Людей посмотреть — себя показать

«По пьяным по головушкам
Играет солнце вешнее...
Хмельно, горласто, празднично,

Пестро, красно кругом!»
Николай Некрасов «Кому на Руси жить хорошо».

Современный человек — интровертно-замкнут. Мы можем радоваться в тесном кругу и веселиться, не выходя на площадь. Мы погружены в дивный виртуальный рай, где моделируются праздники. Захотел — получил. В одной из англоязычных статей автор развивал нехитрую мысль: в XXI веке практически исчезла грань между повседневной и праздничной едой, ибо очень многое стало реальным, обыкновенным. Традиционно-пасхальные или рождественские угощения выполняют ритуальную роль, но никак не гастрономическую. Вкусная пища — обыденность. Никто не ждёт особенных чудес.

Мы тоже всё чаще говорим, что Новый год «совершенно не радует» и даже в сказочную ночь, переставшую быть таковой, люди ностальгируют по советским «Огонькам». Это не Новый год - пресный, а мы получили больше возможностей. Когда-то фильм, концерт или постановку — ждали, а теперь — выходи в Интернет и смотри. Событие ощущается дивом, если оно — редко. Сладость восторгает, когда она выдаётся по воскресным дням. Бальное платье обладает притягательной силой — пару раз в жизни. Это не плохо и не хорошо — оценочные понятия тут лишние. Чистая психология. Мы живём в эру великого пресыщения, а народная мудрость: «Делу — время, потехе — час» давно не работает в той мере, какая была когда-то заложена.

В Государственном Историческом Музее — выставка «Час потехи» - как раз о гуляньях, играх, балах и балаганах XVIII – начала XX столетия. Панорама общественных вкусов — от простонародных до царских (в ряде случаев они совпадали, те вкусы!) Представлены костюмы, открытки, афиши и даже транспортные средства — маскарадные сани, коляски, возки. Четыреста экспонатов, среди которых есть презабавные штуки, вроде огурцов для закуски, сделанных их фарфора или фляги в виде увесистого кукиша.

За каждой потехой и любым пряничным домиком стояли колоссальные умения. Вот - фейерверк, популярное зрелище галантного столетия, «...когда Россия молодая мужала гением Петра». На выставочных стендах явлен процесс изготовления и подготовки огненной феерии. Пиротехника невозможна без физики, химии, высшей математики, а потому в «пустяшном деле» принимала участие вся Академия Наук и сам Михаил Ломоносов. Чуть не так — и всё сгорит дотла. Всё — это пол-Москвы, например. Огненные сполохи образовывали в небе рисунки и аллегорические символы и так поражали зрителей, что память о торжественных иллюминациях оставалась надолго. Их устраивали по «красным» датам, а при Елизавете Петровне, обожавшей увеселения, число фейерверковых дней ещё и увеличилось. Екатерина относилась к подобной трате средств скептически и с раздражением писала своему корреспонденту — философу Мельхиору Гримму: «И все одно и тоже как всегда: храм Януса, да храм Бахуса, храм еще, не весть какого дьявола, все дурацкие, несносные аллегории, и притом в громадных размерах, с необычайным усилием произвести что-нибудь бессмысленное». На выставке мы можем видеть рисунки-проекты XVIII столетия — действительно, сплошь языческие боги да помпа. Но сколько здесь интеллектуальных и трудовых затрат! Екатерина, ты была не права.

Наиважнейший «плезир» галантного века — маскарады, и если в Европе карнавальное действо являлось всесословным «безумием», то в России оно было доступно лишь придворной знати. Русские маскарады анненской и елизаветинской эпох отличались разнузданностью. Дщерь Петрова любила нарядить женщин — в камзолы, а мужчин — в дамские фижмы и наслаждаться непотребным зрелищем. При рациональной Екатерине карнавальная вакханалия приобрела характер умеренный и пристойный. На экспозиции представлены костюмы второй половины XVIII века — одежда, созданная для праздности. Мужской кафтан - habit à la française, шитый цветами и рядом - женское платье с тонкою талией и широкими фижмами. Наряд зажиточной крестьянки не менее красочен, пошит из дорогих тканей: душегрея и сарафан смотрятся едва ли не роскошнее парижских изысков. Головные уборы из разных регионов России изумляют фантазией и — богатством выделки. Здесь перемешаны лубки и гравюры, дворянское и — народное.

«Век девятнадцатый — железный» внёс свои коррективы и в празднично-игровую систему. Так, при Николае I вошла в обиход новогодняя ёлка — древнегерманский обычай, без которого царица — Шарлотта Прусская — не мыслила себе зимних торжеств. Балаганы, цирки-шапито, летние театры, кафешантаны — такова была программа бурной эпохи. Устроители выставки подробно и по-учёному объясняют, как экономический рост влиял на качество и — количество развлечений. Ярмарка — по мере развития капитализма и выдвижения купечества — сделалась центром промышленных достижений, а не лишь толковищем с пряниками да ситцем. Кстати, на стендах можно увидеть чудом сохранившиеся пряники XIX столетия. Тут же — сервировка господского и крестьянского столов, при том, что качество дешёвой посуды росло год от года.

А как там «дешёвые» развлечения? Балаганы, презираемые снобами, были не столь убоги, как часто думается, да и хозяева этих заведений часто использовали технические новинки и разные премудрые штуковины. Первые балаганы в России — итальянские и французские, с обязательными персонажами европейских комедий — Пьеро, Коломбиной и Арлекином. Забавы для детей и ротозеев — немножко цирка, чуть-чуть пантомимы, бравурная музыка и — море смеха. Мудрые поэты, впрочем, относились к балаганным песням-пляскам вполне серьёзно. Картина Виктора Васнецова «Балаганы в Париже в 1877 году» - ощущение обездоленности в толпе и будто бы слышится плач сквозь взрывы хохота. Жизнь — боль. Но жизнь — театр. «Вот открыт балаганчик / Для веселых и славных детей, / Смотрят девочка и мальчик / На дам, королей и чертей», - писал Александр Блок, перенося действие своей пьесы в тот самый балаганчик.

Вот - картины и картинки, посвящённые Петрушке — фольклорному герою, народному любимцу, вобравшему в себя не только русские, но и европейские черты. Валентин Катаев в своей ностальгически-революционной повести «Белеет парус одинокий» упоминает небезынтересную деталь: иные шарманщики с Петрушкой бывали жуликами, завлекавшими детей и потом — продававшими глупых малолеток бродячим циркам. В общем-то, мир потех и развлечений во все времена был жестоким. Об ужасах дореволюционных шапито повествовали — с надрывом - Чехов и Григорович, но сегодня мы наблюдаем на выставочных стендах яркие афиши с диковинными — по большей части — франко-итальянскими фамилиями. Это кажется чарующим но ретро обманчиво и лживо, оно — пышный фасад времени. А что за фасадом? Гуттаперчевые мальчики.

Как ни печально об этом сообщать, но «важнейшим из искусств» для простолюдинов оставалось пьянство, а пролетаризация населения после реформ 1861 года усилила эту тягу мужского населения к дарам Бахуса. Справедливости ради нужно отметить: англичане и французы пили намного сильнее, чем русские или, допустим, немцы, однако, утешения в этом всё равно мало. На выставке можно созерцать разнообразную атрибутику, относящуюся к этому малопочтенному занятию и даже реальные ворота питейного дома, охраняемые деревянными фигурками Зазывалы и Вышибалы.

Отдельное экспозиционное пространство отведено под карточные игры — непременный аспект великосветского ничегонедения. «В Москве составилось общество богатых игроков, под председательством славного Чекалинского, проведшего весь век за картами и нажившего некогда миллионы, выигрывая векселя и проигрывая чистые деньги», - вся классическая литература перенасыщена образами игроков и — жертв «пиковой дамы», а Левин объяснялся в любви Кити Щербацкой, записывая мелком по зелёному сукну шифрованные послания. Как же без карт названий — штосс, макао, фараон, если речь заходит о «часах потехи»?

Вместе с тем, общество стремилось к прогрессу, в том числе и социальному. Возводимые в крупных городах Народные Дома призывались отвлекать рабочих от пьянства и дурацкого времяпрепровождения и всё больше досуговых мероприятий обретали внесословный характер. Все — и богачи, и бедняки сходились на зимнем катке, хотя, разумеется, туда пускали исключительно «чистую публику», пристойно одетую. У сатириков появился новый герой — франт на коньках или — перетянутая корсетом фифа, решившая блеснуть новинками стиля на катке. Представлены — для контраста — и картинка из журнала с очаровательной влюблённой парой, и — смешные «катальщики» в моноклях. На одном из стендов — коньки, принадлежавшие адмиралу Павлу Нахимову, что говорит о повальном увлечении моционом. С 1850-х годов начинается эра спорта и оздоровления, в моду входит фигура атлета. Идеальный мужчина делового века – худощав и подтянут, как Штольц из романа «Обломов», который по словам Гончарова: «...составлен из костей, мускулов и нервов, как кровная английская лошадь». Повсюду — плакаты и афиши с изображением силовых жонглёров в полосатых трико и бойких девиц на громадных трёхколёсных вело-махинах. «Московский клуб велосипедистов» и «Новости воздухоплавания» - такова была повестка дня современного горожанина.

Тут же — приглашения на балы и красочные меню званых ужинов. Танцевальные вечера уж не являлись аристократической привилегией — в Купеческих собраниях давались расчудесные балы, а кринолины, турнюры и шляпы купчих затмевали сдержанные уборы аристократок. По стенам — причудливо рисованные афиши, зазывающие на «Бал цветов» или на бенефис некоей звезды; в театр Павла Шелапутина, где ставилась драма из японской жизни «Гейша» и — наконец, в синематограф, постепенно вытеснивший легкомысленные зрелища, вроде «Полётов на луну» в таком-то кафешантане. За стеклом — архаичные киноаппараты - вершина технического разума образца 1900 года! Афиши, предлагающие «новую фильму» - как тогда выражались. Адреса первых кинотеатров и — выспренние заголовки. В начале XX века полагали, что экран «уничтожит» сцену. Этого не произошло — ныне сосуществуют театры и кино, выставочные залы и даже клубы с канканом. Однако ушла острая потребность в коммуникации. «Людей посмотреть — себя показать» - было негласным лозунгом бала, торга, кулачного боя, светского раута. Наша цивилизация бытует по принципу, сформулированному в XX веке Жан-Полем Сартром: «Ад — это другие». Зато — праздник всегда с тобой.

Илл. Неизвестный художник. Гулянье 1 мая в Сокольниках. 1840-е гг.