«Да, война не такая, какой мы писали её, —
Это горькая штука…»
Константин Симонов
В год 80-летия священной Победы все музеи подготовили соответствующие проекты. Не осталась в стороне и Третьяковская галерея, поэтому в здании на Крымском валу сейчас проходит выставка «1418 дней», обращённая к великой битве. Собственно, это логическое продолжение экспозиции, что представлена в Историческом музее, но если там документы, фотографии, хроника и ряд знаковых картин, то Третьяковке – развёрнутое живописное полотно. Калейдоскоп имён, стилей и впечатлений. Знаменитые произведения, вроде «Письма с фронта» (1947) Александра Лактионова соседствуют с малоизвестными вещами, которые не менее выразительны.
Встречает нас плакат Ираклия Тоидзе «Родина-мать зовёт!» (1941) Услышав первое сообщение Совинформбюро о нападении нацистской Германии на СССР, жена художника – Тамара вбежала к нему в мастерскую с криком «Война!». Поражённый выражением её лица, художник приказал жене замереть и тут же принялся делать наброски. Тамаре было всего тридцать семь лет, но супруг изобразил женщину более старшего возраста. «Родина-Мать» вышла из печати в рекордно короткие сроки и тут же завоевала популярность, как символ несгибаемой воли советского человека. За каждым изображением –частичка нашей коллективной биографии.
Многие картины сопровождаются сведениями о боевом пути художников. Например, Борис Неменский сформировался и вырос, как мастер именно на фронте. Будучи девятнадцатилетним пацаном, он оказался в самом пекле, а фронтовой альбом – лучшее тому свидетельство. На выставке можно увидеть сразу три работы Неменского, написанные уже в мирное время.
«Машенька» (1956) - гимн всем фронтовым медсёстрам. На картине мы видим двух девушек, но одна из них дремлет, и потому внимание устремлено к бодрствующей. Лицо её светится – и не только от лампы, а само по себе, как сияют лики ренессансных мадонн. Это – грёзы о счастье, которое наступит после войны. Сколько таких Машенек спасали воинов? Несть им числа.
Картина - «Земля опалённая» (1957) повествует о коротком отдыхе между сраженьями. Автор сам очерчивал увиденное: «Земля искромсанная, превращенная почти в лунную поверхность, рассеченная насквозь зияющей раной окопа, уже потерявшая и небо, и покрывавшую ее пашню… Лишь огоньки цигарок в руках солдат... Пядь родной земли... Замерло всё...». Мгновения вязкой тишины и полуобморочного беспамятства. «Пожар стихал. Закат был сух. / Всю ночь, как будто, так и надо, / Уже не поражая слух, / К нам долетала канонада», - писал Константин Симонов. Это в фильмах солдаты гутарят в окопах или же произносят патриотические тексты, а война страшна ещё и тем, что не похожа на кинематографические, литературные представления о ней. Неменский – певец правды.
Натюрморт «Память Смоленской земли» (1983) – это преддверие сорокалетия Победы. Неменский обращается к символизму, не показывая ни людей, ни рвы, ни боевую технику. Всё спрессовывается до предметности – пробитая каска и треснувший чугунок. Ратный подвиг неизвестного героя и чудом уцелевшая крестьянская посудина.
Патетическое полотно Константина Юона «Парад 7 ноября 1941 года» (1942) – знаковый сюжет, в котором воплотилась решимость победить. Войска, прошедшие по Красной площади, тут же отправлялись на фронт. То была мистерия жизни, попирающей смерть. Художник явил суровость – хрустит под ногами рано выпавший снег, дымят трубы МОГЭСа, и ощущение, что башни Кремля застыли навытяжку. Немцы под Москвой, но боевой дух не сломлен!
«Зоя Космодемьянская» (1942-1947) Кукрыниксов – казнь вчерашней школьницы, проявившей такую выдержку, что это испугало и озадачило фрицев. Как могут нежные создания быть жёстко-непоколебимыми? На картине мы видим не только плачущих сограждан, но и врагов, которые ведут себя по-разному – наиболее циничные фотографируют (нацисты вообще любили фиксировать свои «подвиги», что и облегчило ведение дел на Нюрнбергском процессе), другие же стоят растерянные – им до сих пор непонятно, куда они пришли. Пруссаков ждёт позорная гибель – они ублюдки цивилизации.
Тут же скульптура Генриха Манизера, изображающая Зою (1940-е гг.) и голова партизанки (1942) работы Веры Мухиной. «Шумел сурово Брянский лес, / Спускались синие туманы, / И сосны слышали окрест, / Как шли на битву партизаны», - поётся в знаменитой песне. Интересна картина «Портрет Лидии Осмоловской» Фёдора Модорова. Осмоловская – белорусская партизанка, она была подпольщицей в Климовичах и участвовала в организации побегов военнопленных. Больше того – устроилась секретарём к одному из высокопоставленных фашистов и сделала так, что он попал в партизанскую ловушку. Это была красивая, рисковая девчонка. Художник изобразил её в партизанском тулупе, с оружием, но завитую по моде. Разве ж возможно победить такой народ? К слову, сам Фёдор Модоров часто выезжал на фронт и в партизанские отряды, где написал более шестидесяти портретов.
Хрестоматийная «Мать партизана» (1943) Сергея Герасимова – мощное, пафосное произведение. Босая женщина выступает, как вселенская матерь, вышедшая на бой против сатаны. Примечательно, что немецкий офицер, несмотря на свою корпулентность, выглядит суетливо-жалким. Оккупанты всегда убоги, даже, если за ними стоят неисчислимые силы. Картина полна света, и эта солнечность – на контрасте с происходящим. И молоденького партизана, и его мать ждёт неминуемая казнь. Однако эти герои попрали смерть, оставшись для нас вечно-живыми.
Великая Отечественная породила целый пласт культуры. Вот – портрет Дмитрия Шостаковича (1964). Автор картины – Иосиф Серебряный запечатлел композитора в процессе сочинения им «Ленинградской» симфонии. Первые три части были закончены в сентябре 1941-го в блокадном Ленинграде, а окончание уже в Куйбышеве в декабре того же года. Это поистине стахановский темп! 9 августа 1942 года симфонию исполнили в блокадном Ленинграде. Из переполненного зала музыка транслировалась через громкоговорители и по радио. Примечательно, что её слушали и фашистские солдаты, окружившие город. О чём они думали, сказать сложно. Вероятно, о том, что в граде Петра живут и умирают не дикари, как им вещал им Йозеф Геббельс, а как раз сверхчеловеки.
Ещё в середине 1930-х идеи Мировой Революции с её неистовым космополитизмом сменились патриотическими концепциями. На первый план вышли видные деятели прошлого: русские государи – Иван Грозный и Пётр I, учёные, поэты и полководцы. В военную пору не было фигуры актуальнее, чем Александр Невский. Художник Павел Корин пишет князя в фантазийном рыцарском облачении, опирающегося на меч и смотрящего вдаль – не покажется ли очередной ворог. На выставке показана лишь центральная и самая популярная часть триптиха (1942), созданного в очередную годовщину Ледового побоища.
А здесь - античная драматургия, выплеснутая на холст. На картине Фёдора Богородского «Слава павшим героям» (1945) изображён погибший белокурый воин, перед которым склоняются его товарищи, а пожилая мать выписана римской матроной в классической пурпурной накидке. Это - как храмовый или надгробный барельеф, торжество сталинского Большого стиля.
Война – это лишь боль, смерть, подвиг, сверх-усилие, но и повседневность, поэтому среди экспонатов рисунки Леонида Сойфертиса и Александра Дейнеки, отображающие тыловую реальность – тут и школьники на перемене, и каток с хоккеистами, и московские улицы. А как же без шуток? Известная картина Юрия Непринцева «Отдых после боя» (1955) – это практически иллюстрация к поэме «Василий Тёркин». Балагур что-то рассказывает своим товарищам, а те весело смеются, точно забыв обо всём на свете. И буквально слышатся строки поэмы: «— Вот ты вышел спозаранку, / Глянул — в пот тебя и в дрожь: / Прут немецких тыща танков… / — Тыща танков? Ну, брат, врёшь”. Но подобные минуты бывали редки, ибо ратный труд – жесток и горек.
Живописец Игорь Обросов написал «Встречая и провожая эшелоны» (1980), как воспоминание о матери, которая в годы войны работала военврачом. «Всё, что было не со мной помню…», - как пелось в песне на стихи Роберта Рождественского. И Обросов помнил. Перед нами – доктора в ватниках и шинелях, накинутых поверх белых халатов. Ждут поезда с ранеными. Хроническое недосыпание – это самое мелкое из того, что испытали военные эскулапы.
Памяти предков посвящена и «Шинель отца» (1970-1972) Виктора Попкова, хотя, правильнее было бы назвать эту картину «Шинель тестя», ибо эта вещь принадлежала отцу жены художника и хранилась, как настоящая реликвия. Сюжет в большей степени символичен, нежели обыденно-реален. Это - благодарность победившему поколению отцов, всех отцов СССР. Осмысление подвига, желание понять, почувствовать – если бы не они, те ребята в шинелях, ты бы здесь никогда не стоял, не писал бы свои картины, не метался бы из крайности в крайность. Остановись – опомнись, вспомни.
Такова же картина Сергея Шерстюка «Отец и я» (1983) – художник создал двойной портрет, по факту, диптих – себя и отца в одном и том же возрасте. Это – констатация. Отец-одногодок выглядит взрослее и – умнее. Благороднее. И дело не в форме, которая красит любого мужчину. Он – видел, а ты даже и понять себя до конца не смог. Потому – преклоняйся перед отцами, заслужившими право на чистое небо и возможность творить.
Юрий Пименов представлен картиной «Военный хлеб. 1941 год» (1972-1973). У мастера есть несколько подобных работ-воспоминаний о военной године, когда он, находясь в Москве, работал в «Окнах ТАСС». Пименов изобразил очередь за хлебом осенью 1941 года, когда в столице было крайне тревожно – немцы в свои полевые бинокли уж видели кремлёвские звёзды, заранее празднуя триумф, а провокаторы вбрасывали информацию, что город вот-вот сдадут противнику. Было студёно и жутко. Это и отобразил Пименов.
До дрожи красноречив «Конец» (1947-1948), созданный Кукрыниксами. Уродливо-карикатурный Гитлер словно бы почувствовал удавку на своей тонкой шее. Его генерал, чьи предки наверняка водили в бой кавалерию Фридриха Великого, сидит, полностью оцепенев. Вероятно думает лихорадочно: «Как его, аристократа, занесло в эту компанию?» Кто-то уж валяется пьяным. Зверьё в своём логове. Бездарный и пошлый финал, который начинался пафосными речами да мистерией факельных шествий. Так будет с каждым, кто лезет в чужие пределы со своей расовой или ещё какой-нибудь гнусной теорией. Это надо помнить, и выставка в Третьяковке – тому прекрасное подтверждение. Победа – не дата в календаре, это – сердце народа.
