Солнечное масло
Вот двор, вот старенький подъезд –
Вся дверь в кошачьих междометках.
Вот старый клен, подлец, подлез,
Гнет козырек упругой веткой.
Забор упал, лежит ничком,
Сарайчик, как Христовы ясли.
И пахнет жареным лучком
На солнечном, конечно, масле.
А дом серьезен, стар и строг.
Без спинки длинная скамейка –
Там бабушки, им лет по сто.
На доме крыша, как скуфейка.
Шу! Полетели воробьи
Гурьбой на шиферный наплешник.
Тут квинтэссенция любви.
К цветам, котам, ко всем нам, грешным.
Неспешно доживают век
Среди бетонных монолитов.
И вдруг всплывает в голове
Короткая, как жизнь, молитва.
Мол, Отче наш, иже еси…
И даждь нам днесь… и что-то с хлебом…
Но старый дом уходит в синь
Осеннего большого неба.
***
«…Очень хотелось пить, ждали когда пойдет снег, а когда пошел, ели его вместе с грязью, и это была самая вкусная в жизни вода…»
(Марина Ахмедова)
Вспомнишь после, после станет
Лента памяти резка,
Как товарищ через рану
Тихо в землю вытекал.
Нет воды – вы ели иней
С комьев грязи ледяной.
Может быть расскажешь сыну
И поделишься с женой,
Как не стало сил молиться –
Просто знал, едва живой,
Что прекраснейшие лица
Ты увидишь над собой.
Пусть ты бредил на носилках,
А твой друг совсем затих –
Вы причастны к этой силе,
Не бросающей своих.
Ты бы не оставил тоже,
А иначе друг на кой?
По-другому быть не может
Потому, что сам такой.
Кружат вражеские птицы –
Страх у русских не в чести.
Вязнуть в жиже, материться
Будут парни, но… Нести.
Вспомнишь, как пришили ногу
Два архангела и Бог.
В то, что Бога звать Серёга
Ты едва поверить смог.
Всё не вспомнить, в эти строки
Это «всё» не уместить.
Только врезалось, как стропы,
«Парни, надо донести».
Саночки
Слегка пошаркивая ботами,
Ходила быстро и легко.
Мой мир нестрашный и заботливый –
Малина, мёд и молоко.
Горячий лоб – рука прохладная,
В глазах тревога и любовь.
Из неприятного-досадного –
Горчичники, компресс, люголь.
А я мечусь в жару удушливом,
И рвутся, рвутся бредом сны.
Она перевернёт подушку и..
«Спи. Лишь бы не было войны»
«Война – беда, а хворь – безделица».
Устало сядет на кровать
И вспомнит страшный год, метелицу,
Двух младших братиков и мать.
Мигал светильник, речь баюкала,
Но, как живая, в страшных снах,
Худая женщина двух куколок
Недвижных тянет на санях.
Метель со мной играет в салочки
И я бегу, бегу, бегу!
Нет, не догнать мне эти саночки.
И отпустить их не могу.
***
Плюс восемнадцать – южный город «жжёт».
Январь по сути просто номинален,
У жертвы сих погодных аномалий
Жар на лице и пуховик тяжёл.
Стереотипный, впрочем, антураж:
Ну как, зима же, пиетет соблюден.
Не то, не так, но катится по блюду
Насмешливого солнышка «Голд Раш».
Народ слегка пожёван и помят,
И ёлки в украшениях нелепы
Среди цветистых клумб – зима что лето,
Но требуется выгулять салат.
И шелестит прохладная волна –
На ощупь где-то градусов пятнадцать –
Любовь – причина заново рождаться,
А жизнь всегда короче, чем война.
***
Я видела, как в море падал снег,
Как море поглощало эту снедь.
Летел небесный, маленький народ
В его открытый равнодушно рот.
Летел, кружась, веселый и нарядный,
Но морю все равно – оно всеядно.
Вот так и мы, родной, вот так и мы –
Наивные предвестники зимы
Большой, другой, я о другом, прости.
И горестно, и глаз не отвести.
***
А сегодня вечер нежданно-тихий.
Ель поправит платье, звезду зажжет.
Перемирие. Кот умотался – лихо
Не будите. В комнате чуть свежо.
Нам таких минут выпадает мало,
На балконе белого намело.
Дочь тихонько вынесла одеяло
И приткнулась рядышком, «под крыло».
Тихо-тихо, снег шелестит по окнам,
Где полоска света, в дверной проем
Ароматной струйкой течет тепло к нам.
Ты мне скажешь вдруг: «Почитай свое».
А в моих стихах ни словечек острых,
Ни метафор выспренных – простота.
Мы с тобой – зеленый уютный остров
Для ребенка спящего и кота.
У кота включился моторчик в теле,
Разыграл во сне небольшой «тыгдык».
Видно снится, что по пушистой ели
Он добрался все-таки до звезды.
***
Штормит и ветер бесноватый
Тебя достанет из кровати
Чуть свет. Идти на пляж и думать,
Как изменились за ночь дюны.
Вчера был мир и свет над нами,
И крабик маленький клешнями
Махнул приветливо: «Постой!»
Мы подошли, а он пустой.
Нет смысла жаловаться громко,
Став на песке у самой кромки.
Все бесполезно, шторм грохочет,
Тебя не слышно.
Море громче.
***
Приходил с мороза, в порог стучал
Мягким валенком да в рукавицы хлопал:
«Что на улицу не идешь, внуча?
Посмотри, какие летают хлопья!»
Жизнь была не сахар, но жизнь была.
Память, как игла – загони-не вынуть,
И овчины душной хранит пола
Мой восторг и дедову грусть доныне.
В ноябрях моих выпадает дед
Первым снегом, в новом своем обличье.
Размякаешь, словно сухарь в воде,
Вспоминая, как говорил обычно:
«Хапнешь чарку водочки ледяной,
Опрокинешь в рот, а проникнет в душу.
Видеть шепот снега не всем дано –
Даром, что у всех есть глаза и уши».
Это было где-то, неважно, где,
Опускалось небо на землю плавно.
Ох и прав ты был, непростой мой дед,
Так легко и просто сказав о главном.
Зинька
Белой рябью скрыло дом соседний –
Как же поступь снежная легка!
Только снег тебе и собеседник,
Потому что сам без языка.
Только тишина с тобой и дружит,
Прогони прилипчивую лень.
Выноси на воздух никомужность
Маленьких печалей и проблем.
И гулять, гулять под мягким небом
В тихий час, покуда город спит.
Повезет – услышишь звук волшебный –
Цокоток серебряных копыт,
Тонкий звон серебряных полозьев –
Мчит зима, поземкою пыля.
Дома на окне цветут морозы,
Пахнущие свежестью белья.
В снег на подоконник сядет зинька –
Милая улыбка декабря.
Детство – рукавички на резинке –
Так и не случилось потерять.
***
У маленькой церквушки три калеки,
И три стакана пластиковых в ряд.
А мимо чешут недочеловеки,
На получеловеков не смотря.
С утра сегодня моросило густо,
Не дождь, не снег, а так – сырая муть.
В стаканчиках наполовину пусто –
Мир безналичен – может потому.
Нароешь затерявшуюся сотку,
Поднимешь взгляд на тусклые кресты,
Подашь на хлеб, а спустится на водку,
Да ну и черт с ним, Господи прости.
С утра сегодня густо моросило,
Заглохший чат давно забыл админ,
И только небо влажной парусиной
Провисло между Богом и людьми.
***
Ты пишешь мне «обрушились снега».
У нас же льет, как из ведра без днища,
Волна кипит, и южный ветер свищет –
Зимой у нас ну так себе «юга».
Провис шатер платановых ветвей,
Листва прибита к почерневшей плитке,
Зонт вывихнут, я вымокла до нитки,
И мокрый блин волос на голове.
У вас метелит, льет у нас – увы.
Метель покруче, чем ветра и слякоть,
Но, согласись, что в дождь удобно плакать –
Наплачу с полчаса голосовых.
Ты не в сети. Засыпало видать.
Сплошная недоступность абонента.
Моих стихов смешные рудименты
Получишь, но неведомо, когда.
***
Девочке дали комок пластилина.
Лепит ребенок людей и дома.
Люди когда-то лепились из глины,
Девочка справится с этим сама.
Домик за домиком, стены незрячи.
Липкую прядку откинет с лица.
Самое легкое – вылепить мячик,
Самое сложное – мать и отца.
Девочка лепит по памяти город,
Улочки, берег, Луну и волну.
Так терпеливо, пускай, и не скоро,
Лепит забытую богом страну.
Пыль оседает – руины, руины.
Тихие-тихие. Нет никого.
Девочка лепит страну Пластилину.
Тише, пожалуйста. Есть кто живой?
