«Я вплываю в свой сретенский двор,
Словно в порт, из которого вышел».
Юрий Визбор, «Сретенский двор».
Каждый московский район — уникален, а поэтому нет смысла искать какой-то самый-самый, наиболее значимый. Сегодня мы поговорим о Сухаревке, Сретенке, проспекте Мира, ибо есть зримый повод — экспозиция «Нереализованные проекты XX века. От Сретенки до проспекта Мира» в Музее «Садовое кольцо», филиале Музея Москвы.
Если быть точными, здесь представлены и частично реализованные проекты — с изъятиями, переделанными фасадами и так далее.
Надо сказать, эти кварталы в XIX веке имели дурную репутацию. Владимир Гиляровский, знатный бытописатель московской жизни, писал о Сухаревке: «Сюда в старину москвичи ходили разыскивать украденные у них вещи, и не безуспешно, потому что исстари Сухаревка была местом сбыта краденого. Вещи продавались на Сухаревке дешево, «по случаю». Сухаревка жила случаем, нередко несчастным». Тем не менее, в период 1900-1910-х годов сюда пришли негоцианты, решившие сделать из этого сомнительного угла настоящий бизнес-квартал.
Вот — эскизы братьев Весниных — фешенебельный доходный дом с конторскими помещениями, синематографом и магазинами на первых этажах. Замысел был осуществлён более, чем наполовину, однако, помешала Первая мировая война и последующие социальные потрясения, а сооружение по адресу Сретенка 26/1 существует и по сию пору. Что же касается братьев Весниных, то они вошли в историю архитектуры, как гении советского конструктивизма, а их доходные дома в духе Ар нуво рассматриваются лишь, как разминка перед великим прорывом.
А тут ещё один буржуазный монстр — здание торгового дома Якова Ролла, также совмещавшее коммерческую и жилую функции. Оно должно было занять квартал, ограниченный Сретенкой, Пушкарёвым и Большим Головиным переулками. Авторами проекта выступили всё те же братья Веснины в содружестве с Алексеем Милюковым, совладельцем архитектурно-строительной конторы, где и начинали Веснины.
Роскошное, даже претенциозное сооружение с высокой аркой и колоннами, также не удалось возвести полностью. В 1920-х годах недостроенный фрагмент вдоль Пушкарёва переулка был включен в новый жилой дом с театром — сейчас это филиал Театра имени Маяковского — так называемая Сцена на Сретенке.
Центральная тема — Сухарева башня, об утрате которой и сейчас печалятся искусствоведы. Впрочем, только ли они? Этот шедевр нашего барокко, знак петровского царствования, был одной из мощных городских доминант. Михаил Лермонтов писал о башне на Сухаревке: «Она гордо взирает на окрестности, будто знает, что имя Петра начертано на её мшистом челе! Её мрачная физиономия, её гигантские размеры, её решительные формы, всё хранит отпечаток другого века, отпечаток той грозной власти, которой ничто не могло противиться».
Владимир Гиляровский не был в восторге от демонтажа. По сути, уничтожили один из самых привлекательных московских мифов: «Высоко стояла вековая Сухарева башня с её огромными часами. Издалека было видно. В верхних её этажах помещались огромные цистерны водопровода, снабжавшего водой Москву. Много легенд ходило о Сухаревой башне: и колдун Брюс делал там золото из свинца, и чёрная книга, написанная дьяволом, хранилась в её тайниках. Сотни разных легенд. По воскресеньям около башни кипел торг, на который, как на праздник, шла вся Москва, и подмосковный крестьянин, и заезжий провинциал».
В начале 1930-х годов разгорелась нешуточная борьба — то выступали за тотальную зачистку территории, то предлагалась грамотная реконструкция. Мечталось вписать эту странно-волшебную башню в ампирный квартал, тогда как деревянные домишки да купеческие особнячки снести за ненадобностью. Ленинградский зодчий Иван Фомин, сторонник неоклассики, явил свой вариант, где петровская эпоха «встречалась» со сталинской, что было бы исторически справедливо, но градостроительный диспут пресекли, и с башней распростились, как и со многими интересными сооружениями. Объявили, что она будет мешать движению, да вообще, довольно уродлива в своей эклектике.
На выставке есть два проекта Фомина — с башней и уже без неё. Прохладный, величественный питерский дух, коему архитектор никогда не изменял, и если не обращать внимание на статуи, символизировавшие социалистическую индустрию, то всё это покажется николаевским стилем. Кроме того, имеется и часть плана реконструкции Москвы 1935 года с сохранённой Сухаревкой, которую обозначили точкой сборки целого района, но, как было сказано выше, власть не стала утруждать себя, вычеркнув башню из московской хроники.
С конца 1930-х на карте города появилась Всесоюзная Сельскохозяйственная Выставка — ВСХВ, и было принято решение сделать из 1-й Мещанской улицы эффектную магистраль, соединяющую центр с окраиной. Эти архитектурные грёзы разбились о суровую реальность — началась война. В 1940-1950-х годах к этой теме вернулись, но тогда изменились вкусы — выверенная ново-античная линия уступила место пышному Grand Manière — стилю, сочетавшему классицизм и барокко.
На рубеже 1940-х и 1950-х сделались популярны высотные здания с башенками. Помимо знаменитых высоток планировалось возвести отдельные дома с башенными оформлениями. Некоторые из них должны были вырасти и на 1-й Мещанской. Вот — жилой дом, что проектировался на углу с улицей, пересекающей 1-ю Мещанскую. Зодчий Аркадий Аркин задумал для него высокую башню — из-за изгиба улицы она хорошо бы просматривалась по ходу движения от Садового кольца.
После смерти Иосифа Сталина вся эта лепота с колоннами и рокайлями стала восприниматься, как «тяжкое наследие культа личности», и от фигурных башенок принялись избавляться с энтузиазмом, достойным лучшего применения. То была архитектурная месть Никиты Хрущёва, остро ненавидевшего всё, что исходило от сталинских идей и вкусов.
Яростно цитировалось Постановление № 1871 ЦК КПСС и СМ СССР от 4 ноября 1955 года «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве». Текст читался, как фельетон: «Ничем не оправданные башенные надстройки, многочисленные декоративные колоннады и портики и другие архитектурные излишества, заимствованные из прошлого, стали массовым явлением при строительстве жилых и общественных зданий, в результате чего за последние годы на жилищное строительство перерасходовано много государственных средств, на которые можно было бы построить не один миллион квадратных метров жилой площади для трудящихся».
Поэтому богатый дом по адресу 1-я Мещанская, 82 появился без башни, а второй корпус вдоль Банного переулка решили не возводить.
Также в экспозиции представлен нереализованный вариант административного здания ГИПРОМЕЗа (Государственного института проектирования металлургических заводов). Причудливый ансамбль со шпилем был предложен Иосифом Ловейко в начале 1950-х, но финальная версия 1956 года явилась, разумеется, без того шпиля и в значительно обеднённом формате.
Да. В 1956-1959 годах появился целый ряд построек, задумывавшихся, как барочные хоромы, но потом весь шик убирали в угоду капризам Никиты Сергеевича, а с уже отделанных домов варварски сдирали и сбивали все «лишние» красивости. На выставочных стендах — череда подобных проектов, но и они были реализованы не в полном объёме.
Эстетическое наследие 1960-х вызывает горячие споры. Оно воспринимается разрушительным и созидательным одновременно. Солнечные города или — серые коробки? Комнатушки с низкими потолками или же чёткое решение квартирного вопроса? Рывок в грядущее или убийство традиции? Эти вопросы — неразрешимы. Каждый из постулатов будет верным.
В 1960-х годах во всём мире возникла мода на стеклобетонную геометрию, что означало быстроту, дешевизну, единообразие. И — минимализм. Разумеется, в этом была урбанистическая, суперсовременная красота. Постоянно писалось об удобстве, которое исключает финтифлюшки, а молодёжь принялась выкидывать плюшевые диванчики и резные комоды. Велись разговоры о лаконичных формах космического Послезавтра.
Не избежала переделок-перестроек и 1-я Мещанская, теперь называемая проспектом Мира. На выставке можно увидеть эскиз здания НИИ Теплоприбор, напечатанный в №4 журнала «Строительство и архитектура Москвы» за 1963 год. И то был один из московских долгостроев. На сопроводительной табличке читаем, что проектирование здания института началось Виктором Андреевым и Георгием Вульфсоном в 1963 году, и на рисунке видно, что НИИ должен был располагаться вдоль проспекта, но в утверждённом лишь к началу 1980-х(!) проекте он стоял уже торцом к магистрали. Модифицировалось и архитектурное оформление: от рядового для 1960-х годов решения с применением навесных панелей пришли к более сложной пластике фасадов с вертикальными членениями. Строительство института закончили аж в 1989 году.
В 1990-х освоение московских территорий вступило в очередную фазу — повсюду росли офисные помещения, магазины, бизнес-центры и фитнес-клубы. Но, с другой стороны, Москва выглядела обшарпанной и жалкой. На ВДНХ шло торжище, а исторические здания на проспекте Мира стояли запылёнными, грязными, точно готовыми под снос. «Этот мир был очень странным. Внешне он изменился мало — разве что на улицах стало больше нищих, а всё вокруг — дома, деревья, скамейки на улицах — вдруг как-то сразу постарело и опустилось», — писал Виктор Пелевин в «Поколении П».
Тогда все выживали, как умели, а творцы — не исключение. В начале 1990-х годов проектирование забегаловок сети «Макдоналдс» поручили известным архитекторам. Каждое здание мыслилось яркой архитектурной доминантой — что же, у каждого времени свои символы. Разработку проекта «Макдональдса» близ спорткомплекса «Олимпийский» доверили Владимиру Кубасову — соавтору Дворца пионеров на Ленинских горах, МХАТа имени Горького на Тверском бульваре, Центра международной торговли на Пресне. Кубасов решил создать насыщенно-выразительную постройку — с феерией цветовых эффектов — не то леденец, не то аттракцион. В итоге заказчик остановился на скромном решении с розово-малиновыми фасадами и зеркальными эркерами, которое было реализовано в 1995 году. В последние годы здание перекрасили в бежево-коричневые оттенки. Не менее празднично выглядит эскиз торгово-офисного центра Олимпик-плаза, но этот замысел Кубасова был несколько «приглушён».
Среди экспонатов — не только предполагаемые и задуманные эскизы, но и фотографии реализованных проектов, сделанные куратором выставки Денисом Ромодиным, старшим научным сотрудником Музея Москвы и заведующим Музея «Садовое кольцо». Да и само здание, в котором ныне располагается музей, в 1910-х могло быть снесено в угоду реалиям — его последняя хозяйка Лия Гуревич, купчиха Первой гильдии, мечтала выстроить на этом месте доходный дом, но не сложилось. И, наверное, к счастью!
двойной клик - редактировать галерею
