«То, что мерещилось Куинджи, то далось Коровину».
Александр Бенуа
Московская осень щедра на культурные события. Неплохо бы заглянуть в галерею «Артефакт», что на Пречистенке и посетить экспозицию «Константин Коровин и Московская художественная школа». Шедевры из частных собраний». Залы – стильный хайтек, где всё скроено из прямых углов, приглушённый свет и – яркие панели. Галерея оформлена со вкусом – тут всё для посетителя. Выставка, обращённая к Коровину и его товарищам, интересна ещё и тем, что большинство работ экспонируются либо нечасто, либо - впервые.
Основная цель проекта – явить направления русской живописи 1880 – 1910-х годов. От академизма – к импрессионизму и модерну (ар нуво). От реализма – к авангарду. От традиции – к бунту и китчу. Мастера учились гладким линиям, оттачивая почерки в бесконечных штудиях, однако, дух под названием impression овладел ими, словно бурно-весенняя любовь. Кстати, наш импрессионизм бойчее, нежели западный. Там, в Париже художник останавливал мгновение – и Оперный проезд Камиля Писсарро как бы замирал в предощущении, тогда как русский импрессионист творил динамику момента.
Уже афиша даёт нам понять, что основное внимание будет обращено к Константину Коровину и его дивным соцветьям и созвучьям. Он видел мир интенсивным, сочным, густым. «Бревна от земли шли в жёлтых, оранжевых рефлексах. Цвета горели невероятной силой, почти белые. Под крышей, в крыльце, были тени красноватые с ультрамарином. И зелёные травы на земле горели так, что не знал, чем их взять», - писал он в своих мемуарах.
Коровин – примечательная личность. Потомок известных негоциантов (дед – купец I Гильдии, а вот отец объявил себя банкротом); москвич с Таганки, о которой Алексей Писемский говорил, что «…она [Таганка] зашибла и тут себе копейку и теперь комфортабельнейшим образом разъезжает в вагонах первого класса и поздравляет своих знакомых по телеграфу со всяким вздором». Коровин - русский патриот и – завсегдатай монмартрских заведений. Обожал привлекательных женщин, розы, Крым, «Мулен-Руж», театр. Громогласен и щедр, но интеллигентен и раним. Крупен телом, но с длинными, нервными пальцами. Он – ученик и учитель знаковых мастеров. Среди его менторов были - Василий Поленов и Алексей Саврасов. Его питомцы – Сергей Судейкин, Роберт Фальк, Борис Иогансон.
Полотна Коровина – это широкие жесты и мощная палитра. Ухарский дух купчины плюс полновесное ощущение бытия. «Когда появились на Передвижных выставках первые картины Коровина, все у нас были еще так далеки от требований чисто живописных красочных впечатлений, что публика мучительно ломала себе голову, добиваясь разгадать «дикие» намерения художника. Картины Коровина, в которых художник добивался одного только красивого красочного пятна, естественно, должны были смутить многих», - писал Александр Бенуа.
Нежны, дерзки и чарующи букеты роз – их Коровин писал гораздо чаще, недели другие цветы. «Розы в терракотовой вазе», «Розы. Гурзуф», «Натюрморт с розами, вазой и фруктами» - переливы оттенков – от бледности к яростному кипению, свежесть лепестков, магия бутонов. Кажется, что от самих полотен веет терпко-сладостным ароматом.
Какой же русский не восторгается Яблочным Спасом – тёплые дни на исходе лета, насыщенный воздух, золото дня? Коровинский «Яблочный Спас» - торжество жёлтого цвета, который буквально заполняет пространство картины. Пахнет нагретыми яблоками. Тишина и нега. Коровин писал и портреты. Сколь прекрасны дамы в длинных, струящихся платьях. «Ноктюрн» - тут мы видим некую женщину, позирующую на фоне тёмного окна. Горят свечи, таинственная полумгла, косые тени – Коровин умел быть романтиком.
Особое место отведено парижскому циклу художника. Попав в этот шумный и жестоко-притягательный город, Коровин был очарован и слегка напуган. Тогдашняя столица Франции – это и Парадиз, и клоака одновременно. Изящные искусства соседствовали с грубо-уродливым развратом, а шальные деньги – с кромешной нищетой. Калейдоскоп лиц, нарядов, имён и вывесок! Разумеется, взволновали обитатели Монмартра.
Не страдая косноязычием, он, тем не менее, поведал о своём впечатлении с запинками да заминками: «Так вот они, французы. Светлые краски, вот это так… Много и такого, что и у нас, но что-то есть ещё и совсем другое. Импрессионисты — у них нашёл я всё то самое, за что так ругали меня дома, в Москве». Выстраивается лёгкий вывод – Коровин стал импрессионистом ещё до того, как познакомился с творениями своих французских коллег, а потому имеет смысл говорить о самостоятельном, а не заимствованном явлении.
Художник жадно впитывал всё, что видел – на его картинах мы наблюдаем и центральные проезды, и достопримечательности, и кафе. Огни и толпы, жаждущие развлечений – таков коровинский Париж. Писал, по преимуществу, ночью или поздним вечером – как раз в то время, когда шли представления в знаменитых варьете, а по улицам шныряли вороватые клошары. Впрочем, они художников не трогали, принимая, как «своих». Звенела музыка, раздавались крики, цокали каблучками смешливые кокотки. Кипящий котёл, в котором так легко свариться. Париж – обворожителен, а Коровина всё равно тянуло в Москву и как жаль, что он покинет Россию в начале 1920-х годов.
Экспозиция – широка и оригинальна. Представлен не лишь Константин Коровин, но и те, кто были с ним связаны. Исаак Левитан – один из лучших друзей, соученик, собрат. «С запасом колбасы и хлеба мы частенько уходили с Левитаном в предместья Москвы, по дороге писали маленькие этюды с натуры и пили чай в деревенских трактирах Ростокина, Воробьевых гор, Сокольников, Петровско-Разумовского. Сердца наши полны были безмерным очарованием юности. Особенно нравились нам сумерки, час предвечерний, когда зажигались огни в домах», - ностальгировал Коровин в мемуарных записях.
Левитан – уникальнейший мастер, единственный в своём роде. Ему удалось то, что казалось невозможным. Отпрыск набожного еврейского семейства, Исаак Ильич сумел вырваться из местечковых тенет и сделаться одним из пленительнейших выразителей русского духа (вот Марк Шагал так и не смог одолеть притяжение штеттла). Соревноваться с Левитаном – бессмысленно, ибо его художественная поэтика гениальна. Он жил трудно и гордо, получая незаслуженные плевки. Коллеги его уважали за трудолюбие и скромность. Критики то превозносили, то - набрасывались. Левитан всё пропускал через своё сердце. Как все пылкие, утончённые люди, он быстро сгорел, не дожив и до сорока лет.
«Левитан — художник русский, но не в том, что он из каких-либо патриотических принципов писал русские мотивы, а в том, что он понимал тайную прелесть русской природы, тайный её смысл, понимал только это, зато так, как никто», - отметил Александр Бенуа, далеко не всегда превозносящий собратьев-художников.
В экспозиции представлен целый ряд левитановских пейзажей – «Волга. Тихий день», «Восход луны. Деревня», бесконечные поля и перелески, высокое небо, дороги, ведущие в бесконечность. Широка ты, Русь! Неожиданностью будет его натюрморт «Астры» - волшебно-капризные цветы в маленькой вазе. Левитан был непревзойдённым колористом и знал все возможности красок, оттенков, нюансов.
А тут – работы Алексея Саврасова, который учил и Коровина, и Левитана. «Придет к нам в мастерскую и говорит: «Ступайте писать – ведь весна, уж лужи, воробьи чирикают – хорошо. Ступайте писать, пишите этюды, изучайте, главное – чувствуйте». Кругом стоим мы и ждем, что скажет нам этот милый, самый дорогой наш человек. А Саврасов говорит, что даль уже синеет, на дубах кора высохла, что писать нужно, только почувствовав», - с нежностью вспоминал Коровин этого костлявого, но сильного и, увы, тяжело пьющего мэтра.
Саврасов представлен картиной «Пикник», а то была остромодная тема 1870-1890-х годов – чуть не каждый европейский мастер, особливо в Парижах, спешил запечатлеть вылазку молодёжи в сельскую, лесную местность. Урбанизация, рост промышленности, дымы и гулы – это делало городское бытие малоприятным, оттого-то стали популярными пикники с прогулками и флиртом. Саврасов смещает акцент на деревья, небо и серпик луны, а люди поданы схематично – они в глубине композиции.
Василий Поленов - ещё один преподаватель Константина Коровина. «Перед окончанием московского Училища живописи и ваяния мы, пейзажисты, узнали, что к нам вступит профессором в училище Поленов. На передвижной выставке был его пейзаж: желтый песочный бугор, отраженный в воде реки в солнечный день летом. Какие свежие, радостные краски и солнце! Густая живопись. Я и Левитан были поражены этой картиной. Я тоже видел синие тени, но боялся их брать, — все находили: слишком ярко. Я и Левитан с нетерпением ждали появления в школе Поленова. Натурный класс, ученики все в сборе. Он пришел. В лице его и манерах, во всем облике было что-то общее с Тургеневым...», - так описывал Коровин первые встречи с этим гуру пейзажа.
Именно Поленов заметил импрессионистские нотки в ученических работах молодого Коровина: «— Вы импрессионист? Вы знаете их? — Нет, — ответил я. — Не знаю ни одного. Поленов был в недоумении…» Среди экспонатов – ряд небольших картин Поленова. Это, скорее, эскизы, причём самым главным тут является игра цвета. Так, «Ручей» — это восприятие различных оттенков зелёного.
На выставке много картин соучеников, приятелей, знакомых Константина Коровина. С некоторыми, как с Николаем Богдановым-Бельским, он пересекался в поленовских классах. С кем-то бывал в одной компании или же участвовал в общих проектах. У Поленова также проходил учёбу и Сергей Виноградов. Один из хитов экспозиции – его картина «Вид на Кремль из Замоскворечья». Умиротворённость, не свойственная Москве 1918 года, женщина в изумрудно-зелёном платье, ваза цветов — это изящная попытка эскапизма.
Всегда радуют вещицы Станислава Жуковского – милейшего «певца» русских усадеб. Он тоже – из поленовских студиозов, а потом ещё и брал уроки у Левитана. А вот Василий Рождественский – это уже ученик самого Коровина. Сын священника, во многом самоучка, Рождественский проучился всего четыре года в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, а затем был изгнан за участие в революционных выступлениях. Его круг – Илья Машков, Пётр Кончаловский, Аристарх Лентулов, то есть весь цвет русского авангарда. Среди экспонатов – натюрморты и пейзажи Василия Рождественского – стиль их определить весьма непросто. Это и начатки кубизма, когда мир звонко раскалывается на геометрические фрагменты, и что-то от импрессионизма и фовизма, как будто автор искал точку сборки.
Константин Коровин воспитал не похожих друг на друга учеников - ни один из них так и не стал его прямым последователем. Все отмечали, что он преподавал не своё видение, а науку изобразительности, позволяя находить личную стезю. Сам-то Коровин брал у преподавателей то, что почитал для себя нужным. Был дерзок – за это мы его и любим.



























двойной клик - редактировать галерею






