Метаполитика Царя

Глава 1. Конкретика Традиции и абстракция Модерна

Глава 2. Белый Царь, Белый Свет и Святая Русь

Глава 3. Царская Полнота и Полнота Райской земли

Глава 4. Вещь и её родовой лик

Глава 5. Нация детей Отца

Глава 6. Царь и его Внутренняя Революция

Глава 7. Царственное преодоление кастового раскола

Глава 8. Община: Большой Человек

Глава 1. Конкретика Традиции и абстракция Модерна

Мы почти никогда не задумываемся над конкретикой неких реалий, о которых так часто говорим. Многие общности воспринимаются нами более абстрактно, чем конкретно.

Взять, хотя бы, такую общность как человечество, которая, казалось бы, имеет наибольшее значение – в качестве некоей всеобщности разумных человеческих существ (Homo sapiens). Ещё не так давно вовсю говорили о неких «общечеловеческих ценностях». Сейчас про них уже подзабыли, но само человечество никуда не делось, и с ним «надо как-то жить». Так что же оно есть такое – и как оно есть?

Возьмём и такую универсальную общность как нация (народ). Что она такое – в реальности?

Классик традиционализма Юлиус Эвола писал по данному поводу: «Мы хотим пояснить это. К примеру, то, что существует «человек» помимо конкретного человека, сперва ещё надо доказать. Действительно, мы можем знать нечто о конкретном человеке, но о «человеке» вообще мы не знаем ничего, или, вернее, мы знаем, что он есть ничто, так как это не более чем понятие, используемое для того, чтобы посредством прагматической абстракции, уничтожить своеобразие конкретного индивидуума и потом растворить его в бессмысленном сравнении с несуществующим «средним». «Человек» как таковой есть нечто, что имеет место исключительно в нашем мозгу и не может соответствовать ничему реальному. По аналогии мы утверждаем, что «нация», «народ», «человечество» и т. д. суть не реальные категории, а лишь простые метафоры, и их «единство», с одной стороны, чисто вербально, а с другой стороны, оно является отнюдь не единством организма, с присущим ему разумом, но единством системы, состоящей их многих индивидуальных, бьющихся друг о друга и компенсирующих друг друга сил и, вследствие этого, являющейся динамичной и непостоянной. Поэтому мы настаиваем на использовании выражения «множество», «многие», которое дополняет уже выясненный нами иррациональный характер «масс» ещё одной существенной чертой — множественностью». («Языческий империализм». – М., Арктогея, 1994.)

Действительно, «человек» и «нация» воспринимаются нами как некое абстрактное множество, что придаёт им черты небытийности. И не случайно, что в современном мире вовсю развернулся процесс глобализации, а сейчас разворачивается и процесс расчеловечивания, который выражается в «новой нормальности», «великом обнулении», «трансгуманистическом преодолении» и т. д.

Этим двум процессам пытаются противостоять, опираясь на патриотизм и некую «человечность» (слово «гуманизм» как-то стыдливо опускается, очевидно ввиду его событий прошлого века). Однако, очень часто (почти всегда) небытийным, по сути, процессам противопоставляется «абстрактный человек» и «абстрактный народ». То есть, небытийным процессам противопоставляется и нечто, в известной степени, небытийное, что обречено на поражение. Поэтому, необходимо всё-таки найти некую конкретику и встать на почву бытийности.

Начнём с человеческого. На самом деле, человеческая «универсалия» существует. И для того, чтобы о ней говорить, необходимо обратиться к данным Священной науки, к данным Традиции. Речь идёт о сверхличностном Принципе, о Царе Мира, которого знали в разных традициях. Так, индоарийская традиция, имеющая исток в Ведах, знает о боге Агни, чьё имя не нуждается в переводе (ср. с русским «огонь», в русских сказаниях присутствует Царь-Огонь), которого также именуют «Вайшванарой», то есть – «Всечеловеком». (*) Перед нами как раз искомый «человек», который звучит сегодня не столько гордо, сколько абстрактно. Однако, здесь он взят именно в конкретике. Это вполне конкретная личность, но не «одна из», а именно Одна, имеющая божественное достоинство. При этом, она весьма имманентна, ибо Агни называют «богом» на «земле». И приставка «все» указывает на некую всеохватность. Агни-Вайшванара – личность, которая охватывает другие личности, содержит их в себе. В языческой перспективе это бог, а в оптике Христианства речь должна идти о некоем посюстороннем принципе, который личностен (персонифицирован), а точнее – сверхличностен. Это Царь Мира, понимаемый как некий бытийный полюс, содержащий всё (в первую очередь людей) в своей полноте.

Библейская традиция знает его как Мелхиседека, о котором Святой Апостол Павел сообщает: «Ибо Мелхиседек, царь Салима, священник Бога Всевышнего, тот, который встретил Авраама и благословил его, возвращающегося после поражения царей, которому и десятину отделил Авраам от всего, — во-первых, по знаменованию [имени] царь правды, а потом и царь Салима, то есть царь мира…» (Евр. 7:1,2.)

При этом, он «без отца, без матери, без родословия, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни, уподобляясь Сыну Божию, пребывает священником навсегда». (7:3).

Безусловно, отсутствие отца и матери, начала дней и конца жизни указывает именно на сверхличностность. И сам Мелхиседек подобен Христу, который в оптике Христианства есть «священник вовек по чину Мелхиседека». (Пс . 109:4.)

Христос – «Царь царей» – есть Совершенный Бог и Совершенный Человек. В своей (Второй) Божественной Ипостаси он содержит и Божественную, и человеческую природу. Человечество едино во Христе, а Церковь составляет его Тело, Главой которого является сам Христос. Люди едины во Христе, как едины в Адаме до Грехопадения, а сам Христос – Новый Адам.

Итак, перед нами высшая конкретика – посюсторонняя (Мелхиседек) и, потусторннне-посюсторонняя (Иисус Христос).

Именно Христа и Мелхиседека символизирует «просто» Царь, который воспроизводит архетип Всечеловека из поколения в поколение, образуя Священный Род. И главным здесь является принадлежность именно к этому Роду. Мир Традиции был твёрдо убеждён, что рождение человека есть некое слово, сказанное о нём свыше. Оно не зависит от человеческих усилий и свидетельствует о некоем потустороннем, Небесном мандате. Царь Иоанн Васильевич Грозный писал польскому королю Стефану Баторию: «Мы, смиренный Иоанн, Царь и Великий князь всея Руси по Божию изволению, а не по многомятежному человеческому хотению».

Когда преодолевалась Смута, вызванная как раз данным хотением, то встал вопрос об избрании Царя новой династии – на Земском соборе. Мы обычно представляем себе это избрание через призму современного сознания – как нечто аналогичное западным выборам. Однако, избрание Михаила Федоровича Романова на Царство вовсе не было «избранием» в том смысле, который придаём данному слову мы. Знаменитый Земский собор 1613 года следует считать своего рода «экспертным собранием», которое было призвано выявить того кандидата, чей род находился ближе всего и к прежнему Царскому роду, и сакральному Царскому Роду как таковому. Таковым родом и признали род Романовых.

В Хронографе князя Трубецкого читаем слова князя Дмитрия Пожарского: «…Днесь у нас в царствующем граде Москве благодать Божия возсия, мир и тишину Господь Бог даровал. Станем же у Всещедрого Бога милости просить, дабы нам дал самодержателя всей России. Подайте мне совет: есть ли у нас царское происхождение?». Летописание повествует дальше: «И тако все молчаше. И начаша власти глаголати: государь, Димитрий Михайлович, дай нам до утра срока. Во утрии же соидошася и некто дворянин Галича града предложи на Собор выпись о сродстве Цареве Михаила Федоровича Романова Царю Федору Иоановичу по сродству племянник, по матери же его благоверной царицы Анастасии Романовне иже бысть супруга царю Ивану Васильевичу, - той да будет царь, а кроме его никто не может быти».

То есть, выборность здесь, безусловно, подчинялась династийности – родовому принципу. Кстати, и Земский собор 1584 года, который сопутствовал воцарению последнего Рюриковича Федора Иоанновича, «всего лишь» засвидетельствовал свою преданность законному Государю. А вот собор 1598 года, избрал на царство Бориса Годунова - действительно аналогично современному демократическому избранию. И закончилось всё это грандиозной Смутой.

(*) Представляется нужным сделать одну, весьма важную оговорку. Обращение к данным дохристианских традиций вовсе не означает согласия с их «догматическим корпусом». Однако, многие выводы, разумеется, при правильной интерпретации - верны, особенно, что касается космологии.

Впрочем, имеют место быть и традиции дохристианского монотеистического богословия.

«Крещение Руси»

«Тайны русской Троицы»

Глава 2. Белый Царь, Белый Свет и Святая Русь

Здесь надо заметить, что русская традиция также знала о Царе Мира. В корпусе духовных стихов, известном как «Голубиная книга», рассказывается о Белом Царе.

«У нас Белый царь будет над царямы царь.

Почему же Бел царь над царямы царь?

У нашего царя у Белого есть вера православная,

Область его превеликая над всей землей,

Надо всей землей, над вселенною:

Потому же Бел царь над царямы царь.

Свято-Русь земля всем землям мати.

Почему же Свято-Русь земля всем землям мати?

На ней строят церквы апостольския,

Богомольныя, преосвященныя;

Оны молятся Богу распятому,

Самому Христу царю небесному:

Потому Свято-Русь земля всем землям мати».

И «конкретно-исторические» русские Цари считались образами Белого Царя Мира. Так, в «Повести» Симеона Суздальца (15 в.) о Василии Тёмном пишется как о «благоверном и христолюбивом и благочестивом истинно православном великом князе Василии Василиевиче, белом царе всеа русии».

Показательно, что в традиционном «Средневековье» Русь считалась образом всего мира, адекватным всему человечеству. Но речь при этом шла не столько о земном мире, который, как известно «во зле лежит» (1 Ин. 5, 19), хотя он и не зло как таковое. Разговор должен идти о некоей стороне земного бытия, которая блага – как благ и Белый Царь. Собственно говоря, данный Царь есть личностный аспект указанного благобытия, а Русь – его аспект пространственный. И здесь очень важно обратиться к знаменитому (но часто неверно понимаемому) определению «Святая Русь». Виталий Аверьянов указывает на некий высший уровень, значительно превосходящий уровень «эмпирический» — конкретно-исторический и конкретно-географический: «Святая Русь — это мировая ось, на ней вращается мироздание. У В. И. Даля эта мифологическая идея чётко подтверждается на уровне норм русского языкового сознания: «Русь — в значении: мир, белсвет. Светорусье (святорусье) — мир, земля, белый, вольный свет на Руси». («Ментальная карта и национальный миф». – М., Родина, 2021.)

При этом, сама «эмпирическая» Русь вовсе не является чем-то отличным от «запредельной» Руси Святой. Она представляет собой некий её зримый образ. «Как это соединение вселенскости и географической конкретности можно объяснить? – задаётся вопросом автор. — На этот вопрос можно попытаться дать разные ответы. Мне близок тот ответ, что конкретная географическая Россия оказывается чем-то вроде иконы Святой Руси, она является таинственным пространством, на которую проецируется вечная горняя Русь, своего рода экраном для сакральной Руси. Поэтому, когда идёт отечественная война, когда посягают на Россию, для русского человека это означает не просто нападение на его дом, это фактически посягают на икону вечной Руси, высшей реальности. Может быть, поэтому отечественная война в России приобретает такой размах и такое звучание».

Наша «эмпирическая» Русь является символическим выражением высшего уровня, который выполняет функцию «метафизической оси», некоего бытийного центра. Именно этот центр и обеспечивает существование всего мира. Автор же совершенно уместно указывает на утверждение «Голубиной книги» (корпуса русских духовных стихов): «Святая Русь-земля всем землям мати…»

И не случайно Русь перенимает от Рима и Византии миссию «катехона» («удерживающего»). Причём, подчёркивается, что «Четвёртому Риму не быть». То есть, речь идёт об окончательной полноте всемирного делания.

В. Аверьянов утверждает: «Безусловно, носители былинного сознания понимали, что Русь не свята, Русь есть разная — и грешная, и падшая. Но вот Святая Русь — это действительно некая персонификация идеала, некая сущность, с которой мы имеем дело. И стоит на этом наша эпическая традиция твердо, неколебимо, по-богатырски».

Здесь следует обратить особое внимание на русский духовный стих, посвящённый подвигу Царского сына и богатыря Егория Храброго. Богатырь выступает против «безбожного» лже-царя, «собаки» Демьянища. Стих повествует:

«Выходил Егорий на святую Русь.

Завидел Егорий свету белого,

Услышал звону колокольного,

Обогрело его солнце красное.

И пошёл Егорий по святой Руси,

По святой Руси, по сырой земле

Ко тому граду к Иерусалиму».

Егорий возвращается в разрушенный Иерусалим, где сообщает матери о желании утвердить Веру во всей земле «светлорусской». Он получает её благословение и отправляется в путь, взяв Евангелие.

В сказаниях же под данной землёй понимается весь мир, «белый свет». Не случайно же Иерусалим там находится именно на Руси. Русь предстаёт как земля, которая адекватна и соразмерна всей Земле – как раз в силу того, что она есть образ незримой Оси. И, в данном плане, она отвергает «лежание мира во зле» и утверждает стояние в Правде его преображения. А Егорий выступает как образ Царя Мира – сверхличного (но не безличного) Принципа.

Егорий преображает зримый мир, приводит его в соответствие с благой стороной, которая и есть Святая Русь.

«Наезжал на леса на дремучие.

Леса с лесами совивалися,

Ветья по земле расстилалися —

Ни пройдтить Егорью, ни проехати.

Святой Егорий глаголует:

«Вы лесы, лесы дремучие!

Встаньте и расшатнитеся,

Расшатнитеся, раскачнитеся.

Порублю из вас церкви соборные,

Соборные да богомольные!

В вас будет служба Господняя.

Зароститеся вы, леса,

По всей земле светлорусской,

По крутым горам по высокиим!»

По Божьему все повелению,

По Егорьеву все молению

Разрослись леса по всей земле,

По всей земле светлорусской,

По крутым горам по высокиим;

Растут леса, где им Господь повелел».

Глава 3. Царская Полнота и Полнота Райской земли

В русском языке слово «государство» имеет одну основу со словом «государь». И это в высшей степени показательно. Государство в русском традиционном сознании представлялось как нечто именно Личностное. Здесь, вроде бы абстрактное, множество, становилось вполне конкретным, персонифицированным. А политика, предполагающая извечный вопрос о власти, становилась метаполитикой, ибо выводила на некие высшие и незримые уровни, имеющие, тем не менее, своё зримое воплощение.

Царь включает в себя всех поданных, отсюда и его Царственное «МЫ», которое современный человек воспринимает обычно как нечто среднее между причудой и гордыней. В традиционной же реальности указанное «МЫ» следует понимать конкретно – как реальную персонификацию абстрактного множества поданных. Все эти поданные вполне реально содержатся в некоем личностном незримом пространстве Царя. Внутри Царской Плеромы, соборной Личности - множество «персонифицируется», становится Личностью – в противоположность аморфной «массе». Незримое и метакосмическое (по масштабам) пространство есть благое место. Оно наличествует у всех, но у Царя - совершенно особенное, в силу особого действия Благодати.

В древнеиранской традиции такое место называлось фарном (хварено). Владимир Топоров сообщает: «Фарн восходит к древнеиран. *hvarnah-, обычно трактуемому как обозначение солнечного сияющего начала, божественного огня, его материальной эманации (ср. вед. svar, «свет», «сияние», «блеск», «солнце»), возрастающей, прибывающей, расширяющейся силы (ср. индоевроп. *suer o/-nes-), нечто желанное, достигнутое, откуда — «хорошая (благая) вещь», «желанная вещь», «благо», «имущество». Авест. xardnah, «слава», «величие», «блеск», «сияние», «харизма» и т. п., согд. prn, «слава», «знамение» и т. п., осет. farn, «обилие», «счастье», «мир», др.-перс. farna, ср.-перс, xvarrah, «царская слава», «царское величество», перс, farr, «блеск», «великолепие», «пышность» и т. п., согд. prn, frn, сакск. pharra, «положение», «ранг», «достоинство», «звание» и т. д.], в иранской мифопоэтической традиции божественная сущность, приносящая богатство, власть и могущество; державная сила. Видимо, Ф. выступал и как неперсонифицированное сакральное начало абстрактного или конкретного (материальный символ) характера, и как персонифицированный божественный персонаж. В «Авесте» Ф. — обычно некая сакральная благая доля, «хорошая вещь» («Яшт» XVII 6). Им могут владеть божественные персонажи, дарующие его людям («Датастан-и-деник»), сами люди, для которых Ф. обычно воплощается в богатстве («Яшт» X 8, «Ясна» 60, 2, 4), доме, жене, детях, скоте, здоровье («Яшт» XV 56, известна формула пожелания Ф. для сохранения здоровья в поздних зороастрийских текстах). Ф. имеет общие атрибуты с едой, пищей, которая в иранских языках может обозначаться тем же словом, что и Ф., или его производными (авест. xardnah, xardnti, xardtay, ardta, xardna и т. п.)... Особым Ф. обладает селение, область, страна, народ. В ряде случаев говорится о Ф., скрытом в глубине вод («Яшт» XIX 51-64), о Ф., связанном с водами и реками, с солнцем, выступающим как даритель Ф. («Денкарт»). Иногда Ф. реализуется не столько в материальном виде, сколько символически — как счастье, доля, судьба (в этом смысле он сопоставим с греческой Тихе, римскими Фортуной, гением и т. п.)». («Фарн» // Мифы народов мира. - М., «Брэ», Олимп, 2000. - Т. 2)

Итак, перед нами незримое место, принадлежащее кому-то или чему-то. У Царя – особый «фарн», то есть, особое место, где незримо находятся его поданные. Они обычно не видят фарна, но ощущают своё присутствие там, оно сообщает им чувство сопричастности Личности Царя («Батюшки»). (*)

Здесь, в данном пространстве, любой человек есть Царственная Личность, хотя и не тождественен ей. То есть, Часть выражает Целое и находится с ней в равновесии. А равновесное Целое не поглощает Часть, а делает её Целым. Именно о таком соотношении Целого и Части в Раю писал Плотин, причём, на его описание счёл возможным ссылаться епископ Василий (Родзянко): «Интересно, что одно из самых замечательных описаний «иного мира» даёт не христианский, а языческий философ - Плотин. Правда, Плотин жил уже в христианскую эпоху, в III в. по Р.X., и трудно себе представить, чтобы никогда не встретилась и не повлияла на него уже существовавшая тогда в Александрии христианская философия. Сам Плотин, как и основанное им движение «неоплатоников» - это точно известно - оказали сильное влияние на христианскую богословскую мысль и, хотя Плотин спорил с христианством, отрицая Боговоплощение и значение Христа в истории, его философия и, в частности, восприятие Царства Божия, «мира иного», сильно повлияли на суждения, приписываемые Дионисию Ареопагиту, а через него - на все последующее христианское богословие как на Востоке, так и на Западе. В этом смысле Плотина недаром прозвали - наряду с Вифлеемскими астрологами-мудрецами - «дохристианским евангелистом».

Вот как изображает Рай в своей философии Плотин: «Все там - красота. Это не внешняя и не плотская красота, это - красота умопостигаемая, соединяющая все и вся с ее источником Богом. Там нет никакого разделения, как на Земле, там - единство в любви и Целое выражает частное, а частное выражает Целое». («Распад вселенной и Вера Отцов». – М., Издательство «Православный паломник», 1996.)

Человечество было создано в Раю и там представляло собой единое Целое, которое выражала и реально содержала каждая Часть. Епископ Василий (Родзянко) ссылается на работу о. Павла Флоренского «Столп и утверждение истины», обращая особое внимание на следующий вывод: «Все человечество было сотворено в Раю как Первозданная Церковь. Предание о таком творении Церкви восходит к I в. по Р.X., упоминается в «Пастыре» Ерма. Его цитирует видный канонист проф. Сергей Троицкий в своей «Христианской философии брака»: «Ерм и Климент Римский учат, что Церковь существовала даже раньше создания человека и что не Христос является образом Адама, а Адам образом Христа и Ева образом Церкви. «Церковь, - пишет св. Климент, - создана прежде солнца и луны. Церковь живая есть тело Христово...». Точно так же и Ерм утверждает, что Церковь Божия сотворена прежде всего, а мир сотворён для неё: «Бог сотворил из не-сущего все сущее, ради Святой Церкви Своей...»... Свт. Григорий Нисский в IV в., обращаясь к преданию, говорит о творении всего человечества в Раю, а его последователь св. Максим Исповедник в VII в. этот взгляд развивает».

Адам предстаёт как некое персонифицированное единство всех людей, персонификация даже и всей земли: «...Человек по-еврейски Адам от адама «земля», но это слово может означать и всех «земнородных», и все человечество, и в древних еврейских толкованиях обозначено как Кол-Адам – «Bсe-Человек» (вот и снова именно конкретика «всечеловечества» – А. Е.); «по образу Божию сотворил его мужское и женское, сотворил их», так в еврейском подлиннике передается многоединый образ Божий. Многоединое Человечество «светлеется - троическим единством священнотайне», по песнопению Православной Церкви. И что это так, подтверждается словами Библии: «плодитесь и размножайтесь и наполняйте (райскую) землю»... «и стало так» (Быт.1:27-28,30). Все это и есть «рай во Едеме на востоке», за восходом солнца; на небе, но не звездном, исследуемым наукой, - а за пределами, по ту сторону «биг бэнга», в мире «потустороннем», в Царстве Небесном, в том небе, о котором мы говорим в молитве: «Отче наш, Иже еси на небесех...» И Всечеловеку-Адаму, всем нам в нем была дана жизнь вечная неумирающая - в древе жизни».

«Биг-Бэнг», о котором пишет епископ - это пресловутый «Большой Взрыв», в результате которого якобы возникла наша вселенная. (Кстати, подобная концепция была с восторгом воспринята в Римско-католической церкви.) Однако, простая логика заставляет задуматься о том, что для взрыва нужно нечто, которое, собственно и взрывается. Получается, что взорвалась некая вселенная, предшествующая нашей. Это была вселенная, сотворённая Богом и помещённая им в Раю как Церковь (Тело Адама). В результате образовалось множество (именно множество!) «осколков», которые уже не могли оставаться в Раю и которые выпали из него. Это наша вселенная, которая есть реальность, повреждённая Катастрофой.

«Вот что получилось в результате грехопадения, – пишет епископ. - «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что они наги» (Быт.3:7). Открылась нагота, как в детской сказке: «король голый». «И сказал Господь Бог (Яхве-Элохим - Сущий-Божества): вот, Адам стал как один из Нас...» (Быт.3:22).

Как понять это «один из нас»?

«Мы» - Божественная Троица. «Один из...» (выделено – А. Е.) - полная этому противоположность. Нельзя быть в «троическом единстве священнотайне» и в то же самое время быть «одним из...». Нельзя разделить Святую Троицу, Яхве-Элохим, Божественную Любовь. Можно попытаться! Но как? А вот именно так, как посоветовал Сатана и как сделал Адам: «зная добро и зло». И мгновенно бывший образом Святой Троицы, живущий Древом Жизни превращается в «особь», «одного из»... «Из» кого? Да из всех других людей».

Здесь можно было бы затронуть вопрос – насколько соответствует действительности указанная теория «Большого Взрыва»? Но главное совсем не в её «правоте» или «неправоте». Показательно уже то, что «взрывная» теория рождается серьёзными учёными и проникает в сознание великого множества людей. Как очевидно, проникает она потому, что это множество осознаёт себя, в первую очередь, именно как множество.

Языческие традиции знали о разделении единого Целого, что подтверждает вышеизложенную точку зрения. Так, индоарийская традиция рассказывает о том, что вселенная возникла в результате расчленения богами Первочеловека Пуруши (того же самого Антропоса). Его единое тело стало «суверенными» элементами нынешней, посткатастрофической Вселенной. Из головы Пуруши возникло небо, из ока - солнце, изо рта – огонь, из дыхания - ветер, из разума – месяц, из ушей – стороны света, из ног - земля.

В скандинавской традиции сообщается о том, что верховный бог-ас Один (вместе с братьями Вили и Ве) убил первосущество – Имира. Убив, они сотворили из него наш мир: из мяса - сушу, из крови - воду, из костей — горы и т. д.

(*) На протяжению многих столетий сакральный Царский Род Руси-России составляли Рюриковичи. Александр Дугин связывал мистерию призвания Рюрика именно с иранской традицией, выходя при этом, на глубинный гиперборейский уровень: «Попробуем выявить сакральную подоплёку мистерии, которая утвердила в пространстве «внутренней России» священно-династический центр. Во-первых, обратимся к зароастризму, в котором мистическая сторона царской власти была детально разработана и который оказал значительное влияние на структуру сознания народов, населявших в древности русские земли. Зароастрийцы утверждали, что царь имеет особую, свыше данную санкцию на правление. Эта санкция воплощалась в обладании светоносной силой — хварено. Хварено (или фарн) — это конденсированная световая энергия, которая делает человека равным богам. Символом хварено традиционно считался сокол, «варган», а иногда и овен. С другой стороны, хварено отождествлялся со стихией огня, единственной естественно стремящейся вверх, к небесам. Каждый иранский царь имел свой личный огонь, символизировавший обладание хварено.

Если мы вернёмся к Рюрику, призванному из варягов на царство, мы увидим, что в нем этимологически воплощается весь комплекс этих зароастрийских (и видимо, некогда общеарийских) идей. «Рюрик» по-скандинавски значит «сокол», то есть преимущественный символ хварено. Кроме того, слово «рюрик» поразительно близко старославянскому «рарог», «огонь» или «дух огня» (кстати, старославянское «рарог» означало тоже «сокол»). Когда же произошло крещение Руси, Царь-Рюрикович стал также помазанником Божьим, наделенным силой Христа, именуемого «Агнцем». Таким образом, идея христианского монарха была духовным развитием и сакральным подтверждением древнейшей монархической традиции, воспринимавшей призвание Рюрика как общенародное стяжание небесной благодати — хварено. Так что и в этом случае, как и во множестве других, христианство не отменило, но возвысило и подтвердило древнюю дохристианскую веру». («Мистерии Евразии». - М.: Арктогея, 1996.)

Позволим себе не согласиться только со «скандинавским следом». Рюрик – именно что Ререг (князь Сокол), это выходец с поморско-полабской Славии, где обитал славянский народ вагров-варинов-варнов. Был и славянский этнополитический союз ободритов-ререгов (соколов).

Вообще, в русских письменных источниках есть чёткое указание на славянство варягов. В «Киевском Синопсисе» (XVII в.) сказано: «Понеже Варяги над морем Балтийским, еже от многих нарицается Варяжское, селения своя имуще, языка Славенска бяху, и зело мужественны и храбры».

Хотя, конечно, к одному только славянству варягов «сводить» не следует. Это ещё и дружинно-воинская корпорация, даже более того – сакрально-мистический орден. («Мир Людей и мир животных: инверсия и преображение». - Глава 13. «Гиперборейский Грифон и его варяжский Орден»)

На сакральное значение варягов указывает и А. Дугин: «Не входя в споры об этнической принадлежности этого племени (что для нас не так уж и важно), попытаемся определить символическое значение этого термина. Раз зароастризм дал нам некоторые ключи, то снова обратимся к нему. Слово «варяг» или «варингр» по звучанию, а, возможно, и по происхождению, близко имени зороастрийского бога Вархарн (или Веретрагна). Вархарн — это один из семи высших «богов» маздеизма, «бог» Победы. Но именно этот «бог» считался основным носителем и подателем хварено, и именно с ним традиционно сочетается сокол «Варган» (сравни: «Варган» - «варингр», т. е. «варяг»), его постоянный спутник или даже его инкарнация. Итак, варяги, помимо своей исторической конкретности, могли представлять собой некое символическое понятие, воплощающее в себе полноту хварено, царского счастья, одна драгоценная частица которого — Рюрик-Сокол — снизошла, как манна, на жаждущие благодати племена. Но на этом мифо-этимологическая цепочка не обрывается. Слово «варяг» также вполне сопоставимо с санскритским корнем «svar» — «небо», «солнечный свет» (кстати, очень близким к персидскому «hvar», от которого произошло хварено). Возможно, что русское «север» тоже родственно «svar», так как Север у древних арийских народов считался «небесной божественной ориентацией». Поэтому соотнесение варягов с севером и небом прекрасно соответствует общей мистериальной логике призвания первого Царя».

При разборе данной темы было бы весьма уместным вспомнить об этимологическом родстве «вар-бор-пол». Варяжский Государь Рюрик пришёл в Ладогу, но его Династия всё же утвердилась в Киеве – столице державы полян. А поляне – борисфениты (боруски) - наследники славянского сколотского племена – паралатов-палов-палеев-спалеев, о коих писали ещё Геродот и другие древние авторы. Борисфен же был назван по имени ветра Борея. Следовательно, жители Гипербореи, которую греки считали сакральной северной страной, должны называться бореями. Между прочим, в индоарийской традиции священная земля Норда именуется Варахи, что означает «земля вепря». В связи с этим Рене Генон писал: «Корень вар (var) (выд. - А. Е.) в имени вепря встречается в форме бор (bor); точный перевод слова варахи стало быть, борея, и истина заключается в том, что общепринятое имя «Гиперборея» стало употребляться греками лишь тогда, когда они уже утратили смысл этого древнейшего названия; и, следовательно, было бы лучше, вопреки возобладавшему с тех пор словоупотреблению называть изначальную традицию не «гиперборейской», а просто «борейской», тем самым утверждая ее безусловную связь с борей или «землей вепря». («Вепрь и медведица». // «Символы священной науки». - Москва : Беловодье, 2002.)

Глава 4. Вещь и её родовой лик

Как уже отмечалось, человеку (особенно - современному) свойственно рассматривать общность как некое абстрактное множество – более небытийное, нежели бытийное.

Такому представлению способствует посткатастрофическое состояние «осколков», самому возникновению которого способствовало наличие materia prima – изначального, тварного не(недо)бытия, которое, собственно говоря, и есть «абсолютное» множество. В «Книге Бытия» о нём говорится в самом начале: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною...» (1:2)

Сотворён данный первобытный хаос был для того, чтобы человек имел возможность выбора между ним и Нетварным Бытием, иначе он стал ба Автоматом Абсолюта. И данное множество способствует «абстракционизму» мышления.

«Внутри» каждой «вещи» (в том числе, и человека) находится указанное не(недо)бытие, которое является и её, вещи, собственным полюсом. Точнее сказать, антиполюсом – онтологическим дном. Есть у человека и свой бытийный полюс, своя онтологическая вершина. Рене Генон в своей классической работе «Царство количества и знамение времени» (М., Беловодье, 1994.) писал о том, что всё «проявленное» имеет свою сущность и свою субстанцию. Первую нужно сопоставлять с качеством, второе с количеством. По мере дальнейшей индивидуации происходит отдаление от сущностного полюса к полюсу субстанциональном. Всё уплотняется, закрываясь от духовных влияний, усредняется («теряет лицо»). Наступает «царство количества».

Из этого можно заключить, что субстанционализация приводит к абстракционализации таких реалий, как «человек» и «нация». Особо подчеркнём – не только понятий, но и самих реалий. (Хотя в традиционалистской оптике реалия и понятие о ней теснейшим и неразрывным образом связаны.) На этом, собственно и основаны трансгуманизация и глобализация.

Слово «вещь» имеет одну основу со словом вечность. И здесь как раз указание на то, что у вещи есть нечто подлинно бытийное, которое и открывает ей путь в Вечность. Собственно говоря, этим чем-то и является «сущность», «качество». Это её полюс, в котором и обретается «полная полнота».

Отметим, что, по нашему мнению, полюс вещи можно назвать её Царём. Свой собственный Царь есть у каждого человека. И в данном плане стоит вспомнить расхожее выражение «без царя в голове». Оно указывает на небытийную раздробленность человека, которая проявляется, главным образом, в его удалении от ума-духа (нуса), который следует отличать от рассудка и даже разума. («Метафизические корни рационализма»)

На основании этого можно сделать вывод о том, что свой полюс и антиполюс есть не только у каждой индивидуальной вещи, но и у вещи коллективной - общности, которую можно назвать родом. (Здесь стоит вспомнить выражение – «в своём роде».)

Само слово «род» весьма и весьма важно для русского сознания. Здесь образуется этимологическая связка: род-родина-народ-природа. Древние славенороссы почитали бога Рода, которого считали божественной личностью, сотворившей мир. В комментарии к рукописному Евангелию 15-16 вв. (рукопись обнаружена Н. В. Калачовым в Архиве иностранных дел) написано: «Всем бо есть творец Бог, а не Род». То есть, некий комментатор-христианин полемизировал с некогда общеизвестным и распространенным положением о том, что мир сотворён богом Родом.

У каждого рода есть свой собственный сущностный (бытийный) полюс, который есть Царственная персонификация. И, в данном плане, просто необходимо коснуться таких известных феноменов как Царь-Пушка и Царь-Колокол. Современное сознание, опять-таки, склонно всё упрощать, считая, что это некие артефакты, созданные, в своё время, для придания некоей помпезности. Дескать, применить по прямому назначению их не могли, поэтому Пушку и Колокол следует считать, выражаясь по полу-блатному, этакими «понтами».

На самом дела указанные «артефакты» имели, в оптике мира Традиции, который их и создал, совсем иное «прямое назначение». Они зримо выражали незримый сущностный полюс определённых родов. Возможно, речь идёт о роде пушек и роде колоколов. А, возможно, о сословии священников (колокол) и сословии воинов (пушка). И то, что их именуют Царями - в высшей степени показательно, учитывая всё сказанное выше.

Вывод можно сделать следующий – у каждой индивидуальной и коллективной вещи есть свой субстанциональный полюс, свой фарн, своё незримое пространство. И его вполне можно назвать Царским. При этом у Царя – свой особый полюс, особый фарн, особое пространство.

Глава 5. Нация детей Отца

Теперь необходимо определить конкретику «нации». Для начала займёмся немного этимологией. Само слово «нация» произошла от латинского слова «natio», которое переводится так - «племя, народ». В «Этимологическом словаре русского языка» (Составитель Г. А. Крылов. - СПб., ООО «Полиграфуслуги», 2005.) утверждается, что данное слово образовано «от причастия natus — «рождённый» - от глагола рожать. Любопытно, что в латинском языке образование слова natio шло таким же путём, как в русском развитие слова народ, что буквально означает «нарождённый».

Мы снова выходим на слово «род», имеющий одну основу со словом «Родина». Здесь также надо вспомнить про аналогичное Родине слово «Отечество», а также про слово «патриотизм», которое происходит от греческого «patris» - Отечество (ср. с греч. «pater»), т. е. Страна Отцов. Слово «патриотизм» подчёркивает именно мужественный, отцовский, патриархальный момент.

При этом, нация (народ) и страна (Отечество) связаны воедино. В словаре П. Я. Черных «Историко-этимологический словарь современного русского языка» (М.: Изд. «Русский язык», 1999. - Т. 1) читаем: «Отьчьство означало не только «отечество», но и «избранная страна», и «род», и «наследственные родовые права»… Слово отьчизна… в др.-рус. яз. значило: 1) «отцы», «предки», «род»; 2) «родовое владение», «вотчина»; 3) «право родового владения».

Род требует своей персонификации, и она происходит в Личности Отца На-Рода, который и есть Царь. И у Царя особый сущностный полюс, особое пространство, особый фарн. Там и находятся поданные - дети Нации. В мире Традиции они считаются детьми Царя-Отца и Земли-Страны – Родины (женский аспект Нации). И, в данном плане, просто необходимо вспомнить про Венчание на Царство.

В эллинской традиции рассказывается о том, как бог Кронос поглотил своих детей – будущих олимпийцев. Это воспринимается как некое злодеяние, при этом совершенно упускается из виду, что дети Кроноса пребывали внутри него живыми и здоровыми. То есть, речь не идёт о том поглощении, которое имеет место в нашей повреждённой реальности: о поглощении, которое сопровождается убийством. Можно предположить, что речь идёт о некоем докатастрофичеком поглощении, практиковавшимся в Райской Земле. Тогда всё находилось в Полноте Адама (Личностной Земли, вспомним про «адаму»-землю) и всё сохраняло свой лик. Нахождение в Адамовом Теле (Райской Церкви) вовсе не означало гибель, но наоборот сохраняло и преумножало ценность тех, кто после Грехопадения стали «осколками».

В данной оптике Кронос выступает как некий языческий образ Адама. А выпадение его детей из его Полноты можно считать образом Грехопадения, «Большого Взрыва», разделения Целого на «осколки». То есть, это и была катастрофа, которую эллинская традиция преподаёт как некое освобождение. А индоарийская и скандинавская традиции считают убийство и расчленение Пуруши-Имира чем-то «логичным» и «естественным» – созданием нашего мира, в то время как имело место его чудовищное, катастрофическое искажение.

Царь Мира сохраняет бытие множества осколков, не позволяя им сгинуть в небытийной аннигиляции. Он воспроизводит бытие циклически, вращая его Колесо. И в данном плане стоит вспомнить ещё одно имя Царя Мира – «Чакравартин» - «тот, который поворачивает колесо». Так, в буддийской и джайнисткой традиции именовали идеального Государя. В то же время линейное движение, несмотря на все упования прогрессистов является нисходящим и небытийным. (См. «Метафизические корни рационализма» – Глава 7. «Движение к Небытию и Великий причинно-следственный Раскол»)

«Просто» Царь, «конкретно-исторический» Государь символически выражает (а, значит, полностью содержит, не отождествляясь) Царя Мира. Вокруг такого «конкретно-исторического» Царя и коло-вращается (вос-создаётся) родовой коллектив. Его самого можно даже назвать нацией – в плане персонификации родового коллектива.

В современном же мире под нацией понимается, чаще всего, гражданско-политический коллектив («etat-nation» – «нация-государство»), реже – этнический коллектив. В оптике же мира Традиции, нация - родовой коллектив детей Государя - отсюда и русское «Царь-Батюшка». Они, эти дети, содержатся в Полноте Монаршей Личности. (Как видим, тут действует именно родовой принцип.) Множественные личности содержатся в Единой Личности Монарха - подобно тому, как они содержались в Личности Антропоса Кроноса. (Метафизика этого эллинского бога есть метафизика Времени, см. «Древнее «эллинство»: искажение Традиции». – Глава 1. «Оболганный Кронос и мифология прогрессизма»)

Западные же нации Модерна формируются не как личности, а как множества, что придаёт им изрядную абстрактность, а следовательно, и некую небытийность. Это множество, подобно детям Кроноса, выпало из Полноты Монаршей Личности – в результате «великих» антимонархических революций Запада, направленных против Отца Рода. Без Царя-Отца Страна (Земля) там стала вдовой, и западные Нации вполне можно назвать нациями детей Вдовы. (В свете этого становится более понятным использование данного словосочетания в масонстве и не только.)

Глава 6. Царь и его Внутренняя Революция

В «классическом» традиционализме сам Монарх, Царь часто воспринимается именно как «один из» (а в «одном из» - начало разделения Райской Полноты). Он воспринимается как первый из всех людей, у которого есть на это первенство необходимый небесный мандат. «Один из» венчает, завершает собой социальную «пирамиду». Более того, Царь, в такой оптике возглавляет благородное сообщество (сословие) «лучших людей»- аристократию, являясь «первым аристократом». Такова «олимпийская» модель традиционализма, которую противопоставляют современному миру с его «иерархией капиталов».

Всё это кажется весьма стройным, однако, историческая реальность безжалостно разрушает данное построение. Цари часто выступают против элиты, а элитарии часто подрывают власть Царя. Собственно, пресловутые «буржуазные революции» были, по большей части, заговором аристократов (весьма значительной их части), стремящихся освободиться от «гнёта» самодержавия и спокойно наращивать своё могущество. И в этом плане очень показателен феномен западноевропейского масонства, которое изначально было инициатической организацией вайшьев-«хозяйственнков» (строителей), но стало революционно-субверсивным движением - после инфильтрации, осуществлённой «просвещёнными» аристократами. Решающая роль значительной части высшей знати в свержении «абсолютизма» очевидна. Пресловутый же «буржуазный авангард» умело направлялся знатью. Не случайно, во Франции, во время политического кризиса 1789 года, местом основных собраний недовольных был сад во дворце Пале-Рояль - резиденции герцога Орлеанского. Масонские ложи активнейшим образом действовали при королевском дворце, в них состояли герцоги Бульонские и герцоги Монморанси-Люксембургские. А окончательная консолидация масонства произошла в 1772-1773 годах, когда был заключён компромисс между «капитулом рыцарей», состоящим из буржуа, и аристократическим «капитулом императоров». Последние явно доминировали в этом альянсе.

Современная «денежная» (политическая и экономическая) элита Запада напрямую наследует элите «традиционной», и принцип у них один и тот же - одно множество подчиняет себе другое (меньшинство господствует над большинством). А во главе господствующего множества западных стран стоит «один из» – демократический лидер, управляемый элитами.

Архетип Царя не предполагает нахождение его внутри какого-либо множества. Само множество, в оптике Традиции, должно находиться внутри Царя, что символизирует Полноту Адама в Раю (Полноту Райской Церкви). Монарх символически воспроизводит единый Тотальный Субъект, соединяя разрозненные личности в некую Сверхличность. Это не столько личность, имеющая Мандат, сколько личность, символизирующая реальности высшего уровня - и, в силу этого, становящаяся сверхличностью.

Наш мир расколот - и также расколота личность Царя. Полнотой Царского является его архетип – Царь Мира, который проявляется в разных «конкретно-исторических» Царях. Место (пространство) его проявления – сущностный, качественный полюс, фарн «конкретно-исторического» Царя. Однако, внутри данной личности есть и количественный анти(полюс). И если первый можно сопоставить с Солнцем, то второй – с Луной, со светилом, которое светит отражёнными Царским светом.

Царя Мира - Вайшванару, Чакравартина – называют ещё Ману, имея ввиду именно царский архетип человеческого. Но есть и Ману сугубо земной, исторический, первый человек, который дал начало земному бытию всех людей. «Если Чакраварти представляет собой исключительно световой полюс архетипа (солнечный полюс), то Ману подобен луне, в полнолуние отражающей свет в максимальной степени (райский Адам), но могущей и не отражать его вовсе, как в новолуние, - замечает Александр Дугин. - Иными словами, Ману — это архетип отражающий. Любопытно заметить, что корни слов «человек» и «луна» во многих языках очень близки (нем. «Mensch» и «Mond», англ. «man» и «moon» и т.д.), что свидетельствует о естественности и осознанности символических взаимосвязей в языковых формах древних традиций. С другой стороны, этот же корень часто обозначает и «разум» — санскритское «manas», латинское «mens», русское «мысль» (этимологически родственное, кстати, слову «муж», т.е. «человек») и т.д. В этом случае речь идёт уже о подчёркивании световой природы исторического Ману, замещающего в материальном мире субъекта, т.к. разум в пределах трибхуваны является наиболее субъектным качеством, происходящим прямо или косвенно от первоинтеллекта, буддхи. В этом смысле Ману как обладающий манасом (разумом) является одним из аспектов вираджа, глобального разума плотного космоса, свойственного Вайшванаре». («Пути Абсолюта». – М., Историко-религиозное общество «Арктогея», 1991)

Внутри конкретной личности конкретного монарха находятся два начала - сверхличностное и индивидуальное. И если последнее предельно выражает состояние «один из», то первое предельно же выражает состояние «только один», которое, в свою очередь, выражает Единственность Абсолюта.

Личность Монарха находится между двумя полюсами, и от него требуется постоянно делать крайне сложный выбор. Собственно говоря, сущностный и субстанциональный полюса есть и у каждого человека. И каждый человек, как указывалось выше, также является Царём. Но сам Фарн самого Царя – совершенно особый, что и придаёт совершенно особое напряжение взаимодействию личности с указанными двумя полюсами.

Монарх сталкивается с недостаточностью (и даже ущербностью) одного, сугубо личностного (точнее – индивидуального) начала, и пытается, так или иначе, усилить в себе начало другое - сверхличностное. С этой целью он поднимает сверхличностное восстание против себя же самого, точнее, против своей «человеческой, слишком человеческой» половины. Данную половину можно назвать и Тенью, учитывая, что тень, как и луна, отражает Солнечный свет. (О символизме тени см. «Мир людей и мир Теней»)

Ярчайший пример такого восстания явил Иван Васильевич Грозный, отказавшийся от престола в пользу касимовского хана Симеона Бекбулатовича. Этот, весьма неординарный, поступок всегда ставил историков в тупик, и они выдвигали различные, слабо обоснованные гипотезы, сводя всё к политике или даже просто - к страху перед предсказаниями «волхвов». (Историк Сергей Соловьёв даже говорил о «политическом спектакле»). Между тем, здесь снова налицо непонимание - в рамках сознания Модерна. Сей же отказ очень легко «расшифровывается» в традиционном, духовно-мистическом ключе. Иван Грозный символически отказался от своего сугубо личностного статуса, но не в пользу Симеона Бекбулатовича, а для усиления начала сверхличностного.

К самому Симеону «бывший» царь обращался подчёркнуто самоуничижительно: «Государю великому князю Семиону Бекбулатовичю всеа Русии Иванец Васильев с своими детишками, с Ыванцом да с Федорцом, челом бьют». И в этом, безусловно, проявлялось юродство («священная провокация»), к которой был склонен Государь. «Юродство во Христе» подразумевает имитацию безумия. Оно нужно для того, чтобы подчеркнуть свое безумие - по сравнению с Христом, отрешиться от мирского, рационалистического «ума»; и вызвать праведный гнев обычных людей, смирив себя. Грозный Царь, тоже был юродивым - отсюда и некоторые «странности» (странные - для современного человека) его характера. Показательно, что Грозный написал Канон Ангелу Грозному под псевдонимом Парфений Уродивый (Юродивый).

По сути, юродство означает радикальный выход человека за границы всех (духовных и мирских) иерархий, признание условными всех земных реалий. И в этом плане очень показателен образ былинного Ильи Муромца. Богатырь был стойким защитником Святой Руси и Веры, но при всем при том учинил некий «бунт». Во время него он собирал по Киеву «голи кабацкие» и сшибал стрелами золочёные маковки столичных церквей. Казалось бы, тут налицо противоречие, однако, вдумчивый наблюдатель, хорошо знакомый с многообразием православно-аскетического служения, легко признает сакральное значение буйства Ильи. Так, митрополит Иоанн (Снычев) («Самодержавие духа». - «Самодержавие духа: Очерки рус. самосознания / – Саратов, Надежда, 1995.) вполне обоснованно приписывает Муромцу «юродство во Христе», согласно ему, «бунт» Ильи вызван некоторым равнодушием киевской элиты к богатырскому служению. Воин-юродивый Илья не борется против Православия, он выступает против теплохладности, часто проявляющейся (в определённой мере) даже у самых достойных людей. Илья не боится, как и положено юродивому, перечить князю, хотя и никогда не доходит до бунтарства в его «левореволюционном» понимании. («Метасоциальный аспект Русского эпоса». – Глава 1. «Царь «Мира, Илья Муромец и путь Героя»)

Возвращаясь к юродству Ивана Грозного и его «рабскому» обращению к Симеону Бекбулатовичу, необходимо вспомнить о диалектической связи царского и рабского начал в разных древних традициях. «Раб замещает царя в смерти: умерщвление царя заменяется умерщвлением Раба, т.е. царя шутовского, мнимого, - пишет Н. Брагинская. - Царь как воплощение жизни умирает в Рабе - воплощении смерти, чтобы родиться снова царём. Так, хеттский царь обращается к своему обрядовому заместителю Рабу - военнопленному со словами: «Смотри! Меня вновь... (божество?) родило». Ещё солярная школа мифологов обратила внимание на то, что в мифах боги и герои, в которых на первый план выступает световая (солярная, астральная и пр.) характеристика, проходят фазу рабства, означающую по своей семантике временную смерть (закат светила, исчезновение тепла и света). Аполлон временный раб царей Адмета и Лаомедонта, Геракл - Эврисфея. Исследования П. Сентива вскрыли в таких фольклорных персонажах, как Золушка или героиня сказки Перро «Ослиная кожа», световое божество, которое переживает фазу смерти, выраженную метафорами унижения, рабства, скитальчества, рубища и грязи (перепачканное, обезображенное лицо); под грязными лохмотьями скрыт сверкающий наряд (космического, небесного облика, как три платья Ослиной кожи), под грязной тряпицей - звезда на лбу героя и т.п. По Сентиву, всё это - короли и королевы карнавала; в этих сказках видят также отражение свадебного и (или) инициационного обряда». («Раб» // «Мифы народов мира». - М., «Брэ», Олимп, 2000. - Т. 2)

Фаза «рабства» необходима для уничтожения своего прежнего ветхого «величия» и обретения величия нового, настоящего. Тема царско-рабского, безусловно, связана с темой узурпации и «возвращения Государя»: «Поскольку временная смерть изображается как временное отсутствие, заточение и рабство (с последующим отвоеванием трона, царства и жены), в повествовательном фольклоре появляется мотив неузнанного в рабском облике тайно вернувшегося царя, который изгоняет узурпатора. Образец такого рода героя - в гомеровском Одиссее, исполняющем на пирах женихов Пенелопы роль прислужника и нищего-попрошайки. («Древнее «эллинство»: искажение Традиции» – Глава 11. «Метафизическое путешествие хитроумного Одиссея» - А. Е.) Здесь же, возможно, следует усматривать генезис огромного числа мифов, сказок и преданий (а затем и литературных сюжетов) о подкидышах - принцах и принцессах по происхождению или даже детях богов, которые воспитываются в крестьянском доме или являются Рабами, слугами, но в конце концов бывают опознаны, получают царство и вступают в брак с царской дочерью (сыном). Мифологический образец сокрытия царского достоинства под рабским обличьем преобразовывал исторические предания. Так, в сказаниях о царе Соломоне, исследованных А. Н. Веселовским, Асмодей (смерть, чёрт) завладевает престолом Соломона, который, как нищий, просит у дверей подаяния. Иисус, терпящий поношения толпы и насмешки римских солдат, ещё немецким исследователем 19 в. П. Вендландом был поставлен в связь с царём сатурналий. Царь-мессия иудаизма в христианстве становится в одно и то же время Рабом на земле и царем на небе (царство не от мира сего), причём небесный царь претерпевает рабскую смерть». («Раб»)

Ещё одной формой Революции Царя является борьба против попытки элит повелевать «массами». В оптике мира Традиции, повелевать множеством (и большинством, и меньшинством) может только Царь, который тем самым символически выражает Небесного Владыку. Что же до элиты, то её основное преимущество состоит не в господстве над другими, но в преимущественном же самопожертвовании, которое способствует и Небесной, Божественной реализации. (В оптике Христианства это выражено как уподобление Жертве Христа.)

Блага, связанные с этим жертвованием, являются следствием несовершенства человеческой природы, повреждённой Грехопадением. Эти, выражаясь, по-современному, «бонусы» преодолеваются и преображаются особыми формами жертвенного служения. Таковыми формами являются духовная и воинская Аскеза.

Но, несмотря на всю жертвенную ориентацию мира Традиции, внутри элит весьма сильно стремление, так или иначе, подменить Царя, которое начинается с попытки представить его как «одного из» – владык. Между тем, человек Традиции был уверен - на земле должен быть один владыка, как один Владыка есть на Небе.

Поэтому, Царь неизбежно ограничивает элиты. И даже когда ей передаются какие-то владыческие функции, то они, до какого-то момента (усиления в 18 веке господства аристократии – в ущерб власти Царя) не считаются какой-то там неотъемлемой привилегией. Они считаются такой функцией, которую Царь может дать и взять обратно. Причём - дать именно для Служения себе. При этом, само владычество весьма условно. Так, в Московской Руси (до 1675 года) крепостные были прикреплены не к личности владельца, а к земле. И тут налицо весьма мощный символизм – владелец крепостных рассматривался не как владыка, подобный Царю. Владыкой крепостных был Царь.

И здесь необходимо особо подчеркнуть, что Царское Могущество не столько в том, чтобы подчинять личности, неизбежно оказываясь тем самым вне их: само подчинение есть воздействие чего-то внешнего. Оно, в первую очередь, в том, чтобы содержать эти личности в некоей Полноте, которая является Сверхличностью. Для этого Царь должен был принадлежать к единому Царскому Роду, который ведёт происхождение от убитого Царя Золотого Века. Тем самым это убийство как бы отменяется, точнее, «снимается», а Царь символически воскресает в потомке - преображенным, новым, преодолевающим ветхость. И, безусловно, необходимо понимать своё положение, не позволяя элитариям подчинить себя и использовать сакральные царские энергии в целях подпитки различных олигархий.

И тут очень важна, так сказать, оперативная сторона Царского, которая заключается в совокупности действий, направленных против порабощения одной частью социума - другой его части. (Это порабощение воспроизводит расчленение изначального Тотального Субъекта.) Безусловно, Царь предотвращает и порабощение социума внешними, чужеземными силами.

И тут сразу же вспоминается Опричнина Царя Ивана Грозного, как раз и бывшая альтернативой всем элитам Руси - и боярской, и дворянской. Когда же Царь заметил, что она превращается в новую аристократию, то он ликвидировал новое (и уже ставшее старым) образование.

В заключении надо сделать одну существенную оговорку. Традиционалистское отрицание господствующих отнюдь не совпадает с отрицанием леворадикальным, предполагающим возникновение совершенно гомогенного, социально однородного общества. «Сословные» различия между людьми есть и будут, они есть следствие раскола сначала Райской Земли, а потом и сверхсоциума Золотого Века. Попытка ликвидировать социальные различия есть попытка вернуть безвозвратно утерянное, подобное попытке склеить разбитую прекрасную вазу. Социальные различия должны быть, но не в плане возвышения одних сословий над другими, а в плане максимально полной реализации сословиями своего особого потенциала. Сословное общество должно быть горизонтальным, Вертикалью же выступает только и исключительно Царь, в котором и воспроизводится как потерянное единство Земли-Церкви, так и потерянное единство Земли-Общества.

В завершении «элитарной» темы необходимо заметить, что само стремление к всемогуществу элит тесно связано с возникновением и утверждением многобожия. Этому опять же способствовало решение Адама стать «одним из», которое и привело к рассечению образа Единого Бога. Отсюда появилась идея того, что богов – множество, и они отдельны друг от друга. Также - как отдельны друг от друга и люди, ставшие «осколками» – после Большого Взрыва. Далее была, вполне логично, допущена возможность того, что отдельный человек вполне может стать отдельным, суверенным, всемогущим и бессмертным богом – если только сможет и захочет. Серьёзные предпосылки для такого самомнения давал высочайший онтологический статус людей Золотого Века. Они жили в посткатастрофическом мире, но все равно сохраняли очень многое от Адамова могущества. В частности, они жили несколько сот лет, как о том сообщает «Книга Бытия». Такого отделения от Бога как в предпотопные (да и последующие – до пришествия Христа) времена ещё не было. Это близость и это могущество вселяли ложные надежды, столь характерные для сознания, искажённого Грехопадением.

Как можно предположить, ситуация серьёзнейшим образом осложнялась наличием некоей особой прослойки, которую Эфиопская «Книга Еноха» именует «Стражами». И для продолжения разговора о ней требуется сделать некий экскурс в эллинскую и скандинавскую мифологии.

В эллинской традиции рассказывается о битве двух сакральных «рас» - титанов и богов. При этом, боги сражаются ещё и с гигантами, которые выступают этаким воплощением хтонического ужаса. Тут стоит разобраться, ибо у эллинов очень многое искажено, причём, радикально.

Для начала заметим, что сами боги освободили «существ стихий» - сторуких (гекатонхе́йров), которых Уран заточил под землёй. Их они использовали против титанов. (Кстати, титаны - древнее олимпийских богов. Но это тема отдельного разговора.) Складывается такое впечатление, что боги и были причиной появления существ стихий, то есть, тех же самых гигантов. Но эллины богов «оправдали», как бы «расщепив» единый сюжет - на два. Полностью умолчать о связи богов с гигантами было нельзя, поэтому сообщили только о связи со сторукими, причём объяснили её необходимостью борьбы с титанами.

Теперь посмотрим, что говорят по этому поводу другие традиции. Здесь стоит процитировать Юлиуса Эволу, который, кстати, подобно многим другим «классическим»традиционалистам «зациклился» на «олимпизме»: «В Эддах Асы, «божественные герои» обратились к «существам стихий» с просьбой построить для них крепость в «центральном регионе», город Асгард в земле Митгард. В качестве платы за работу гиганты потребовали себе «божественную женщину» Фрейю, а кроме того «луну и солнце». Не получив желаемого, так как Асы не допустили узурпации высших сил существами, принадлежащими нижним стихиям, - гиганты начали войну, которая фатальным образом привела, к «сумеркам богов». Подобно этому, в ирландском цикле Неймхейдх использовал фоморов для строительства крепости, но впоследствии, испугавшись, как бы они сами не завладели ей, он разрушил её. Но это не помешало тому, что потомки Неймхедха все же были порабощены фоморами, жившими в Торинис, в крепости на острове, расположенном к северо-западу от Ирландии. И вслед за тем, после попытки восстать, они были окончательно истреблены фоморами, подобно тому, как в эддических сагах борьба Асов против сил стихий заканчивается сумерками богов, закатом Асов. По всей видимости, в обоих случаях мы имеем дело с описанием начала «титанического» цикла на обломках цивилизации, прямо принадлежащей примордиальной эпохе». («Мистерии Грааля» // «Милый ангел». - № 1. 1991.)

Эвола «пнул» титанов, причём совершенно нелогично. Непонятно, какой может быть титанический цикл на обломках примордиальной цивилизации? Титаны гораздо примордиальнее. Но всё же главное им подмечено точно - «существа стихий», гиганты - пробуждены именно богами.

Теперь дополним нордические данные - данными апокрифическими (которые мы используем сугубо в метаисторическом ключе). В указанной Эфиопской «Книге Еноха» рассказывается о неких «сынах Божиих», которые сначала были посланы, в качестве «стражей» на землю. Они должны были наставлять людей. Но впоследствии эти самые стражи «осквернились с дочерьми человеческими, и взяли себе жен, и поступили как сыны земли, и родили сынов-исполинов». Исполины, повзрослев, стали пожирать произведения труда и люди оказались не в состоянии прокормить себя. Исполины же задумали уничтожить людей, пожрав их. И они начали грешить «против всех птиц и зверей земных, и пресмыкающихся, ползающих по земле и животных, обитающих в воде и в небесах, и рыб морских, и пожирать плоть друг друга, и пить кровь...»

«Сыны Божии» это, собственно и есть олимпийские боги, породившие гигантов-исполинов. Очевидно, это какая-то часть древних элитариев, на которых была возложена некая особая миссия «стражей». (Или же они возомнили, что такая миссия на них возложена.) Они попытались «наставлять» людей, и это наставничество, судя по всему, вылилось в стремление подчинить людей своей элитарной группировке. В результате, «сыны Божии» претерпели инволюцию, породив чудовищ. Возможно, здесь имели место быть некие магические эксперименты, направленные на сильнейшую активизацию «психического», душевного, звериного начала – с целью дополнить духовное могущество гипертрофированным душевным. Так, собственно, и появилось зверочеловечество. («Мир Людей и мир животных: инволюция и преображение»)

Возникла гиперкшатрийская линия, основанная на чрезвычайном разогреве именно звериного начала. И здесь многое основано на каннибализме и вампиризме. («Метафизика вампиризма»).

Один из ярчайших примеров такого гиперкштризма даёт «Сказание о Славене и Русе» (17 век): «Болший сын оного князя Словена - Волхов бесоугодный и чародей, лют в людех тогда бысть и бесовскими ухищрении и мечты творя и преобразуяся во образ лютого зверя коркодела и залегаше в той реце Волхове водный путь. И непоклоняющихся ему овых пожираше, овых изверзая потопляше. Сего же ради люди, тогда невегласи (невежды), сущим богом окаянного того нарицаху. Постави же он, окаянный чародей, нощных ради мечтаний и собрания бесовского градок мал на месте некоем, зовомом Перыня, идеже и кумир Перун стояше. И баснословят о сем Волхве невегласи, глаголюще: «В боги сел».

С тех пор элиты активно используют «существ стихий», несмотря на то, что они частенько им мешают. (В частности, речь идёт о революционно-субверсивной линии в масонерии.) А иногда даже выходят из-под контроля и даже создают некую «альтернативу» - как большевики. В данном плане очень показательная картина Кустодиева - «Большевик», где над народными массами возвышается гигант с красным флагом. Флагом цвета Крови, что отсылает нас к весьма тревожному символизму. Но не только тревожному, учитывая изначальное значение красного цвета - как воинского и даже Царского.

В конце времён «гиганты» выступят как демонические орды Гогов и Магогов. Именно об этом сказано в «Откровении Мефодия Патарского»: «В последние дни перед концом мира Гог и Магог выйдут на землю Израильскую. Это цари языческие, которых закрыл царь Александр с северной стороны... и все, людоедами называемые, имеющие песьи головы. Ибо люди... есть начнут плоть человеческую и кровь пить, как воду. И эти люди растлят землю и осквернят ее».

Это будет настоящая армия Апокалипсиса (киношные зомби - вполне о них), которую спустят с цепи элитарии «боги языческие». (Об их кастовой сути см. «Кастовая суть гиперэлит»)

И их разрушительная сила потрясёт всех, в том числе и сами элиты. «Боги», сеющие ветер, пожнут бурю.

Глава 7. Царственное преодоление кастового раскола

Метакосмическая катастрофа Грехопадения, «Большого Взрыва» была продолжена на метасоциальном уровне. Изначальный социум был сверхсоциумом, который не знал разделения на отдельные группы. Он знал различения, которые можно считать подобными тем, которые были внутри Райской Церкви Адама. Там существовали отдельные личности в, находящиеся в Личностной Полноте Одного.

Раскол Райской Земли, превратил её во вселенную «осколков», которые были уже не только различены, но и разделены. Поэтому возникла необходимость в некоей новой реальности, которая бы объединяла данные «осколки», не позволяя им окончательно разлететься в небытие и там полностью аннигилироваться. Таковой всеобъемлющей реальностью стал социум. И он стал таковым только для посткатастрофических людей, которым стала необходима уже некая особая опора.

Изначальный социум Золотого Века знал различения на отдельные группы людей – также как Райский космос знал различения на отдельные личности. Эти различения ещё не были катастрофой, но они несли в себе саму возможность катастрофы. Если бы данного различения не было, то не было бы и последующего разделения. И некоторое указание на это даёт карта Гипербореи – Империи Золотого Века, сделанная Герардом Меркатором (16 в.). Гиперборея там предстаёт как материк, крестообразно разделённый реками на четыре части. Это, помимо всего прочего, символизировало и четыре варны («касты») – брахманов (священников), кшатриев (воинов), вайшьев (хозяйственников) и шудр (слуг). Они были символически объединены в священном пространстве округлого материка-креста, в центре которого был сверхличностный Царь Мира. Его символически выражал Царь Золотого Века, который был максимально близок к Царю Мира и почти не отделён от него. Хотя это самое «почти» всё-таки существовало, и оно означало возможность выбора для изначального Государя, повелителя сверхсоциума.

Все другие, выражаясь по современному, члены социума находились в Полноте, но уже не как в Раю. Космически они были разделены, тогда как социум сохранял именно Райское единство. О совсем уж конкретных реалиях остаётся только догадываться, ведь сама наша реальность с тех пор очень сильно трансформировалась, радикально удалившись от сущностного полюса – в сторону полюса субстанционального. Можно только предположить, что сущностный полюс (фарн) Царя был виден людям – также как видна была и сама Гиперборея.

Индоарийская традиция знает о существовании изначальной сверхкасты Хамса (Лебедь), в которой соединялось и жреческое (брахманское), и воинское (брахманское), и хозяйственное (вайшьянское). Показательно, что лебедь является символом Аполлона, чьим народом и считались гипербореи. В античной традиции эти люди Золотого Века либо отождествлялись со скифами, либо теснейшим образом связывались с ними. А в византийской традиции гипербореи связывались как со скифами, так и с русами. В ромейских схолиях к сочинению Аристотеля ( «О небе») читаем: «Мы заселяем среднее пространство между арктическим поясом, близким к северному полюсу, и летним тропическим, причем скифы-русь и другие гиперборейские народы живут ближе к арктическому поясу…»

Пострайский сверхсоциум постигла катастрофа распада – также, как она постигла и Райский сверхкосмос. В древнеиранской традиции рассказывается о свержении праведного Царя Золотого Века Джамшида. Истинный Царь был свергнут, а его место занял узурпатор. Причём, традиция возлагает ответственность за это на самого Царя. «Шахнаме» повествует о том, что Джамшид, праведно царствующий 700 лет, возгордился и стал считать себя богом. Опять заметно это желание стать высшим владыкой, но – «одним из».

Показательно, что именно Джамшид основал сословия, то есть, расколол изначальную гиперборейскую сверхкасту. Но в самом начале, в первые сто лет своего правления, Царь изготавливал воинские доспехи, обучал людей ткачеству, портняжеству и скорняжному мастерству, то есть, занимался производством – вайшьянской деятельностью, в чём проявилась Полнота Царского, соединяющего в себе все социальные начала. (*) И только потом он расколол социум на несколько каст. Утвердившаяся на его обломках элита моментально предала Царя – вельможи сговорились с чужеземным царем Заххаком, который убил Джамшида и занял престол. (Сей лже-царь был соблазнён сатаной-иблисом, от поцелуев которого на его плечах выросли две змеиные головы.)

В «Авесте» «змеиный» мотив усиливается. Она знает Джамшида под более архаичным именем – «Йима» (у него есть ведийский аналог – «Яма»). Здесь Царь Золотого Века также предстаёт виновником собственного свержения. Он отказывается стать пророком истинной веры, соглашаясь «всего лишь» на роль мирового царя. Иными словами налицо соблазн некоей абсолютной властью, лишённой сакральной, духовной опоры. Йиму свергает узурпатор Ажи-Дахака («ажи» - «дракон»), у которого три или даже шесть голов. Самого Ийиму предал его брат-близнец Спитьюра, который распилил Царя надвое. И в этом также содержится указание на раскол, разделение изначального сверхсоциума.

Можно предположить, что брат-убийца Спитьюра есть символ именно субстанционального, лунного, количественного полюса Царского. (**) И он пародирует, искажает сущностный, солнечный, качественный полюс. А Йима-Джамшид - личность, которая делает выбор подобный тому, который сделал Адам. Результатом и того, и другого стало разрушение Полноты – сначала метакосмической, а потом и метасоциальной.

Эллинская мифология также рассказывает о свержении Царя Золотого Века Кроноса. И здесь, как представляется, метакосмическая и метасоциальная катастрофа соединились. В любом случае, очевидно, что царь Золотого Века обладал некоей Плеромой, в которой находились его дети; находились в состоянии поглощения без уничтожения, что символизировало райское «поглощение».

Социальная инверсия началась с выбора Царя. Однако, возникает вопрос – какие группы (наличествующие ещё до разделения) способствовали её началу. Рене Генон писал о «революции кшатриев», считая, что именно с неё и начался процесс социальной деградации? Юлиус Эвола, в своём «Языческом империализме», представил такую схему: «Вначале произошёл закат эпохи королевской божественности. Вожди, являвшиеся божественными существами, вожди, объединявшие в себе оба вида могущества, — королевскую и жреческую, понтификальную власть, — отошли в далекое, почти мифическое прошлое. Эта первая катастрофа произошла вследствие фальсификации культурной, творческой, нордическо-арийской силы. В германском идеале Священной Римской Империи мы видим последний отголосок этой традиции, этого «солнечного» уровня. После исчезновения этой верховной касты власть перешла к нижестоящей касте воинов».

Здесь получается весьма нелогично. Во-первых, непонятно, почему и как произошла эта «первая катастрофа». Может, это и есть первая субверсивная революция? Во-вторых, непонятно, почему божественных королей (жрецов-воинов) заменили именно воины? А какова была роль жрецов? Ведь распад единой касты царей-священников должен быть распадом на священников и воинов. И некая страта внутри единой сверхкасты была инициатором этого раскола.

Человек изначального, Золотого Века был максимально, насколько это только возможно после Грехопадения, открыт для влияния свыше, для Божественных энергий. И это благо оказалось, одновременно, и большим соблазном. Об этом соблазне мы уже говорили выше, теперь поговорим о нём снова, расставив акценты несколько по иному. Осознание и чувство максимальной близости к Абсолюту породило у некоторых представителей первой, священнической «протокасты» иллюзии того, что вот он – отдельный представитель («один из») – и есть Бог. В дальнейшем это заблуждение выродилось в метафизику манифестационализма, минимизирующего и даже отрицающего отличие творения от Творца. (Можно предположить, что креационизм, который это различие подчёркивал, был некоей реакцией на манифестационализм.)

В иерархии традиционного общества священники-брахманы были первой кастой, поэтому логично предположить, что они первыми и начали субверсию («рыба гниёт с головы»). И вначале была не «революция кшатриев», но «революция брахманов». Кстати, это типично «жреческий» подход – подменять собой Божественное, хотя бы и в качестве Посредника.

Произошёл раскол единой Царской касты («Хамса», «Лебедь») на жрецов и воинов. И последние восстали против первых, что и было революцией кшатриев. В авангарде же восстания оказались, судя по всему, гиперкшатрии, которые практиковали звериную магию, магию крови.

В результате, на свет появились кровожадные зверолюди-рефаим, среди которых особенно выделялись змееподобные анаким. Именно их имели ввиду эллинские мифы, повествующие о битве олимпийцев со змееногими гигантами. До этого сами олимпийцы подняли восстание против титанов, носителей гиперборейской Традиции, людей единой «божественно-королевской» сверхкасты. Это и были первые жрецы, которые навязали веру во многих богов, возглавляемых верховным богом – «одним из» многих, просто самым величественным. У эллинов таким божеством был Зевс, выбранный «верховник».

Идея была такая – если есть много богов, то и каждый «продвинутый» может стать богом – сам, если захочет и сможет. («Древнее «эллинство»: искажение Традиции» (Часть I)

Кстати, из этого выросла власть множества, одной из разновидностей которой является западная система, партийно-парламентская демократия, контролируемая плутократией.

Мы приводили данные Эфиопской «Книги Эноха» о стражах, которые породили чудовищных исполинов. При этом, обращалось внимание на то, что олимпийцы использовали наиболее ужасных сторуких гигантов. Данные двух традиций стоит сопоставить, и тогда получается, что именно предводители «революции брахманов» были и «стражами», и олимпийцами. Они и породили гипербрутальных чудовищ – исполинов «Книги» и гигантов эллинских мифов. И вот здесь уже можно увидеть истоки революции кшатриев. Так началось древнейшее противостояние двух субверсивных линий, которое ещё больше усугубляло социальный, кастовый раскол.

Гиганты-исполины были побеждены, но не уничтожены. Жрецы как бы включили их в свою субверсивную, контринициатическую сеть. Дело в том, что любая контр-инициация предполагает Пародию (именно пародией на Христа будет анти-христ, он же станет пародировать и Царя). И здесь была создана пародия на единую, воинско-жреческую сверхкасту. Она основана на сочетании магических и боевых практик, причём, в каждом отдельном случае это сочетание разное. Где-то кшатрийский элемент сильнее, где-то – слабее. Так, у тамплиеров он был сильнее, чем у розенкрейцеров, и т. д. Случаются и масштабные конфликты между двумя линиями, что, впрочем, никак не отменяет общую, для них обоих, субверсивную направленность.

После метасоциальной катастрофы именно Цари оставались субъектами, которые сохраняли, воспроизводили на каком-то уровне былое сверхкастовое единство. Именно в Царе соединяются три начала – священническое, воинское и хозяйственное - «хозяин всей Земли», верховный собственник всех земель (шире – ресурсов), организатор хозяйственной деятельности в масштабах всей страны. Но сами варны не исчезают, они структурируются на новом уровне. И поданные вполне реально, онтологически, «содержатся» в Царской Полноте, в пространстве сущностного полюса, фарна.

Весьма сложный и тонкий вопрос – о четвёртой касте – шудрианской. Она тоже наличествует в Царском, хотя и менее заметна, особенно для взора современного человека. Внутри Царя есть некий «сегмент» Слуги-Раба, который он задействует в ходе своей Внутренней Революции, направленной против ветхого, лунного количественного антиполюса. (См. Главу 7. «Царь и его Внутренняя Революция».)

Христианство вывело образ Царя на новый уровень. Теперь уже Царь («икона» Логоса) стал образом Богочеловека (Нового Адама), соединившего в своей Личностной Ипостаси Божественную и человеческую природы. Тем самым человечество было персонифицировано, конкретизировано и объединено как на потустороннем, так и на посюстороннем уровнях. Таково было метакосмическое возрождение, касающееся множества индивидуумов, каждому из которых был теперь открыт путь для Спасения и ОбОжения.

При этом, можно предположить, что во Христе было восстановлено и метасоциальное единство.

Здесь необходимо обратить внимание на визит трёх волхвов, пришедших с дарами к младенцу Христу. Сами дары на это - «намекают»: 1) ладан – «брахманское», 2) золото – «кшатрийское» (его и определяют как дар «царю царей»). Чуть сложнее со «смирной» (благовония), но тут можно связать этот дар с «земледелием», то есть выделить и «вайшьянский» элемент.

В такой оптике получилось бы следующее. Поклонение волхвов может означать и признание Христа, и «констатацию» факта того, что в Богочеловеке произошло восстановление изначальной гиперборейской касты божественных царей. Поэтому волхвов именуют также царями. А Христос - и «Великий Архиерей» («священник по чину Мельхиседека»), а Мелхиседек – Царь. (Варновая трактовка «даров волхвов» вовсе не должны быть единственной.)

При этом, данное восстановление произошло не в прежней форме, но на более высоком – незримом уровне, как на более высоком уровне произошло и воссоединение человечества.

(*) Здесь стоит вспомнить о Петре Великом. Традиционалисты настроены к нему весьма критически, и их критика во многом справедлива. Однако, Пётр может быть рассмотрен и как своеобразный традиционалист. И в данном плане очень многое могут сказать знаменитые строчки Александра Пушкина: «То академик, то герой,/То мореплаватель, то плотник». Здесь великий поэт чутко уловил метасоциальное положение Царя, находящегося над кастами (варнами), но и содержащего их в себе. Пушкин уловил это весьма точно, выразив на современном ему языке.

1. «Академик». Царь-брахман (священник). В православной оптике Государь - «епископ по внешним делам». Но тут под брахманами следует понимать не только священнослужителей, но и людей «интеллектуальной» сферы. Имеет место область райско-ангелического Духа.

2. «Герой и мореплаватель». Царь-кшатрий (воин) - здесь всё понятно. Перед нами область Души-Нави — «яростно-желательного», душевного начала.

2. «Плотник». Царь-вайшья (хозяйственник), который организует хозяйственную жизнь. В данном случае можно говорить о некоем монархическом социализме в социально-экономической сфере. Это уже область Плоти, под которой понимается весь наш вещественный, материальный, «плотный» мир. И как раз слово «плотник» очень уместно. К слову, «Царь Царей» Иисус Христос был какое-то время именно плотником. (Кстати, тут можно вспомнить и о слове «плот», что будет уместно, учитывая «мореплавательский аспект деятельности Петра.)

Петра Первого с уверенностью можно отнести к государственным социалистам. Роль государства в экономической жизни страны при Петре была огромной - и это во многом определялось задачами военно-политической мобилизации. В подтверждение этому можно привести следующее — создание государственных мануфактур, всяческое побуждение к созданию мануфактур частных (в режиме необходимой казённой регламентации), геологоразведка, приглашение иностранных мастеров, подготовка кадров и т.д. Любопытно, что Петровские указы предписывали не только какие товары производить, указывалось также - их количество, размеры, материал, орудия и приёмы. Результат — двести новых мануфактур, тогда как ранее их насчитывалось всего двадцать. Пётр Алексеевич всемерно поддерживал национальное предпринимательство, но жёстко включал его в проект имперской. национально-государственной мобилизации.

Петра принято упрекать в отходе от Традиции, указывая на вестернизацию, «гонения» на церковь и т. д. Инверсия, безусловно, затронула деятельность Государя. Но нужно иметь в виду, что вестернизировать Русь начали до него, причём довольно-таки жёстко. И «точка невозврата» была пройдена ещё при Алексее Михайловиче (чего стоит одно только «ополячивание» знати).

Страшнейший удар по Русской церкви нанёс Великий Раскол 17 века, который ни в какое сравнение не идёт с отменой патриаршества, вот это была настоящая катастрофа. Сам же указанный институт оказался тогда предельно дискредитирован, ослаблен и обречён на упразднение.

Можно сказать, что Петровская синодальная модель двояка. С одной стороны, это всё-таки «угнетение». Но с другой — произошло восстановление неких архетипических реалий. Имело место быть довольно-таки мощное соединение священнического и воинского, столь характерное для гиперборейского Золотого века – причём, строго в рамках православных канонов.

К слову, о Гиперборее. Сподвижник Петра Первого Дмитрий Кантемир написал в 1716 году труд «Monarchiarum physica examinatio» («Исследование о природе монархии»), где он предложил концепцию историко-географического движения империй. И современное ему движение Кантемир характеризовал как Северное. Он говорил о «Бореальной монархии», или «Аквилоне», которую отождествлял с Российской империей, Петра же видел императором Севера.

(**) Если же брать всю нашу реальность, то у неё есть два полюса. Царь Мира (Мелхиседек, Агни-Вайшванара, Белый Царь, Чакравартин) – бытийный Полюс, Центр, Качество вселенной.

Небытийный анти(полюс), Периферия, Количество вселенной – Змей, который, собственно, и передал Адаму дезинформацию: «Будете как боги», после чего Первочеловек стал «одним из» и после чего возникло вселенское множество «осколков».

Скандинавская мифология знает его как Ермунганда, периферийно опоясывающего мир. В русских сказаниях повествуется о противоборстве Царя Огня (ср. с Агни) со Змиуланом. И внутри каждого человека есть и свой «Царь» и свой «Змей». И движение к последнему чревато тем, что человек максимально уподобляется Змею, можно сказать «становится» им – как узурпатор Заххак или «коркадел» Волх.

Змей – тонкая, периферийная граница нашего бытия с миром хаоса (где находится и инферно), но он пытается проявиться и стать Центром. (Вместо настоящего Центра, Царя Мира, который «граничит» с Миром Духа, с ангелическим Раем.) Для этого он использует совокупность Машин и машинных технологий, именуемую «Искусственным интеллектом». («Метафизические корни рационализма» - Глава 6. Небытийная революция Машины)

Змей теснейшим образом связан с денежно-цифровой стихией. («Мир людей и мир теней. Мистика Подземелья. Традиционалистские очерки». - Глава 5. «Денежный Змей»)

Глава 8. Община: Большой Человек

Нация, На-Род есть Большое пространство, которое состоит из пространств Малых. Таковым Малым пространством является Община. Она является «проекцией» Нации, символически (а, значит и полностью, но без отождествления) выражая её.

В мире Традиции община считалась не только социальной, но и космической общностью. Её называли «миром», то есть указывали на то, что она символически выражает весь космос (мироздание).

Причём, речь идёт, в первую очередь, именно о том мироздании, которое существовало в Раю – до Грехопадения и разделяющего Большого Взрыва. Существует русская поговорка, которая просто потрясает своим метасоциальным смыслом: «Мир – большой человек». Здесь мир-община рассматривается не как множественная коллективность, но как некая личность, причём Личность, достигающая некоей полноты («Большой Человек»). Таковой Личностью, содержащей в себе множество был Райский Адам (Земля). Таковой же Личностью является и Царь, содержащий поданных в своей Полноте, позиционирующий себя как «МЫ» и символизирующий Нового Адама – Христа, содержащего в своей Ипостаси всю человеческую природу и соединяющего её с природой Божественной.

Община (Большой Человек) символически выражает Царя и, в народном сознании, она воспринималась как личность. То есть, русская традиционная коллективность была не абстрактно-множественной (небытийной), но конкретно-личностной (бытийной).

Сама русская земельная община воспроизводила реалии Райской Земли, которые, как уже было показано выше, характеризовались равновесием Целого и Части – последняя полностью выражала первое, но не поглощалась им, не растворялась в нём. И в общине существовало равновесие между общим, общинным, коллективным и личным, частным, индивидуальным. Так общинная собственность на землю сочеталась с наличем личного надела. Существовали общие, общинные угодья, пользоваться которыми могли все крестьяне-общинники. К тому же, в общине практиковался обычай общинной «помочи» (помощи), когда общиннику помогали всем коллективом – в случае пожаров, неурожаев и других бедствий. (*)

Весьма любопытна практика переделов земли в общине, которая была введена в 18 веке. Она была направлена на то, чтобы предотвратить сосредоточение большей части земли в руках немногих хозяев. Оно уже наметилось и грозило пролетаризацией большинства, смертью Большого Человека. Однако, переделы эту опасность предотвратили. Их часто критикуют за то, что они препятствовали экономическому развитию села. Однако, факты свидетельствуют – в тех общинах, где переделов не было, не наблюдалось и какого-то отличия от экономического положения общин «передельных».

Столыпинская попытка выделить из общины «справных» крестьян, поселив их на «самостийные» отруба, была воспринята общинниками как катастрофа социального и космического характера. Собственно говоря, она и была таковой. Расчленение общинного Большого Человека символически воспроизводило расчленение Первочеловека Адама-Пуруши и Грехопадение Адама («Большой Взрыв»).

Инициаторы аграрной реформы думали, что они создадут прослойку зажиточных, самостоятельных хозяев, которые станут опорой монархии. Серьёзные надежды возлагали на разрушение общины многие консервативные помещики, которые надеялись получить в лице «отрубников» своих союзников – «маленьких помещиков». (Саму реформу поддержал весьма влиятельный Постоянный совет объединённых дворянских обществ.)

Снова сработал зловещий, чёрный анти-архетип «одного из». Крестьянина попытались превратить из общинника, находящегося в социально-космической полноте общинного Большого Человека, в некоего богатого, могущественного индивидуума – «одного из» сельских людей. Сделать сие попытались «справа», исходя из благих намерений – которыми известно куда дорога вымощена. И результаты были такими же катастрофическими. Всего из общины (при сопротивлении большинства самих общинников) вышло 20 % крестьян. Из них, ввиду неумения хозяйствовать в новых условиях (и при отсутствии общинной «помочи»), разорилась половина. И разорившиеся пополнили армию люмпенов, многие из которых устремились в города, где они и стали лёгкой добычей леворадикальной пропаганды. Разрушительная, для общины, реформа правого западника, элитария Петра Столыпина стала разрушительной и для Монархии, которую он пытался спасти.

А ведь за три века до указанной реформы, именно общинные структуры возродили и спасли Монархию, которая погибала в хаосе Смуты. Её возрождение представляло собой длительный и сложный процесс, который разворачивался вокруг самобытных русских структур, созданных в условиях отсутствия законной власти. Речь идёт об уездных и городских Советах – всесословных органах национального сопротивления, сыгравших ведущую роль в организации победоносного народного ополчения. Эти образования возникли ещё в 1606-1608 году, когда Смута была в самом разгаре. И созданы они были на базе местного земского самоуправления, которое играло огромнейшую роль в жизни Московской Руси. Так посадские и сельские общины выбирали губных целовальников, которые контролировали деятельность губного старосты (а также ведали сыском разбойников). Сам губной староста был выборным лицом, его выбирали из служилых людей на всесословном уездном съезде. Полномочия старосты были огромны - так, без воли указанного лица нельзя было арестовать человека – Царёвы чиновники были вынуждены считаться с «землёй». (Собственно, одно это уже опровергает досужие байки о «деспотическом» характере Московского государства.)

«Стихийно» возникшие Советы были вынуждены действовать в отсутствии «нормальной» государственной власти и военной организации. Вот пример: «Когда в декабре 1608 г. к Устюжне Железопольской приблизился польский отряд, в городе не оказалось ни воеводы, ни ратных людей, ни сколько-нибудь надежных укреплений. Тогда горожане создали выборное управление, избрав три головы и городовой совет из 20 чел., в котором посадские и служилые люди получили равное представительство. Деятельность совета не прекратилась и с прибытием в Устюжну воеводы. Он даже приступил к исполнению своих обязанностей лишь после утверждения городовым советом его полномочий». (Владимир Волков. «Москва в плену. Организация земских освободительных ополчений (1610-1611 гг.)»)

В 1612 году, как результат деятельности местных Советов, возникает общенациональный Совет всей Земли, который возглавляют князь Дмитрий Пожарский – воевода, и земский староста Козьма Минин — «выборный от всей земли человек» (в Совете также состояли – второй воевода И. Биркин и дьяк В. Юдин). Именно под руководством этого Совета и была освобождена Москва. А после состоялся Земский Собор, на котором «избрали» - то есть, как уже указывалось выше, определили легитимность Русского Царя. Самодержавие, погубленное в боярских интригах, было создано снизу – с опорой на Советы — тогдашнюю «прямую демократию». Причём, что показательно, когда начались острые споры между различными «партиями», с их кандидатами, Боярская дума была отправлена на «богомолье». И отсутствие этого аристократического синклита (элитарных «одних из») помогло разрешить кризис.

(*) На более «низшем» уровне существовал институт «большаков». Большаками называли самого старшего члена семьи, который и осуществлял руководство семейным коллективом. Важно заметить, что руководил он и религиозной деятельностью семьи – читал молитвы, следил за соблюдением постов и, вообще, духовно-нравственного поведения. Именно большаки и составляли ядро мира-общины, с ними считались и местные власти. Существовала и некая «женская проекция» – большуха. Она также выполняла религиозные обязанности – так, женские работы начинались только после её молитвы. Кроме того, она крестила еду и питие, оставляемые на ночь.

В начале 20 века, во время бурного распространения революционного движения, большевики ассоциировались в общественном сознании с большаками.

Вообще, нужно отметить, что социалисты использовали архетипы, которые сильнейшим образом воздействовали на архетипы русского традиционного сознания. Название газеты «Правда» вызывало аналогию с той самой глубинной Правдой «Голубиной книги». Красный цвет (цвет крови, пролитой в сражениях) напоминал о древнерусских стягах: «Русичи великие поля червлеными щитами перегородили, ища себе чести, а князю - славы. Спозаранок в пятницу потоптали они поганые полки половецкие... Червлен стяг, белая хоругвь, червлена челка, серебряно древко - храброму Святославичу!» («Слово о полку Игореве»)

Будило архетипы и слово «товарищ», которое в древности оно означало не столько товар, как ценную вещь, подлежащую обмену, сколько воинское мероприятие, имевшее и «купеческое измерение». В летописях «товары» ставились напротив «градов», что указывает на военные действия. А «Правда Ярослава» ставит на один юридический уровень «мечника» и «купчину». В Московской Руси купеческие корпорации находились на службе у государства, и богатые купцы были не только предпринимателями, но и служилыми людьми, которые защищали национальные интересы как внутри страны, так и во вне её. Помимо привилегий, члены купеческих корпораций несли и обязанности. Они были торгово-финансовыми агентами правительства, закупали товары, находившиеся в казённой монополии, управляли крупными таможнями и т. д.