Выезд в Вену подобен экскурсии в ближнее Подмосковье и рассматриваться поэтому должен исключительно в терминах внутреннего туризма. Самолеты летают удобно и часто, билеты стоят недорого, опера красива и мастеровита, музеи уютны и удивляют. О них и пойдет сегодня речь, ибо внезапно в прошедшие выходные Вена порадовала необычным даже для себя количеством высококлассных экспозиций.
Kunsthistorishes Museum / Breugel
Огромная ретроспектива Питера Брейгеля, известного нам главным образом изображением множества маленьких фигурок собак, людей и пчёл во льдах Голландии времен малого ледникового периода, собрана в Музее истории искусств со всего мира. Мало кто отказал в предоставлении работ, однако нашлись и такие. Без оскорблений организаторы выставки указали на отсутствие и место хранения. Напрасно искать в этой отметке мелочную обиду: выставка заявлена научным событием, поэтому сопровождается подробными аннотациями к картинам, дополняется полотнами мастеров круга Питера Брейгеля. И конечно, такая презентация художника обязана быть снабжена ссылками на отсутствующие работы. Как и новейшими атрибуциями давно известных картин. Это научно.
По существу, данная экспозиция является сейчас ярчайшим аттракционом Вены и именно на нее едут многочисленные туристы, русские среди которых если не преобладают, то составляют значительную часть. Будучи русскими, мы и поехали. Неудобным для нас оказалось отсутствие сопроводительной литературы на наиболее доступном нам языке. Впрочем, большей проблемой явилось запредельное число посетителей, что создало раздражающие неудобства в первом же зале. Совет: начинайте с последнего и идите против движения. Тем самым вы дезориентируете мешающего вашим стремлениям к прекрасному противника. Каковым следует считать всякого посетителя музея. Даже себя.
Leopold Museum / Klimt / Shiele
Признаться, небольшие экспозиции Густава Климта и Эгона Шиле в Музее Леопольда мы собирались посмотреть давно, да как-то не выходило. Настолько, что Климта застали почти перед закрытием. Не пожалели, хотя эта выставка для специальных ценителей и искусствознатцев. Не для нас.
Бессмысленно искать то, с чем мы обычно связываем Климта. Исключительно малое число живописных работ начального периода, на обывательский, т. е. наш, вкус слишком тусклых, хотя и дополняют образ художника, не способствуют созданию того солнечного настроения, которое обыкновенно сопровождает созерцание произведений Климта. Искупает эту растерянность столкнувшегося с неведомым исследователя огромное количество графики, даже мало-мальски пристойной назвать которую затруднительно. Мастерство Климта, точность его линии, однако, не позволяет отнести графические ню к разряду немецких фильмов для взрослых. Близко, да, но есть нюанс, как говорится. Климт хорош сам по себе, но его соседство с Эгоном Шиле совсем не случайно.
Знатоки вспомнят, что Климт является учителем Шиле. В Леопольд-музее это высказано прямо: среди работ «порнографа из Вены» (так называется один известный роман о Шиле) есть немало таких, какие и взрослому не каждому покажешь, при этом перекличка с выставленной графикой Климта очевидна вполне.
Безусловно, Шиле является одной из ключевых фигур европейского искусства ХХ века, без знакомства с ним трудно понять, например, творчество и значение такого столпа современной поп-культуры, как Дэвид Боуи. Мало кто знает, что фотосессия для одного из лучших альбомов музыканта 'Heroes' была инициирована творчеством Шиле. Боуи еще вернется к ней незадолго до смерти, повторив обложку «Героев» в своем предпоследнем альбоме The Next Day. В общем, Шиле обязателен к просмотру, хотя удовольствие гарантировать я бы не стал. Для меня лично художник слишком пафосен. Мне льстит его скупость выразительных средств, я высоко ценю точность его высказываний, но сам люблю чувства более «сложносочиненные». И если уж получаю удовольствие от «интегрального контекста», то скорее от той его изобразительной части, которая связана с именем Готфрида Хельнвайна. Гиперреалиста, кооперированного со следующим за Боуи поколением глэма. В числе музыкантов, с которыми работал Хельнвайн, Мэрилин Мэнсон и Rammstein, образы Хельнвайна часто мрачны, но темы нередко возвышенны. Его творчество не поддается однозначному толкованию, но он там, где указанные музыканты, он играет на той же площадке, что и Дэвид Линч, а уж любовь последнего к творчеству Боуи известна.
Казалось бы, причем здесь Шиле?
И к чему Хельнвайн?
Albertina Museum / Pirosmani / Monet
С Хельнвайна я всегда начинаю, когда прихожу в Альбертину. Его картины в подвале, я ни разу не поленился спуститься на минус первый этаж. К слову, там всегда есть на что посмотреть. Даже если вы современное искусство на дух не выносите, у вас есть возможность изменить свое мнение.
Миновать Хельнвайна я не мог, но пришел не только к нему. Альбертина анонсировала два мощных выставочных проекта: Нико Пиросманишвили и Клод Моне.
Небольшая выставка грузинского примитивиста и немаленькая французского импрессиониста порадовали.
Признаться, я никогда не был особым любителем наивного искусства, но Пиросмани очаровал. В его работах есть первобытная мощь исследователя, его работы полны прометеевского духа. Интересно сравнить его с Анри Руссо. «Таможенник» поглощен детским открытием мира в себе, он весь – деталь, узор, излишество, он – продукт упадка некогда великой страны. Пиросмани, житель молодой и мощной Империи, подписывающий картины русским языком, открывает Искусство. Он культурен, его полотна – наивное, но яростное стремление к вершинам не природного, но человеческого гения. Он формулирует для себя законы композиции и перспективы. Как может, да, но он субъектен, его не обойдешь, от него не отмахнешься.
Проверьте!
Что до Клода Моне, то такого количества его картин одновременно я еще ни разу не видел. И уже этого хватит для рекомендации. Сказать что-то новое о художнике трудно; даже свое, пусть и не новое, будет звучать хорошо если наивно, а не претенциозно. Поэтому промолчу, ограничившись почти универсальным: «Размер имеет значение».
Это о числе работ.
Theatermuseum / Bosch / Kantor
Выйти из Альбертины и не сделать пятьдесят шагов до Музея театра – преступление. Тем более что именно там сейчас, пока ремонтируют здание Академии изящных искусств, размещен «Страшный суд» Иеронимуса Босха.
В темном зале нет посетителей. Совсем. Пришедшие в музей исследуют обычно зал в стиле венского модерна. Мы тоже не проходим мимо, ибо сецессион... ну... во-первых, это красиво...
Но следом – Босх. Рядом с его работой Лукас Кранах-старший и – совсем неожиданно! – Максим Кантор со своей версией последнего суда. Несколько картин нашего недавнего соотечественника не похожи на Босха нисколько. Они, скорее, зависли между Пиросмани и Шиле, если такое возможно, по стилистике. По теме – жесткий социальный экспрессионизм. На любителя, конечно, но надо отметить, что рядом с Босхом Кантор выглядит гармонично. Не исключено, что первый сейчас бы писал нечто, похожее на Кантора, при том, что последний вряд ли достигнет технического мастерства Босха.
Зато страстность и жизнеутверждающая мизантропичность присуща обоим.
Босх современен, Кантор традиционен, смотреть обязательно.
И только после – в оперу и на самолет.
Вена – Москва
двойной клик - редактировать галерею
