь портрет Ленина, читающего правду, висел постоянно, в сорок втором он повесил портреты Суворова и Кутузова. За его рабочим столом стояли стеллажи с библиотекой, но какие там были книги – не доискались, поэтому стеллажи решили не ставить. Зато люстры были совершенно такие, как в кабинете, и стулья, и кресла сталинские, со складов Министерства обороны добытые.

Подготовка к предстоящим большим кинобаталиям походила на заседание штаба. Всё обсуждалось капитально, Юрий Николаевич мылил глобально, как гроссмейстер видел на сто шагов вперёд, и ещё в нём ощущался магнетизм.

Переправу через Полесские болота снимали в пятидесяти километрах от Вильнюса, в деревне Побраде. Всё строили по-настоящему: забивали сваи, по ним настилали бревенчатые гати. Солдаты волокли пулемёты, миномёты, потом танковая колонная пошла, и увязали в болоте и тонули… наисложнейшие съёмки. Радушно отнеслись к нам литовские крестьяне, помогали в бытовых мелочах – мы же с детьми к ним приехали. Московские и литовские ребятишки быстро подружились, дни напролёт на съёмках, смотрели во все глаза. Какая у нас была замечательная страна!

Съёмку затопления Берлинского метро мы готовили год. Вообще, объект «Метро. Станция Кайзерхоф» был для меня – хоть Святых выноси. В Москве, в Нагатино, в 11-м Перервинском шлюзе развернулась работа небывалая. Сначала на дно шлюза, на 9-ти метровую глубину, 16-ти тонный кран опустил трактор «Беларусь», чтобы от ила, от разжиженного грунта почистить дно. Потом тот же кран опустил железобетонные плиты, брёвна, доски, рельсы, шпалы. С помощью специальных хомутов закрепили у стен шлюза брёвна, скрепляли их досками, обшивали фанерой и на неё наносили винипластовый кафель. Проложили рельсы, прибили чугунную решётку, платформу загрузили железобетонным балластом в 21 тонну. Съёмки начались в июне 1970 года. На Москве-реке уже открылась навигация, исключительно ради фильма «Освобождение» наш шлюз водой не заполняли.

Многие немцы, посмотрев картину, признавались, что факт затопления метро был им неизвестен, не знали они, сколько мирных, измученных берлинцев утонуло, когда Гитлер приказал затопить подземку. Смотрели они эту, исполненную высочайшего трагизма, потрясающую по режиссуре сцену, и рыдали – от сострадания к своим и благодарности нам.

С «Штурмом Рейхстага» немножко партизанили. Рейхстаг же в ФРГ – туда хода нет. Наши дорогие коллеги восточные немцы изловчились – достали подлинные чертежи, литографии и фотографии. Нижний зал снимали в павильоне и на крыше «Мосфильма». Наши бутафоры слепили восемь скульптур тевтонских рыцарей – каждый в три с половиной метра высотой и с эмблемой своего Ордена, у каждого, согласно германской мифологии, особые доспехи. И здесь прямо-таки обязана вспомнить искусников «Мосфильма». Юрий Николаевич меня бы за это похвалил, ведь 40 лет был крепко связан с «Мосфильмом»; с его ремесленными людьми всегда доброжелательно, и люди отвечали сердечным почтением. В наше время на крупнейшей студии Европы трудилась необходимая художественной среде фильма гвардия поразительных умельцев: краснодеревщики, драпировщики, живописцы по тканям, маляры, красильщики, бутафоры, шорники, столяры, плотники. Сколько среди них было тружеников-золотые руки! Знаменитые цеха «Мосфильма» и цеховых дел мастера – гордость в истории нашей дорогой киностудии.

Бои за верхний этаж снимали в Берлинском Доме техники, там потолок был похож на купол Рейхстага. Взрывали так, что содрогался весь Берлин. 9 мая 1945 года – сцену триумфа Красной Армии, известную всему миру по кинохронике, снимали перед Кафедральным собором Восточного Берлина. Его лестница сошла за рейхстаговскую, пространству, конечно, придали вид не парадный: свезли горы мусора, битых стёкол, песка. Приехали актёры, солдатская массовка. Началась съёмка, поехал с камерой Слабневич, пошла знаменитая панорама по выстроенной Юрием Николаевичем колоссальной сцене ликования Победителей. Мы, съёмочная группа, на подхвате, за камерой. Оборачиваемся – перед собором полно дипломатических машин. Приехало много миссий: американская, английская, французская, и все они стояли, оцепенев, глядя на нашу съёмку.

В «Освобождении» 51 исторический персонаж. Ещё – герои, вторые роли, эпизодники, массовка. Всех загримировать, одеть – для гримёров и костюмеров нагрузка огромная. Наша художница по костюмам Деля Озерова (жена Юрия Николаевича) труженица и светлая голова. Все знаки отличия – звёздочки, лычки, эмблемы, погоны, кокарды, ордена – знала назубок. Через год съёмок стало ясно, что картин пойдёт по миру. Нельзя допустить, чтобы по военной форме, не только советской и немецкой – всех воюющих сторон – были придирки. Всё было соблюдено с точностью.

А вот я промаха не избежала. Для эпизода в концлагере Заксенхаузен, где сын Сталина Яков отказывается идти к Власову, строили бараки (в кадре они фоном). После выхода фильма пришло два письма. «У вас ошибка, – писали бывшие узники, – на бараке надпись «BLOK», а правильно «BLOKS». Всего-то буква, а заметили. Вот с каким вниманием смотрели картину.

И что не забуду никогда. Картина только начиналось, муж приехал вместе с Юрием Николаевичем, после какого-то худсовета. Оба возбуждены. Они сказали… кто-то отмахнётся: «пафос», но для них эти слова были совершенно естественными, потому и сказаны в простой домашней обстановке: «Мы должны во имя русского народа сделать эту работу. «Освобождение» – это наш долг и наша честь».

«Долг и честь» – стало, как внутренний девиз. С ним шесть лет в напряжённой, захватывающей, неустанной работе шла огромная съёмочная группа, преданная святому делу и любившая своего потрясающего режиссёра.

Михаил Ульянов, народный артист СССР

До «Освобождения» с режиссёром Озеровым я был практически незнаком. Встречаясь на «Мосфильме», раскланивались. Однажды он заговорил со мной, рассказал, что начинает большой военный фильм и предлагает роль маршала Жукова. Признаться, я растерялся. Жуков – гордость нации, легенда народа, личность недюжинная, вобравшая в себя лучшие качества русского человека. Как у Алексея Толстого в знаменитом рассказе: «Русский характер – поди-ка, опиши его…»… а ну, как не распознаю какую-то из граней этого характера, не ухвачу что-то важное в этом выдающемся человеке? Судьбина-то трагическая, фигура размаха эпического. Ответственность велика. Оробел я и отказался.

- Жаль, – вздохнул Юрий Николаевич, – мы говорили о вас с Георгием Константиновичем – он же известный театрал, более того, поклонник вахтанговского театра, видел вас на сцене, и не раз – вашу кандидатуру воспринял хорошо.

В те годы по театральной Москве шли перезвоны о появлении маршала Жукова на очередной премьере; всегда в штатском. Весь наш театр – от актёра до билетёра – знал: когда Жуков с женой шли по залу, зрители стоя приветствовали его аплодисментами. Ну, думаю, раз маршал сам даёт благословление, отступать негоже.

Юрий Николаевич очень хотел, чтобы Жуков стал главным консультантом «Освобождения». Маршал тогда пребывал в глухой опале, персональный пенсионер – и точка. По рассказам Юрия Николаевича, Жуков был вынужден обратиться с письмом к Брежневу, сетовал, что его огромный военный опыт не востребован. Насколько знал Озеров, ответа не последовало. Правда, вскоре наконец-то вышла его книга «Воспоминания и размышления», раскупленная в считанные дни, впоследствии неоднократно переизданная. Жил тогда Георгий Константинович в районе Рублёвского шоссе, в небольшом домике, подаренном когда-то Сталиным. Юрий Николаевич прибыл к нему со сценарием и получил согласие. На следующий день радостный Озеров пошёл к тогдашнему министру кинематографии Романову. Министр, услышав, кого Озеров пригласил в консультанты, стал свекольного цвета: «О Жукове не может быть и речи!». Пришлось нашему расстроенному режиссёру ехать извиняться…

Поначалу работали над портретным сходством – попробовали паричок, не сгодился. В итоге обошлись малым: под нижнюю губу засовывался кусочек ваты, челюсть выдвигалась немного вперёд. Вот и весь грим. Это у Васи Шукшина, игравшего маршала Конева, был тяжёлый грим, голый череп часами клеили. Вообще-то, для него эта роль не стала большой радостью, но отказываться не стал. По-моему, отказаться от роли прославленного командующего Шукшину не позволили не здравомыслие, ни совесть.

С Георгием Константиновичем я не познакомился, всё из-за той же робости. К его 75-летию в группе «Освобождения» сделали великолепный альбом с фотографиями кадров из фильма, естественно, и мои фото в роли Жукова были. Озеров, вручая мне этот альбом, сказал по-твардовски: «Так кому же карты в руки, как не Ульянову теперь… Поздравьте его от всех нас». В день юбилея я позвонил, жена сказала: «Он сегодня очень нервничает – полно корреспондентов, наших, иностранных, радио, телевидение. Денька через три приезжайте, спокойно чайку попьём». Конечно, он нервничал – впервые за 20 лет столько внимания, ажиотаж журналистский. Через три дня меня пригласили, но тут я приболел. Потом как-то постеснялся беспокоить… так и не пожал ему руку, не поговорил. Жалею очень!

Юрий Николаевич был влюблён в Жукова, влюблён в его характер, наверное, отдавал себе отчёт, что целиком такую глыбу охватить сложно. Ему был нужен Жуков, прежде всего, полководец, стратег и тактик, где-то тонкий политик. Вообще задача озеровских эпопей – про войну, а не про Жукова, потому мой герой сосредоточен, целеустремлён на войну. Я играю военачальника, но отнюдь не личность во всём многообразии. Малые размеры были в сценариях для отражения полноты характера, не говоря уж о судьбе Георгия Константиновича. Но, если найдётся смельчак (не иначе!), который будет готов сделать художественно-биографический, исторически правдивый фильм исключительно о Жукове, вот тогда материал раскроется поистине шекспировский, без преувеличения.

В «Освобождении» образ Жукова по-настоящему дан впервые – в легендарной картине «Падение Берлина» маршал Победы малозаметен. И спустя десятки лет в художественном кино вновь появился Сталин. В хрущёвскую оттепель Сталина вычеркнули из истории, в начале брежневского правления не возвращались. В утверждённом разными высокими инстанциями варианте сценария образа Сталина не было. Поэтому эпизоды с участием Верховного снимались как внеплановые, ночью. Когда особые «верхи» увидели Сталина на экране – оторопь. Об этом Юрий Николаевич потом узнал. Почти полгода ждали, как судьба фильма решится. Решилась – к 25-летию Победы два первых фильма эпопеи увидела страна и следом мир.

В озеровских картинах образ Сталина создавали три актёра. В «Освобождении» очень хотел сыграть Серго Закариадзе – знаменитый «Отец солдата». Однако, более похожим сочли его брата Бухути Закариадзе. Помню и других исполнителей этой знаковой роли: Якова Трипольского в «Битве за Москву», Арчила Гомиашвили в картине «Сталинград», но с наибольшей теплотой вспоминаю съёмки с Бухути Александровичем. Милый, прелестный грузин, постоянно пил чай, по-русски понимал, говорил неважно, и переживал: «Если плохо сыграю, меня в Грузии зарежут».

Со Сталиным у Жукова, как известно, стратегических разногласий не было. Вот сейчас о Сталине верещат: «ужасный, кровавый диктатор», только не слышал я, чтобы его назвали дураком – или эти ниспровергатели празднуют труса, или всё ж про себя понимают: без жёсткого, решительного руководителя лихо в стране не одолеть. Беда для любого государства, когда во главе его стоит человек, не соответствующий времени. Сталин – великий человек – принял на себя вызовы времени, и победил. И Жуков соответствовал времени, всегда был решителен и уверен, и не от самоуверенности, а от силы характера и знаний.

Неподъёмной мне роль не казалась. Это в «Братьях Карамазовых» я «пуп развязывал», чтоб мой Митя осветился. С Жуковым – ясность, тон роли оговорен, только отголоски подбирай. Как настроиться на эти подголоски…это ведь не просто произнести текст; как актёр я могу идти только от себя, передавая, что знаю о своём герое, показывая, как понимаю его, как чувствую. В финальной серии «Освобождения» в эпизодах боёв за Рейхстаг, Жуков, слушая генерала Кузнецова, реагирует резко: «Взял первый этаж? Медленно, медленно двигаетесь!» – здесь он суровый, напористый командующий. Когда Чуйков докладывает: выброшен белый флаг, он в ту же телефонную трубку кричит: «Поздравляю тебя, Чуйков! Поздравляю!» – тут он другой, обрадованный, возбуждённый. И следом, когда генерал Галаджев говорит; «Неужели конец, Георгий Константинович? Четыре года…», маршал перебивает: «Тысячу четыреста десять дней. И ночей» – фраза сама за себя говорит, оглушительная фраза, иные здесь интонация – ни капли ликования, скорее, горечь адски уставшего человека. Так я понимал и выражал его состояние.

С легкой озеровской руки, хотя в жизни она большая и крепкая, кроме меня долгие годы Жукова в кино не играл никто. Любовь народа к маршалу Победы частично перешла на меня, роль принесла признание, и не только на Родине. По театральным делам прилетел в Китай. На приёме в посольстве идёт мне навстречу их министр культуры, улыбается и по-русски: «Ой! Жюков приехал». Ну, думаю, если даже в Китае меня узнают, как Жукова, не зря я работал. Если же серьёзно – очень я рад, что послужил образу выдающегося человека, который прожил долгую, яркую экранную жизнь в созданиях другого крупного, талантливого, сильного человека – моего незабываемого режиссёра и доброго товарища Юрия Николаевича Озерова.

Владлен Давыдов, народный артист РСФСР

Когда Юрий Николаевич Озеров вручил мне увесистый сценарий «Освобождение» и предложил обратить внимание на роль Рокоссовского, я смутился и обрадовался, потому что был очень увлечён этим человеком. В 1967 году я снялся в казахской картине «За нами Москва», правда, там моя роль называлась Командарм, но подразумевался Рокоссовский. Наверное, Юрий Николаевич видел меня в этой роли… Но чтоб у Озерова и обобщённый командарм – даже представить невозможно: Рокоссовский, и никак иначе. С Константином Константиновичем лично я знаком не был, один раз стоял недалеко на приёме в Кремле. Очень обаятельный человек.

Началось с кинопроб. Сижу на гриме, в кресле рядом Ульянов, кряхтит. Спрашиваю:

- Миша, ты что?

- Да не похож я на Жукова.

А его Жуков сам предложил. Юрий Николаевич спросил маршала: «Кто может вас сыграть в кино?», и он, недолго думая, ответил: «Председатель». (Отмеченная трагедийной силой и подлинной народностью, роль Егора Трубникова в картине «Председатель – сценарий Ю.Нагибина, режиссёр А.Салтыков – в творчестве М.А.Ульянова этапная, ярчайший образец русского артистического искусства – О.П.). Я вообще был и остаюсь поклонником Ульянова, видел его во многих ролях и в театре, и в кино. К его работе над образом Жукова отношусь с громадным уважением, по-моему, он ухватил силу характера, повадку, стать. Но Ульянов – убедительнейший Жуков – это будет развиваться десятилетиями, а тогда, в самом начале, перед кинопробой смотрю ему в глаза через огромное зеркало гримёрной и непринуждённо говорю:

- Да что ты волнуешься. Представь: ты в маршальской форме на экране, внизу кадра титр – Маршал Жуков, и все сразу скажут: «Надо же! Как Ульянов похож!». А вот я, Миша, совсем не похож.

Он смотрит на меня в то же зеркало:

- Как не похож? Замечательно похож.

Успокаивали мы друг друга, иначе надо отказываться: это не просто новая роль, это герои Отечества, люди легендарные, а главное – тогда они были живы.

Ко мне относился по-дружески Нарком военно-морского флота Николай Герасимович Кузнецов, а я, порой наблюдая за ним, думал: наверное, по характеру он схож с Рокоссовским. Адмирал Кузнецов, равно, как и Рокоссовский, являют для меня пример командиров иного склада, чем Жуков. Рокоссовский, как я понял из прочитанного и услышанного о нём, был интеллигентный командующий.

Работа над такой махиной, как «Освобождение», для режиссёра нервная и физическая нагрузка колоссальная, а Озеров с актёрами на площадке – само спокойствие. Где бы ни снимали: на натуре, когда собраны войска и техника, танки и авиация в кадре, или в павильоне – никакого напряжения, раздражения, крика. Свет поставлен, всё у них со Слабневичем выверено. Сначала репетиция, разбирается сцена, мы её осваиваем по тексту, по движению – атмосфера на редкость доброжелательная.

Два первых фильма эпопеи были закончены, но вместо громкой премьеры – тишина. Когда фильмы выпустят на экран, неясно. Озерову отвечали: «Пока не посмотрели». И «не посмотрели» ни в Госкино, ни в Министерстве обороны; вопрос решался на самом верху. Конечно, мы понимали, от чего, вернее, от кого могут запаниковать идеологические чиновники. После кинокартин «Сталинградская битва», «Третий удар» и «Падение Берлина» (1948-1949 годы выпуска – О.П.) в «Освобождении» явлен Сталин. Вот и не знали, как отнесутся к этому после ХХ съезда партии, на котором Верховный Главнокомандующий был развенчан, как личность. Некоторые «историки» измыслили, что он руководил войной по глобусу… не могу вспоминать – позор!

Сталина играл Бухути Закариадзе, ведущий артист Академического Театра имени Руставели – главного театра Грузии. С ним Юрий Николаевич работал сосредоточенно, осторожно. Бывали осложнения. Однажды никак не удавалось договориться с нашим Сталиным (кавказский характер), и наш режиссёр обронил: «Надо пригласить переводчика». Бухути, в жизни человек милейший и добрейший, обиделся, потом говорил мне: «Я так уважаю Юрия Николаевича! Что для меня эта роль … даже слов не могу подобрать! Я не из-за денег, играть на русском трудно, дома постоянно репетирую, даже в самолёте текст повторяю, зачем переводчик?!». Но конфликты улаживались – так действовало врождённое благородство, интеллигентность, культура нашего режиссёра.

Есть история, как «Освобождению» дали дорогу: быль, или байка, не знаю; ходил такой рассказик. Л.И.Брежнев с группой товарищей из-за непогоды застряли во Внуково. Сидеть скучно: давайте фильм какой-нибудь посмотрим. Доброхоты сработали оперативно – показали первый фильм эпопеи «Огненная дуга» – добро было получено быстро.

Озеров же все эти месяцы неведения не паниковал и не бездействовал – снимал следующий фильм эпопеи «Направление главного удара». О съёмках одной из его сцен расскажу подробнее.

Сцену заседания Ставки 23 мая 1944 года считаю кульминационной в развитии образа Рокоссовского, а для себя во всей пятисерийной эпопее самой важной. Обсуждается летняя кампания 1944 года. Рокоссовский в своём докладе предлагает нанести главный удар в Белоруссии, в направлении на Бобруйск, через Полесские болота. На что Сталин недовольно замечает: «Всё-таки вы тянете нас в болото, товарищ Рокоссовский. Не похоже, что хорошо продумали. Выйдите в соседнюю комнату, продумайте ещё раз ваши предложения». Я собрал со стола карты и ушёл.

…Чрез пару лет после «Освобождения» лечусь в санатории «Вороново», и меня попросили выступить, рассказать о нашей картине. Сначала был показан тот самый фрагмент, и я повёл речь, как это снималось, когда Сталин выгонял Рокоссовского. Перед ужином подходит ко мне Каганович (он тоже был в актовом зале):

- Товарищ Давыдов (с ударением на «о»), я буду звать вас, как у Шолохова – Давыдов. Вы не правы, когда говорите, что товарищ Сталин вас выгонял. Товарищ Сталин Рокоссовского не выгонял, а попросил выйти и подумать.

Я сказал:

- Это же не провинившегося школьника учитель выгоняет из класса. Это Сталин приказывает удалиться маршалу!

На экране происходит драма боевого полководца. Ему указали на дверь, что его ждёт – неизвестно. Он не знает, что Жуков с Василевским убедили Верховного, и Сталин уже присвоил Белорусской операции название «Багратион». Наконец, его позвали. Надо достойно войти и на лукавый вопрос: «Где же всё-таки будете наносить главный удар, товарищ Рокоссовский? Через болота?» – стойко ответить: «Да, товарищ Сталин. Направление – правым флангом на Бобруйск. Я уверен в правильности этого решения». Что это, как не момент истины?! Сыграть такое напряжение, сосредоточиться на психологическом состоянии сильного человека в столь драматической ситуации – очень притягательный манок, самое интересное для актёра.

Пришёл к нам как-то в павильон главный консультант, генерал армии Сергей Матвеевич Штеменко. Ходил в декорациях кабинета Сталина, вздыхал: «Да… всё точно, много раз я тут был, и сколько переживаний было… – Подошёл к нам, уже в костюмах маршалов. – Знаете, всё-таки перелом в войне не Сталинградская битва, хотя, конечно, Сталинград – вершина войны. Переломным этапом войны стала Курская битва».

Когда смотрю по телевизору эпопею, когда вижу феноменально поставленные Курскую дугу и Прохоровку, или столь же ошеломляющие сцены форсирования Днепра, переправы через Березину и Вислу и взятие Берлина, я, участник и очевидец тех сложнейших батальных съёмок, от экрана оторваться не могу. И думаю, что в начале ХХI века такой фильм вряд ли кто сделает. Не потому что денег на масштабное кино у государства нет. А потому что нет режиссёра, мастера киноискусства, в котором жил бы патриот и воин, для которого Великая Отечественная – часть биографии. То есть, такого, как Юрий Николаевич Озеров.

Михаил Ножкин, народный артист РСФСР

По правде, сниматься в кино я не рвался, хотя до встречи с Юрием Николаевичем сыграл Бекаса в фильмах об ошибке и судьбе резидента, имевших большой успех у зрителей. Если же сценарий не нравился – отказывался. Но в «Освобождении» участвовать очень хотел. Понимал, насколько значима эта работа, как важен этот фильм для истории, для России, для воспитания молодёжи, для воспитания нас самих. Молодое поколение мне особенно жалко, потому что его довольно активно настраивают на отрицание героической истории страны. Никому в мире, в том числе нашей «пятой колонне», не нужна сильная, крепкая, чистая Россия. Так было, есть и будет.

О Великой Отечественной войне – много лжи, и, чем дальше во времени, тем больше. Это всемирно-историческое событие – наша Победа – для сытого Запада, как кость в горле. Юрий Николаевич подходил к своей работе, как историк-исследователь, вообще был человеком глубоким, великолепно образованным, режиссёр с философским складом мышления. Историю Второй Мировой войны рассматривал во времени, как послание в будущее – не зря же отставил в картине известное высказывание Рузвельта: «Мы дождёмся удобного момента, откроем второй фронт, когда нам будет выгодно, и пожнём плоды победы». Поэтому «Освобождения» сейчас боятся: там всё документально рассказано. То, что будут бояться, Юрий Николаевич предвидел, так что значимость картины с годами будет возрастать. Какой там Голливуд! Не снилось созданного Озеровым потрясающего масштаба Голливуду. И такой силы духа солдатского, офицерского, такой пронзительной правды войны не изобразить им в полонившем мир, хвалебном американском кино.

Основная творческая группа фильма – герои Великой Отечественной. «Освобождение» создавала боевая троица: Юрий Николаевич – артиллерист, оператор Игорь Слабневич – танкист, художник Александр Мягков – пехотинец. То есть, представлены разные рода войск. Их же сам Бог свёл! Фронтовики снимают фильм о войне! Кто лучше них знает природу боя, атмосферу?...

Первый съёмочный день у меня – сразу в ГДР. В 1968 году центр Восточного Берлина лежал в развалинах, для нас – достоверная натура. Начались боевые действия: пошли танки, самоходные артиллерийские установки. И всё это буквально в сотне метров от Берлинской стены. За стеной высотка этажей 17, стеклянная коробка, с её верха видно, что происходит в ГДР. Мы ещё толком не отрепетировали, а они уже установили на крыше этой стекляшки телекамеры. Как только грохнули пушки, пулемёты, автоматы, за стеной началась паника, бюргеры перепугались ужасно. По телевидению передали, что русские, под видом киносъёмок, хотят захватить Западный Берлин. С каждым днём телекамер на западной крыше прибывало, прямые репортажи с наших съёмок шли по нескольким телеканалам, обстановка нагнеталась.

Гримировался я в одной гримёрной с Фрицем Дицем, исполнителем роли Гитлера. Отношения сразу сложились тёплые; обаятельный, интеллигентный человек. Диц коммунист, войну прожил в эмиграции, в Швейцарии. Гитлера играть не хотел, пошёл, как на партийное задание, и сыграл, на мой взгляд, с высочайшей степенью мастерства. Впоследствии я слышал от многих артистов, в том числе от гэдээровских, и из ФРГ, что эта роль – актёрская вершина, что лучшего Гитлера (если можно так сказать о Гитлере) в мировом кино нет.

Начало сцены в метро, когда мой лейтенант Ярцев спускает на несколько ступенек пушку, приговаривая, что метро к самой рейхсканцелярии подходит, сняли в Берлине. Продолжение и финал снимали через два года на Москве-реке, в Нагатинском шлюзе. С первого раза не задалось: открыли шлюз – из тоннеля вал воды, еле ноги унесли, съёмку отменили. Пару дней приходили в себя, восстанавливали декорацию (колоссальная была декорация, восточные немцы даже вагон метро 1940 года прислали). Наконец, снимаем, вода пребывает дозированно. Юрий Николаевич переживал: эту сложнейшую съёмку специально назначили на июнь, думали, вода потеплеет, а июнь выдался прохладным, температура воды 11 градусов. Мог бы руководить по мегафону, а он по пояс в воде расставлял массовку, объяснял задачу, молодых солдат к носилкам привязывал, всё проверял.

По-моему, сцена затопления Берлинского метро – великая сцена! Конец тяжелейшей войны, советские войска рвутся в бункер, и Гитлер, не щадя прячущихся в метро от бомбёжки немцев, спасая свою шкуру, приказывает открыть шлюз реки Шпрее. Наши солдаты не побежали спасаться – пропускали к выходу детей, жён, матерей и отцов врага, раненных немецких солдатиков (!) по плечи в воде несли на носилках. И как это грандиозно по режиссуре: стойкость наша и доблесть восходят к апофеозу. В музыкальном решении Юрий Николаевич использует орган: как реквием по великой русской душе, человеколюбивой и жертвенной.

Дня за два массовку (человек 400) отсняли, остался финал: в затопленном метро Цветаев и Ярцев (Коля Олялин и я) плывут из последних сил. Ждём команды. Неподалёку небольшая часть съёмочной группы, в центре Юрий Николаевич со Слабневичем, о чём-то совещаются. Время идёт, чувствую, что-то не так, что-то от нас скрывают. Я к Слабневичу: «Что случилось?». Сначала отнекивался, но всё ж объяснил. Кабели для осветительной аппаратуры прокладывали посуху, несколько дней они пролежали в воде, напряжение 380 вольт, малейшая пробивка в соединительных муфтах – мы сваримся. Что там инженеры-электрики думали? Правда и съёмки такие для них внове. Слышу, кто-то Юрию Николаевичу говорит: «Может, без этого эпизода?», и он в раздумье, тихо: «Да как же не закончить…». Вижу, как он расстроен, мучается.

Действительно, финал сцены очень важен для всей эпопеи. Ладно, мой герой появился в последнем фильме и спел: «Ещё немного, ещё чуть-чуть». А капитан, потом майор Цветаев (замечательно сыграл Коля Олялин!) проходит через всю картину, все сражения. И эти двое парней, дошедших до Берлина, понимающие, что до Победы считанные дни и впереди жизнь, гибнут, спасая простой немецкий люд. Как же можно без эпизода их гибели обойтись?!

Но под водой электрический ток высочайшего напряжения. Смотрят они друг на друга, режиссёр и оператор, два талантливых русских художника, два солдата. Решающее слово за Юрием Николаевичем, и он твёрдо: «Давай, Игорь рискнём. Россия нас не выдаст». А Слабневич, великий советский оператор-постановщик Игорь Михайлович Слабневич, боевой, потрясающий человек. Он же в Сталинграде командовал огневым взводом противотанковых орудий, был ранен. Потом окончил танковую школу, на Курской дуге уже командир танка, два раза горел, дошёл до Берлина. Стоит он на ступеньках шлюза: «Точно, Юра! Европу взяли, в Эльбе не утонули, неужели в родной Москве-реке потонем?!». И первый, как в атаку – в воду. За ним Юрий Николаевич, следом мы с Колей. Стоим в воде – живы! Снимали долго, наплавались в одиннадцатиградусной воде и важный смысловой эпизод сохранён. Поднялись на землю, забрались в тёплый грузовик, как сейчас помню, не водка была, а спирт; закуска – сало, солёные огурцы, чёрный хлеб. И ещё думаю, мы же с Колей для них, артиллериста с танкистом, тогда мальчиками были, они нас в какой-то степени собой прикрыли. Вот этого никогда не забуду.

Ещё перед кинопробой Юрий Николаевич сказал: «К тебе Михалваныч будет просьба – написать песню», и сделал пожелание, чтоб текст шёл от первого лица, чтоб в нём прозвучали чаяния одного солдата. Как это выполнить? Мне, не воевавшему актёру и поэту, надо было представить себе, что этот лейтенант – я, знаю, что скоро войне конец, но враг ещё не разбит. И я написал «Последний бой, он трудный самый». Ещё вспомнил раненных солдат. Я ведь коренной москвич, детство прошло во дворе Яузской больницы, в войну там был госпиталь. В палатах о войне ни слова, говорили о девушках, о любви, вспоминали отчий дом, отца, мать. Наверное, потому родились строки: «А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму».

Мы тогда не предполагали, что песня пойдёт так широко, что станет народной. Я хотел сочинить песню, чтоб она и под гитару пелась, и под оркестр, и хором, и в одиночку. Сейчас её наши дипломаты петь любят, разведка поёт, армейские – само собой. Она уже вроде гимна стала.

Фильм «Освобождение» – положительный пример служения Родине. И режиссёр картины тоже пример, достойный подражания и в творчестве, и в жизни. С людьми всегда уважителен, в работе собран, сосредоточен. Вообще обстановка в группе была хорошая, дружная. Среди актёров – никаких капризов, премьерства, пижонства. Вдохновлённые нашим режиссёром, все мы с гордостью сознавали свою причастность к эпопее «Освобождение», как к важному государственному делу. А ещё он был удивительно застенчивым. За строгостью, требовательностью скрывалась – наверное, это есть только в России – скромная душа.

Сегодня его «Освобождение» – ещё и горячее обращение к людям ХХI века беречь старшие поколения, не щадившие себя для страны, чтить их память. И если нынешний молодой человек нормальный, а не скотина, то, посмотрев картину, поймёт, какова заслуга России в избавлении мира от коричневой чумы, и с болью осознает, что благополучие Запада, которое навязчиво приводят ему в пример, оплачено болезнями и тяготами ветеранов. Потому картина «Освобождение» призывает к пробуждению совести, к очищению души.

В заключение ещё о Карене Шахназарове. Он знал Озерова с отрочества – его отец Георгий Хосроевич и Юрий Николаевич были дружны, иногда в застолье вспоминали боевую молодость, тем более, что воевали почти рядом: в одни и те же дни штурмовали Кенигсберг. О Юрии Николаевиче, большой режиссёр, Народный артист России Карен Шахназаров мыслит так: «Если вдуматься – зачем? Он прекрасно мог бы существовать в кинематографе, снимал бы локальные картины. Человек он одарённый, наверняка его фильмы имели бы успешный прокат по стране и представлялись бы на зарубежный экран. Зачем надо было взваливать на себя такой исполинский груз, такой адский труд? Но, видимо, он задавался вопросом: «Кто, если не я?». Он положил жизнь на свой военный эпос, не щадя себя, не думая о личной выгоде и интересах. Юрий Николаевич жил в стремлении увековечить образ своего поколения, сломавшего хребет фашизму. Он говорил, что на войне погибли лучшие ребята. Вообще, по-моему, он творил ради них и в память о них – павших. Он чувствовал долг оставшегося в живых и никогда и ни в чём не предал эту незримую солдатскую связь».

По свидетельству жены Диляры Керимовны в последние годы жизни Юрий Николаевич увлёкся трудами Л.Н.Гумилёва, его теорией пассионарности. Способность к недюжинному напряжению, к самопожертвованию ради поставленной цели, ради идеала – это по Гумилёву и есть проявление пассионарности. То есть, по Гумилёву, Озеров настоящий пассионарий. А он своих сверстников, молодых людей военного призыва называл последним пассионарным поколением ХХ века.