В Москве, неподалёку от Пушкинской площади, находится весьма интересное красное здание с белыми колоннами, относящееся к архитектуре позднего классицизма (конец XVIII века). Когда-то в нём в течение восьмидесяти шести лет располагался Московский английский клуб. Затем, в марте 1917 года, в тех же, напоминающих усадьбу хоромах, расквартировался Музей Революции, чья коллекция стала непрерывно пополняться буквально с первых месяцев его существования.
В музей поступали крайне интересные для сегодняшних посетителей предметные экспонаты: образцы оружия, патроны и гильзы, документы, военная форма, фотографии, идеологическая атрибутика. Также туда стекались предметы искусства. В частности, несколько своих работ пожертвовал Илья Репин. Со временем музей стал рассказывать не только о революции, но и об истории социалистического строительства. Потом — о Великой Отечественной войне, причём первая выставка, ей посвящённая, состоялась в июле 1941 года. Во дворе музея выставили трофейное оружие и технику, среди которой были немецкий танк и аэроплан. После войны музей продолжил развиваться, попутно занимаясь документацией и архивацией истории.
Некоторое время после развала СССР он продолжал называться Музеем Революции, пока в 1998 году не был переименован в Музей современной истории России. В коллекцию тут же вошли вещественные свидетельства девяностых. Сейчас там уже появился стенд, посвящённый Сочинской олимпиаде. Он расположен прямо у входа на выставку "Русский реализм XXI века", которая продлится до 1 ноября. Проект подготовлен Центром современного искусства М’АРС, но треть экспонатов была предоставлена Музеем современной истории России, на сегодняшний день обладающим поистине бездонными запасниками.
Первое впечатление о выставке "Русский реализм XXI века" — она масштабна. Второе — она точно не является экспозицией, организованной ради единственного произведения искусства. Представлено порядка сорока художников, причём только двадцать пять из них — наши современники. Остальные творили в ХХ веке, в годы расцвета социалистического реализма.
На открытии выставки один из её кураторов, Арсений Штайнер, заметил: "Основная задача данной выставки — сопоставление живописи из коллекции музея и работ художников последнего десятилетия. В экспозиции мы намеренно перемешали старые и современные вещи, чтобы создать единый ансамбль. При всей разнице художественных приемов в этих работах видна единая тенденция: отказ от программного расчеловечивания искусства и возвращение категорий красоты и мастерства, которые "передовое" искусство 1920-х и 1990-2000-х годов отменило, как казалось его энтузиастам, навсегда.
Русский авангард был художественным воплощением революции. Разрушением старого искусства (а вместе с ним — всего Старого мира) его деятели занимались абсолютно искренне, с веселой самоотдачей, так же, как и наши радикальные деятели 1990-х. Но разруха не может длиться вечно. Разруха в стране и в головах, длившаяся после Перестройки более двадцати лет, наконец, завершилась. И то современное искусство, которое возникло на бешеной деструктивной энергии девяностых, а в период нулевых пережило краткий галерейный подъём, сейчас уже разлагается на части, как мокрая салфетка. Прекрасный пример — текущая Московская биеннале, которая вроде бы была, но на деле её никто не заметил. Это уже не предсмертная, а посмертная Биеннале, как ни жаль.
Сегодня искусство возвращается к самому себе. К чёткому и ясному мировоззрению, к твёрдой этической позиции, к контакту с действительностью. Вот здесь я вижу очевидную связь с живописью тридцатых годов, пережившей футуризм, конструктивизм, театр машин и другие интересные вещи. Но важно заметить, что эта выставка принципиально внеидеологична. На ней собраны очень разные художники, меня не интересовала их партийная или кружковая принадлежность: как в 1930-е, так и в 2010-е. Их объединяет только мировоззрение, вновь, после лет формалистических экспериментов, возникающее любопытство к реальности, которая гораздо интереснее в целом виде, чем в разрушенном до основания. Революций в России больше не будет".
Алексей Беляев-Гинтовт представил для проекта произведение, относящееся к категории видеоарта. По-своему, оно закрывает собой выставку, так как находится в последнем зале у самой дальней стены и повествует об отдалённом будущем, возможно, о следующем — третьем тысячелетии, в котором произошёл стилистический синтез древнейшей храмовой архитектуры и сталинского ампира.
Алексей Беляев-Гинтовт также поделился собственными мыслями о выставке: "Здесь собрались художники, на мой взгляд, не соотносящие себя с неолиберальным мейнстримом, здесь те, кто идёт своим путем. Правда образа неотделима от исторической правды — фигуративное искусство неминуемо устанавливает эту связь. Реализм, скорее всего, не будет окончательным определением текущего художественного движения. Возможно, вскоре его поименуют примордионализмом или новой волной мистического реализма, вслед за которой возникнет новый символизм. Во всяком случае я соотношу себя с моральным большинством и противопоставляю хитроглазым дизайнерам нового мирового порядка, производителям "белого шума", сочащегося красной кровью. Россия — цивилизация, Россия — континент. Россия — это и есть новый Большой стиль".
На выставке понятие "реализм" рассматривается максимально широко. Это и суровый реализм Ильи Гапонова, работающего с кузбасслаком — чёрной текучей субстанцией на основе битума, похожей на нефть. Это и новая русская готика творческого дуэта Сергея Сонина и Елены Самородовой — товарищества "Свинец и Кобальт", использующего реализм как прочную основу для мифотворчества. Это и строгие чёрно-белые фотографии Михаила Розанова, реализм которых столь точно выверен, что кажется чем-то специально придуманным. Это и "классические соцреалисты", большинство из которых на момент создания работ, представленных на выставке, ещё не видело войны. Сотворённый ими мир бесконечно солнечный, внутри него идёт строительство невообразимых мегамашин и структур, которые станут фундаментам для будущего — непременно светлого. Мифотворчество того периода носило уникальный характер, так как выходило за рамки художественного процесса и непосредственным образом влияло на реальность целой отдельно взятой страны. На мой взгляд, именно это продолжает притягивать людей к данному течению в искусстве.
Современный реализм, представленный выставкой, всё-таки существует в своём отделившемся от сурового бытия смысловом пространстве. Он категорически отказывается брать на себя жизнеописательные функции. Не хочется ему и становится манифестом, ответом на вопросы: "Что делать?" и "Как жить дальше?". Так и тянет добавить какое-нибудь слово, сделать реализм "магическим" или "мистическим". Это трансформировавшееся определение прекрасно опишет суть данного явления. Правда, никому не дано видеть будущее, возможно, формирование новой реальности уже идёт полным ходом, и работы выставки в ближайшее десятилетие станут, как и картины соцреалистов в своё время, почти фактологическими.
