Вплоть до 18 ноября в Пушкинском музее идёт выставка Ле Корбюзье (настоящее имя Шарль-Эдуар Жаннере-Гри). Московская погода, отдающая поздним ноябрём, не способствует появлению почти привычной для Пушкинского очереди. Поэтому между посетителем и выставкой нет никаких преград, кроме цены за билет и рамки металлоискателя. Само мероприятие оформлено практически монументально, так, будто бы Корбюзье собираются выставлять здесь минимум ближайшие лет тридцать. А расположить организаторам пришлось множество совершенно разных по своей сути объектов. От фотографий и масляных картин до журналов, книг, макетов и деревянных скульптур.
И всё же выставка Ле Корбюзье воспринимается несколько странно. Дело в том, что прежде всего он был архитектором. Да, экспонаты демонстрируют нам универсальность и пластичность художественного языка Корбюзье (и, между прочим, делают это эффективно и убедительно), но ни один музей мира по-настоящему не вместит то, чем был истинно велик этот человек. Ведь невозможно оторвать от земли и перенести к фундаменту храма Христа Спасителя индийский город Чандиграх, как невозможно устроить каждому посетителю выставки месячный пансион в "жилой единице" или на вилле Савой.
Получается, что внутри залов мы видим биографию Корбюзье, выраженную в форме его работ. Вот вам ранние наброски, вот интернациональный период, вот возвращение к прямому углу. Самое главное, что оставил после себя этот архитектор, — воплощённые проекты зданий, они показаны в виде фотографий. Каждое из этих зданий достойно отдельной выставки, монументальной, академической экспозиции: от первого "грязного" наброска до детальных чертежей узловых соединений стальных шпал (Корбюзье нередко выступал в роли инженера, предлагая новаторские технические решения). Ну и, конечно, само мероприятие должно проходить непосредственно внутри предмета экспозиции, чтобы финальным штрихом у каждого посетителя становилось перемещение по лестницам, ощупывание бетонных стен, выход на крышу и фотография с общим видом архитектурного экспоната.
Может показаться, что всем вышесказанным Ле Корбюзье снимается с пьедестала омнипотентного творца и ставится на ступень "простой архитектор". Ощущение возникает из-за стойкой семантической связки в наших мозгах архитектор-ремесленник. Такой специалист якобы должен сидеть с калькулятором, обсчитывать площади каких-то незначительных, никому не нужных помещений, проектировать однотипные дачи, работать в команде тысячи безликих, никому не известных рабочих единиц. Быть предельно скучным. Но разве можно назвать скучным и незначительным такого человека, как Ле Корбюзье, в журнале "Эспри Нуво" описавшего "пять отправных точек современной архитектуры"? Таковыми он назвал: столбы-опоры "пилотис"; свободную внутреннюю планировку; независимые от каркаса стены; навесной фасад и вместе с этим удлинённые окна, которые теперь можно вести хоть от угла до угла здания; плоскую крышу, на которой можно устроить, например, сад. Видение, доступное только истинному художнику, живописцу от архитектуры.
Корбюзье родился в 1887 году, застав пик расцвета и угасание всеобщего модернистского течения. Ещё проходя своё ученичество, архитектор чувствовал, в какой стороне кроется будущее. В стане крупноразмерных сборных элементов и только-только разработанного на тот момент железобетона. Позже Корбюзье, уже обретя славу, возьмётся, в переносном смысле, за бульдозер. В проекте перепланировки Парижа он предлагал снести большое количество старых кварталов, чтобы на их месте создать огромный, тщательно спланированный и полностью архитектурно завершённый район. Корбюзье называл его "Современный город на три миллиона жителей", в прессе этот проект получил имя "план Вузен". Основа его — восемнадцать одинаковых небоскрёбов, высотой в пятьдесят этажей. В них — квартиры, офисы. Рядом — низкие, зигзагообразные здания, в которых вмещалось бы всё остальное: магазины, рестораны, центры досуга, сервиса и тому подобное. Все здания должны были располагаться на значительном удалении друг от друга и занимать не более пяти процентов освобождённой земли, остальное отводилось под зелёные насаждения и магистрали.
Конечно же, снести двести сорок гектаров исторического центра Парижа Ле Корбюзье не позволили, но публикации, касающиеся "плана Вузен", вызвали значительный интерес. И впоследствии элементы этой работы использовались в различных урбанистических проектах. Особенно идеи Корбюзье знакомы на территории постсоветского пространства. Достаточно взглянуть на макет "плана Вузен" (который представлен на выставке) — и в памяти мгновенно всплывают высотки с универмагами на первых этажах, ребристые тёмно-зелёные дома с "социально ориентированными" кирпичными основаниями.
Ле Корбюзье повлиял на архитектуру Москвы не только косвенно. Так, мы можем лично увидеть его творение по адресу Мясницкая 39. "Дом Центросоюза" сейчас оброс архитектурными соседями, к тому же с момента начала строительства прошло уже почти сто лет, Москва повидала всякое. Тем не менее, даже сейчас его очертания и объёмы мгновенно притягивают внимание. С позиции своего времени этот проект выходил за все существующие архитектурные рамки и, если бы был воплощён, досконально следуя чертежам, то на многие десятилетия опередил бы весь мир по условиям комфортной работы внутри офисного помещения. К сожалению, от сложной системы кондиционирования пришлось отказаться. У "Центросоюза" есть архитектурные "братья": министерство здравоохранения в Рио-де-Жанейро и здание секретариата ООН в Нью-Йорке, к созданию которых приложил руку Корбюзье.
На выставке можно увидеть также большой макет нереализованного проекта Дворца Советов, который сопровождает множество чертежей и набросков. Его почти что начали строить, но буквально в тот самый момент резко сменилось общее направление архитектурной политики СССР.
Ле Корбюзье был знаком с Пикассо, Мейерхольдом и Эйзенштейном. Он никогда не ограничивал себя архитектурой, и работы на выставке свидетельствуют: если бы он избрал путь художника, а не архитектора, его с огромной вероятностью также бы ожидал успех. Но это не означает, что в архитектуре Корбюзье не был художником. Не только концептуальным провидцем, но и тщательным декоратором. Поверхности его зданий зачастую испещрены следами от опалубки, что придаёт бетону сырой, дикий вид. Брутальный, жёсткий бетон соседствует с полихроматизмом ярких, тёплых цветов, которые, в свою очередь, взаимодействуют с полифонией форм, предпочтения Корбюзье в которых менялось с годами. От кубизма к полной свободе и обратно к прямому углу.
Только непредвзятый художественный взгляд мог разглядеть в грубом бетоне поэзию и придать мрачным овалам урбанистических мегаконструкций лиризм, перекликающийся со всеми прошедшими эпохами. Иногда Ле Корбюзье называют самым-самым великим архитектором из всех. Это громкое заявление, но свой след в истории изменения людьми облика Земли он, безусловно, оставил.
