«ЗАВТРА». Александр Феликсович, при упоминании вашего имени возникает множество самых разных ассоциаций, довольно далёких друг от друга: панк-рок, тяжёлая альтернатива, «Учитесь плавать» и Вертинский, танго. Полюса ваших проявлений — это поиск себя или всё одновременно уживалось и уживается?
Александр СКЛЯР. Как я себя рассматриваю, оглядываясь назад, и смотрю на себя нынешнего — осознаю: это всё я. Мне довольно быстро стало тесно в том узеньком теле, которое называется рок-н-ролл. Да, конечно, это штука, которую нужно было освоить, ощутить профессией. Из молодой группы сделать нечто такое, что можно сравнить с нормальным рок-н-рольным звучанием, а на это требуются годы. Концерты, репетиции — нужно было пройти этот путь. Вот мы начинаем с такого эстетского панка, потом переходим ближе к хардкору, а затем уходим в акустические опыты. Но, всё равно, это рок-н-ролл. А музыка ведь не только рок-н-ролл. И до создания группы я слушал Владимира Высоцкого, Алёшу Димитриевича, достаточно много было связей с условной линией — Вертинский—Лещенко—Козин. Всё это было мной любимо, слушалось и пелось. Поэтому, когда я это осознал, то первым делом стал делать какие-то побочные проекты. Возник «Боцман и бродяга» с Гариком Сукачёвым, потом появились сольные альбомы «По направлению к танго», «Цыганский рок-н-ролл». Внутри я считал, что «Ва-Банкъ» — это одно, а сольные проекты — совсем другое.
Появлялись другие предложения — жизнь же очень сильно менялась в последние двадцать лет, очень быстро, не так, как в первом периоде моей жизни. Вдруг появилось радио — возможность не только играть музыку, но и делиться тем, что тебе интересно. Потом выход на телевидение, программа «Жёлтая подводная лодка». И всё это уживалось достаточно легко.
А вот легко ли это было понято той аудитории, которая за мной следила, — сложно сказать. Думаю, что, на самом деле, я сделал много кульбитов, которые даже при попытке объяснить их, всё равно, не очень понятны. Но я считаю, что делал правильно. Я так видел себя, своё становление как музыканта. Я не получил полноценного музыкального образования, я почти самоучка. И не имея образования, пытался практическими шагами самообразовываться в музыке.
«ЗАВТРА». Как-то получилось, что все ваши последние альбомы — по-своему итоговы, включают в себя все ваши разнообразные интересы.
Александр СКЛЯР. Последние пластинки — это уже зрелое творчество. «Песни моряков» — по сути, последняя работа, связанная с линией, которую я вёл в «Ва-Банке». Она первая поствабанковская и, естественно, несёт дух группы. Я, когда её записывал, задумал как последнюю тяжёлую пластинку, в которой суммирую всё, что наработал в области такого тяжёлого рок-н-ролла. Такое определение мне кажется правильным — это же не хэви-металл и не хард-рок. Я показываю, какой рок-н-ролл хотел бы играть, если бы всегда оставался молодым. «Песни моряков» продолжала мою сольную линию. И в этой линии я дохожу до самого тяжёлого, что можно было представить в моём воплощении. Вот что такое «Песни моряков» как музыкальная работа. Следом была переходная пластинка «Песни моряков-2». Она намеренно не авторская, это компиляция любимых песен. Я показал, в какую сторону буду двигаться с ещё не сочинённым новым материалом. А дальше уже появляется «Вася-Совесть», этот альбом в полной мере представляет, как я хочу теперь играть.
Когда я работал над «Песнями моряков», я понимал, что это последняя тяжёлая пластинка. Это уже не соответствует моему возрасту, это отыгранная тема.
«ЗАВТРА». Тяжесть очень разнообразна. И тувинское горловое пение может «придавить» сильнее, чем жёсткий гитарный риф.
Александр СКЛЯР. Тяжесть здесь — это резкость подачи. Я не вкладываю коннотаций, уходящих в ритуальную музыку. Мы рассуждаём, всё-таки, в контексте популярной музыки. Я не хочу излишнее себя перегружать. Я артист эстрадного направления. Другое дело, что эстрада совсем не обязательно сугубо развлекательный жанр. Эстрада Вертинского и эстрада а-ля «Ласковый май» — это совершенно разные вещи. Я тяготею к эстраде первого образца, но обязательно с рок-н-рольной закваской. Ярко выраженная, личностно окрашенная, помноженная на истории своей жизни. Плюс некая философская составляющая, которая должна быть даже в популярной песне.
Говоря о тяжести, я имею в виду чисто формальную тяжесть. Мне кажется, если артист в ней продолжает пребывать, несмотря на свой возраст, это становится всё более неестественным, даже смешным. Пример — последний московский концерт горячо любимого мной Игги Попа. Да, он продолжает оставаться панк-артистом. Но последний раз этот энергичный дедушка был слегка неубедителен, искусственен. Не то ему надо делать. А что надо, видимо, публикой не было принято в полной мере. Я имею в виду альбом «Preliminaires», который был инспирирован «Возможностью острова» Мишеля Уэльбека; это глубокий лирический философский шансон в рок-н-рольном окрасе. Пластинка показала нам Игги, который соответствует своему возрасту. Вот что такое нынешний Игги Поп, если бы над ним не довлели рамки шоу-бизнеса.
«ЗАВТРА». Соответствие своему возрасту сегодня зачастую воспринимается как вызов.
Александр СКЛЯР. С действительностью я точно нахожусь в конфликте. Я считаю, что в этом смысле нужно быть консерватором. Потому что консервативные взгляды максимально приближают нас к Традиции, в том числе в модели поведения. Традиции надо соответствовать по всем параметрам — и внутренне, и внешне. Пятидесятилетний мужчина не должен выглядеть как двадцатилетний парень. В нём другое должно быть. А уж тем более, пятидесятилетний артист. Когда люди приходят к такому артисту, он должен их чему-то научить, если они моложе. Или сказать что-то равное, понятное, если они ровесники. Но он не должен молодиться, это нелепо и неправильно.
«ЗАВТРА». Культурный бэкграунд для рок-музыканта — это фундамент, подпорка или потенциальная проблема, когда знание может и навредить?
А. С. Может. Излишняя начитанность порой приводит к тому, что Пётр Мамонов в своё время очень ёмко описал в песне «Начитался книг». Нужно научиться себя ограничивать. Это болезнь роста. Тебе много чего хочется, и ты невольно переусложняешь свою стихотворную форму так, что она, кроме тебя самого и какого-то узкого круга, перестанет быть понятна. С возрастом нужно научиться о сложных вещах говорить максимально просто, чтобы оставаться в рамках песенного жанра. А если невозможно, вообще не говорить. На пластинке «Вася-Совесть» я постарался даже о сложных вещах сказать максимально просто. Проще сказать я уже не могу. А вот на предыдущих пластинках — например, в песне «Новые китайцы» — я очень пытался сказать просто, но всё равно переусложнил.
При этом ты должен стать музыкантом — иначе так и будешь поющим поэтом. И то, скорее недопоэтом, потому что тексты для песен — это не поэзия. Если ты себя музыкально не образовываешь, останешься недобардом. Если же ты называешься музыкантом, с какой угодно приставкой — рок-музыкант, фолк-музыкант — ты, прежде всего, должен освоить азы музыки и не быть недоучкой. К сожалению, в России этим многие грешат.
«ЗАВТРА». Ваш приход в музыку окружён мифами. Как получилось, что из дипломата вы стали рок-музыкантом?
Александр СКЛЯР. Ещё в студенчестве я серьёзно занимался музыкой, но представить, что она станет основным занятием, не мог. Я думал, что мне удастся совмещать более-менее непроблемное социальное существование и занятие музыкой. Я очень плотно общался с Евгением Головиным, параллельно я вошёл в профессионально сплочённый, внутренне глубокий круг музыкантов, который возглавлялся композитором Эдуардом Артемьевым. Это была Московская экспериментальная студия электронной музыки. Примерно на втором курсе, познакомившись с этими людьми, я проводил в студии большую часть свободного времени. Этот круг не меньше, чем Евгений Всеволодович, повлиял на мое решение заниматься музыкой. Головин тоже занимался музыкой, и внешне это выглядело как хобби. Хотя у него всё выглядело как хобби. По строкам его песни «Надо жить интенсивно и лениво вместе с тем. Это так красиво — рыбы вместо проблем». Это была его жизненная философия — всем надо заниматься, как бы играючи. Но я был мальчик из правильной семьи: отёц — учёный-физик, мама — журналист. Семья с достаточно чёткими социальными установками. Это, конечно, не значит, что они меня «планировали». Но и представить меня полностью заброшенным в богемную среду семья не могла.
И я сам представлял, что, раз в институте учусь без хвостов и успеваю ходить в студию электронной музыки, то и во взрослой жизни такое будет возможно. До шести на службе, дальше принадлежу себе. Но судьба меня закинула в другую историю. И я думаю, что это был метафизический искус. К концу пребывания в Корее судьба подвела к окончательному и жёсткому решению: или «коготок увяз — всей птичке пропасть», и музыка — не больше, чем домашнее музицирование под гитарку, или сжигать мосты и уходить на вольные хлеба. Но эта резкая трансформация была подготовлена, вызревала. Просто, жизнь подвела к рубикону и надо было решать: «или-или».
Был ещё один момент. Всё это происходило в очень идеологизированном сообществе под названием Министерство иностранных дел. Это не просто контора, а передовой рубеж идеологии. И здесь были довольно жёсткие правила игры, пора было принимать решение насчёт членства в партии — подходил возраст. А партийная принадлежность — не формальность, но серьёзный шаг. Одна из главных партийных установок — атеизм. А какой из меня атеист, если с восьмого класса ношу фамильный крест на груди? Как я мог стать членом партии, будучи верующим? Получается, по всем раскладам — пора было уходить.
«ЗАВТРА». За достаточно короткое время мы прожили несколько эпох. Возникло множество новых возможностей. У вас были экспериментальные альбомы, например, «Город Х», но не хотелось тотально погрузиться в освоение новых технологий?
Александр СКЛЯР. Всё-таки, я склоняюсь к тому, что надо идти по Пути, а сам Путь тебя выведет, куда нужно. Если тебе сочиняется с акустической гитарой — продолжай. Если духу музыки нужно будет перевести меня в другую плоскость, он сам меня переведёт. В этом смысле моя философия, в том числе, музыкальная, имеет некий фаталистический оттенок. Я полагаюсь на мудрость Пути. Если альбом «Вася-Совесть» сочинился на даче, в ситуации внутреннего спокойствия и расслабленности, с гитарой в руке — значит, так было нужно. Если следующая пластинка придёт по-другому, значит, так меня вывел Путь. Не стоит делать резких неосознанных движений.
Для конечной реализации своего пути, для метафизической реализации тебя как музыканта — это не важно. Важно только строгое следование, важно не утратить связующую нить с нематериальным миром. Если это есть, то форма не важна.
«ЗАВТРА». У героев ваших песен, особенно последнего альбома, очень чётко прописан момент осознания судьбы и долга.
Александр СКЛЯР. К этому я выходил постепенно, в результате моего глубокого интереса к восточной культуре, в частности, к философии самурайства. Впервые я подсел на это в студенческие годы, посмотрев в «Иллюзионе» фильм «Восставшие» с Тосиро Мифунэ в главной роли. Фильм был, словно удар молнии. Как герметика в меня вошла с юности благодаря роману Гюго «Собор Парижской богоматери», в котором были пассажи, пронзившие на всю жизнь. Так же и идея самурая, воина — с дальнейшим погружением в их философию. Это две важнейшие парадигмы в моей жизни.
Вот, Джим Джармуш к самурайской теме неудачно подошёл, если мы берём «Пёс-призрак: путь самурая» — он искренне пытался, но результат оказался слабоват. Мне даже как-то смешно это смотреть. Исследуя самурайскую тему, я напал на такие жемчужины, которые реально подтверждают мою жизненную позицию. Например, маленькая книжечка великого самурая Миямото Мусаси «Книга пяти колец». Это фактически духовное завещание Мастера. У него чётко сказано, что путь артиста и путь воина — это внутренне схожие пути. Не зря, значит, меня когда-то пронзил фильм «Восставшие».
«ЗАВТРА». Но где же здесь фигура сюзерена?
Александр СКЛЯР. Если провести аналогии, то всё просто: твой сюзерен — это музыка. Да, это нематериальный сюзерен, но музыка — мистическая вещь. Если ты музыкант, то твоим реальным хозяином является Дух музыки. И тогда всё выстраивается абсолютно чётко. Заповедь Мусаси — «Не опоздай встать на путь воина». Стало быть, есть временные пределы, перейдя которые ты уже не сможешь встать на Путь музыканта.
«Твёрдо следуй этому пути, чего бы это тебе ни стоило». Что из этого вытекает для музыканта? Не отвлекайся ни на что другое. И что бы ты ни делал, должен делать под эгидой музыки. Никакой деятельности, если она не отвечает Духу музыки. Если бы мне предложили вести радиопрограмму, не связанную с музыкой, от этого надо было жёстко отказаться. В этом смысл — «не предавать своего хозяина». И тогда ты сможешь получить те самые метафизические плоды, о которых в начале Пути, может быть, и не догадывался.
Вот, почти у любого поп-артиста есть «запасные аэродромы». Какой-то магазинчик или ночной клуб, а музыка — это часть бизнес-плана. Я почти не знаю в нашем поп-пространстве людей, полностью преданных музыке. На Западе, возможно; не разбирался. Но только не в России. Когда один популярный певец покупает себе совершенно не нужную квартиру за 119 миллионов рублей в огромном доме на Мосфильмовской — понятно, что это вложение денег. Уверен, что и другие бизнесы у него есть. Значит, идею музыки он уже предал. Вот Александр Вертинский — это чистый музыкант, поэтому он для меня ещё и духовный авторитет. Человек, который всю жизнь сумел прожить так, что ни в чём не предал идею музыки. Про его концерты, которые он играл по возвращении в Россию и до самой смерти — нужно отдельную главу писать в истории нашей песни. За неполных четырнадцать лет он сыграл более трёх тысяч концертов. Получается, около трёхсот концертов в год. Это не укладывается в голове. Даже в комфортных условиях такой график никому из современных музыкантов и не снился. А его условия были, ох, как далеки от комфортных! Что такое концерт в те времена? Это полтора часа, два отделения по 45 минут, с десятиминутным перерывом, всегда живой звук. В любом помещении, без звукоусиления, иногда без отопления, иногда с расстроенным роялем. И весь этот бесконечный тур по огромной стране проходил далеко не в юном возрасте. Вот настоящий самурай русской эстрады.
«ЗАВТРА». И вы, и ваши проекты — с одной стороны, явно независимая музыка, одновременно вполне приняты в рок-истеблишмент. Телевидение не боится, но и не сильно ласкает. Нельзя сказать, что изгой, но и не фаворит.
Александр СКЛЯР. Да, напоминает фильм «Место встречи изменить нельзя»: «по повадкам вроде фраер, но не фраер, это точно» (смеётся). Эта «междуструйность» преследует меня всю жизнь. Но теперь уже есть ощущение, что так и должно быть. Мне кажется, этому способствовали моё близкое сотрудничество и знакомство с Евгением Всеволодовичем Головиным. Это очень трудно объяснить словами. Но так я внутренне ощущаю.
Женя был исключительно закрытым человеком. Всего за несколько лет до смерти я услышал от него: «Я считаю тебя своим другом». Долгие годы мы общались как учитель и ученик, как музыканты, но не как два друга. И это общение с ним постоянно меня внутренне коррелировало. Не могу другого слова подобрать. Его закрытость передалась и мне в музыке. Может быть, неосознанно мной культивировалась. С одной стороны, я хотел, чтобы меня поняли в каких-то моих серьёзных музыкальных работах, но чтобы я не был как «открытая книга». Я всегда думал, что до конца понятен лишь очень немногим. При этом, будучи «человеком толпы», как любил говорить Женя, ты должен культивировать внутреннее одиночество, чтобы не сбиться со своего герметического пути. Головин, кстати, не видел здесь противоречия, он считал, что это можно увязать. И считал, что именно, будучи публичной фигурой, можно приобрести такие качества, которые тебе пойдут на благо. Разрушающее, коррозийное влияние внешней среды в каком-то смысле для внутреннего герметического действия даже полезно. Головин поддерживал во мне это ощущение. Это очень необычная игра. И я сам до конца её не понял, но она точно есть. Головин считал, что внешнее влияние среды способствует внутреннему герметическому варению. Может способствовать. Не гарантирует, конечно. И ему было интересно за мной наблюдать, что со мной происходит, удастся или не удастся. Поэтому он с большим энтузиазмом относился к нашим совместным работам, а все мои сольные походы — это наши совместные работы. И на «ва-банковском» альбоме «Нижняя тундра» — половина песен авторства Головина. Думаю, Головин во мне видел одну из потенций нереализованного себя. Один из возможных его путей, но для него закрытых, он же был сугубо непубличным, «герметическим» человеком. Но внутренне Евгений Всеволодович был настоящим Артистом. И через меня выходил на широкую публику. Конечно, это всё очень условно, неоднозначно. Но, по крайней мере, мне так это сейчас видится.
