Сообщество «Салон» 00:44 10 августа 2022

Лицом к лицу

Выставка "Точки зрения" в Музее русского импрессионизма

«Лицом к лицу Лица не увидать.

Большое видится на расстояньи»

Сергей Есенин

Художника всякий обидеть может, особенно другой художник. Бывает и так, что мэтр пишет себя нелепым и растрёпанным, а коллеги мнят его светским комильфо. Иные живописцы, напротив, хотят изобразить своё лицо краше, чем есть, придавая обыденным чертам элементы вселенской гармонии. Тому пример – талантливейшая и невыносимо самовлюблённая Зинаида Серебрякова – на автопортретах она роскошная Афродита, но в жизни – просто женщина, каких большинство. У нас есть возможность увидеть и Серебрякову, и Головина, и Кустодиева, и менее известных мастеров, что оставили после себя автопортреты. Но это – лишь часть замысла! Зеркально явлены работы коллег, супругов, учеников, друзей. Художник предстаёт в качестве музы для другого творца, и для объективности даны фотокарточки.

Идём на выставку "Точки зрения", что проходит сейчас в Музее русского импрессионизма! Вообще, московские проекты часто перекликаются – в Малой Третьяковке на Крымском валу можно познакомиться с интереснейшим советским тандемом: Гурий Захаров + Татьяна Соколова, где гравер и его жена-скульптор всю жизнь были не только парой, но и моделями друг для друга.

Что касается Музея русского импрессионизма, то он постоянно открывает мало знакомые широкой публике имена – забытые или же имеющие сугубо региональное значение. На пригласительной афише - часть автопортрета казанской художницы Александры Платуновой, точнее - выразительные глаза. Ученица прославленного когда-то Николая Фешина, также «открытого» не столь давно,

Платунова была пассионарией местного авангарда, а эта её работа ещё ученическая, в духе положенного школярам реализма, но жёлтый «зовущий» цвет её косынки говорит о том, что девушке не терпелось исследовать свойства красок. Её муж – Константин Чеботарёв, тоже из «фешинских», писал любимую Сашеньку с момента знакомства, но самым эффектным её портретом будет произведение начала 1930-х, где Платунова изображена не столько в кубистическом обыкновении, как хотел Чеботарёв, сколько в манере Ар Деко и женских типажей «буржуазной» Тамары де Лемпики.

Ещё одна пара – Елизавета Потехина и Роберт Фальк. Он – популярнейший, она – в тени. Его картины уже в 1960-х будет громить сам Хрущёв, а Потехина так и останется одной из тех способных женщин, что выпорхнули в Серебряном веке, но так в нём и остались. Но даровита! Ради неё Фальк оставил иудейскую веру и перешёл в православие, но брак не оказался крепок – Роберт, как большинство мужчин-художников, был увлекающейся натурой, а дворянская дочь, выросшая в строгости, этого не понимала. Вместе с тем, портреты жены, и конкретно «Лиза в голубой шали», созданы с благоговением. Себя же она не щадила – там, где Фальк обнаруживал нежность, Потехина делала острые углы, морщины, жёсткость. Рядом – автопортрет Фалька с завязанным ухом, в честь Ван-Гога и – картина Елизаветы, где супруг заявлен по-французски, по-сезанновски.

Похожая ситуация (но без мужниных измен да развода) была и в другой паре - Владимир Фаворский и Мария Дервиз. Он – титан и теоретик, она – не без искорки, но вечно вторая. Замужем в смысле «за мужем». На автопортрете Фаворского мы наблюдаем, как он – паровоз, она – вагончик, а вот Мария пишет себя в объятиях мужа – на этой картине, пронизанной томной эротикой, есть всё – и жизнь, и горение, и страсть. Фаворский умело рассуждал о гармонии в своих опусах, вроде "О композиции" или "Об искусстве, о книге, о гравюре", но центром гармонии была Дервиз. К слову, их младшая дочь – керамист Мария Фаворская-Шаховская 1928 года рождения ещё жива.

Знаменитейший творческий союз – Михаил Ларионов и Наталья Гончарова (из тех самых Гончаровых, что дали миру пушкинскую Натали). В отличие от своей родственницы и тёзки, эта Наталья не довольствовалась ролью вдохновительницы – она оказалась даже сильнее Ларионова. Щедрая на восторг, Марина Цветаева промолвила, что у той внешность женственно-мужественна, как у молодой настоятельницы монастыря: «Прямота черт и взгляда, серьёзность – о, не суровость! – всего облика. Человек, которому все всерьез. Почти без улыбки, но, когда улыбка – прелестная». В этом убеждаемся, сравнив чуть угрюмый "Автопортрет в старинном костюме", где больше восточного колорита, нежели веяния ушедших времён и – очаровательно-игривый взгляд Ларионова на жену в модной шляпке.

У многих из нас в детстве были русские-народные сказки с дивными рисунками Елены Поленовой – одной из основоположниц стиля Ар Нуво в отечественной иллюстрации. Младшая сестра Василия Поленова, она пошла своим путём и выработала неподражаемый стиль, хотя Владимир Стасов брюзжал, что мадемуазель Поленова «…никогда не поднялась бы выше посредственности и умеренного успеха». Отличная рисовальщица, что немало, она не смела «вершить» могучие полотна. А почему сие так обязательно?

Александр Бенуа, вовсе не склонный к бессодержательным похвалам, утверждал: «Поленова заслужила себе вечную благодарность русского общества тем, что она первая из русских художников обратила внимание на самую художественную область в жизни - на детский мир, на его странную, глубоко поэтическую фантастику. Она нежный, чуткий и истинно добрый человек». На выставке мы встречаем отличную акварель с Александром Головиным в испанском костюме времён Лопе де Вега.

Головин, как и Поленова, входили в «абрамцевский кружок», где ставились пьесы, часто классические, с переодеванием в старинные кружевца и камзолы. «В эпоху домашних спектаклей в доме Мамонтова, - вспоминал Головин, - кроме Серова и Коровина, бывали Виктор и Аполлинарий Васнецовы, Василий Дмитриевич и Елена Дмитриевна Поленовы». Акварель привлекает не только хорошей техникой, но и диссонансом – у Головина был мягкий взгляд, слабо гармонировавший с образом идальго, а те позировали с выражением спеси на лице. Вот – автопортрет Головина, сделанный летом 1917 года – в тот краткий миг между революциями. Уже немолод. Уже – увенчан лаврами. Что дальше? Тревога на седом челе. Серебряный век породил пламя и – что-то будет! Судьба Головина после Октября-1917 была, скорее, удачной – его сценические опыты пригодились молодой Советской Власти.

В что за бодрая девушка в пенсне? Взгляд не то опущен, не то – направлен вглубь себя. Это - Анна Остроумова-Лебедева, на вид каноническая эмансипе, однако же, не деланая, а реальная. Сколько в ней было энергии! Александр Бенуа впервые заметил её в музее, когда Остроумова-Лебедева занималась копированием. Бенуа принял её за любительницу, каких тогда расплодилось более, чем много, особливо в аристократической среде: «Никак нельзя было ожидать, что барышня в пенсне одолеет колоссальные трудности задачи. Каково же было наше удивление, когда из-под угля на холсте мощными штрихами стала вырисовываться фигура, а затем с необычайной энергией, напомнившей мне знакомые приемы Репина, моя соседка стала прокладывать красками свою картину». Впоследствии эта чёткость позволит художнице выживать в блокадном Ленинграде, подавая пример отчаявшимся. Бенуа сказал, что «…искусство Остроумовой можно назвать красивым, умным и вдохновенным». Ибо она самая – такая.

Самый цитируемый портрет Остроумовой-Лебедевой был написан её соучеником Филиппом Малявиным – «певцом» красного-крестьянского цвета и пригожих баб, но здесь он выступил, как созерцатель резвой утончённости (sic!). Анна дружила с Малявиным и отзывалась о нём с нежностью: «Малявин страшно одарённой человек, из крестьянской среды. Он остался, несмотря на это, таким свежим, чистым, непосредственным. Как в нём сильны такт и врождённое чувство ко всему прекрасному!» Самоё себя Остроумова-Лебедева показала в обычном платье по моде 1900-х, с аккуратной причёской, какую делали все женщины – пышно собранные волосы подколоты шпильками, а посредине – маленький пучок. Интересен фон - красный того странного оттенка, что совершенно гасит ярость – он вообще не полыхает, но мягко тлеет.

Елизавета Кругликова – одна из тех русских «амазонок», что когда-то покорили Монпарнас, учились в Académie Colarossi, носили мужской костюм и курили папироски, чем эпатировали добропорядочных буржуа, но потом всё забылось, как предутренний юношеский сон, за исключением папирос – Кругликова стала педагогом, а после революции - гранд-дамой большевистского искусства. На выставке - её автопортрет-силуэт в каком-то фраке (воспоминание о младых летах!), затем – вещь Остроумовой-Лебедевой, что обожала Кругликову, как идеал мастера и, наконец, парадный портрет, созданный Михаилом Нестеровым уже в эпоху сталинского Большого Стиля.

Личным открытием для меня был художник Василий Беляшин – ученик Серова и Репина, великолепный колорист, но поклонник чёрно-белого рисунка и офорта. Стипендиат Императорской Академии Художеств, в 1900-х путешествовал по Европе, в 1910-х – скромно жил в Петербурге, зарабатывая в основном журнальными иллюстрациями, как и потом в 1920-х – уже в Ленинграде. Его приятель Иван Куликов – разносторонний автор, кисти которого принадлежал и один из портретов Александра III, и …советская физкультурница с мячом – написал Беляшина этаким усатым бонвиваном в шляпе. Акцент – на ярко освещённое лицо. Беляшин действительно был красив, но кажется не замечал этого – себя он окарикатурил, сделав похожим на пирата, пьющего чай из самовара.

Повествовать обо всём, что представлено в залах музея – невозможно, это займёт целую книгу о временах, нравах и стилях; о дружбе и соперничестве, любви, изменах и зависти. Лицом к лицу. Илья Репин – Исаак Бродский; тут же Борис Кустодиев и всё тот же Бродский. Переплетение биографий и многослойность восприятия. Слишком широка палитра, а ведь есть и дополнительный раздел выставки – Шаляпин в творчестве художников и скульпторов, но это узкая тема, вполне достойная отдельного разговора. Также хочется отметить оформление экспонатов – ровный тёмно-синий фон и спокойная подсветка выявляют каждый мазок и штрих.

двойной клик - редактировать галерею

Cообщество
«Салон»
5 марта 2024
Cообщество
«Салон»
Cообщество
«Салон»
1.0x