От своих друзей узнаю интересные вещи из литературного мира. Кому-то они известны, а кому-то, кто не вращается в литературных кругах, это все внове, потому рассказываю.
Оказывается, чтобы предоставить гнездо любви влюбленной в советского гражданина Кристине Онассис, из квартиры выкинули поэта Валентина Сорокина. Того самого, о котором я писала тут ранее - патриота, подписавшего "Письмо 74-х", пытавшегося спасти СССР, открыто топившего против Горбачева и вообще против всего враждебного нашей стране за ее границами и внутри нее. Яростный защитник русского народа, Валентин Васильевич Сорокин умер 15 апреля этого года.
Вот как описывается та история на странице в Livejournal: "В 1977 году был построен элитный писательский дом в Безбожном, а ныне Протопоповском, переулке. Получил здесь новую квартиру и поэт Валентин Сорокин. С большим трудом достал импортный кухонный гарнитур и завез в квартиру. Но полностью переехать не успел.
В Москве зарегистрировали брак Сергей Каузов, работник «Совфрахта», и одна из богатейших женщин мира, дочь покойного Аристотеля Онассиса, Кристина. Она пожелала иметь в Москве собственные апартаменты. Молодожены обратились с просьбой к городским властям. Чиновники предложили вариант: рядом с квартирой Сорокина пустует двухкомнатная, и если поэту предложить другую квартиру, то Каузовым-Онасисам можно будет выделить объединенную пятикомнатную квартиру.
Однако Сорокин не соглашался на переезд в другой дом. Ему намекали, что квартира необходима генсеку Чили Луису Корвалану, но поэт стоял на своем. Чтобы окончательно решить вопрос, Кристина в одном из кабинетов Моссовета молча сняла с себя серьги, колье и кольца с бриллиантами и положила перед чиновником. Вопрос был решен моментально, и гарнитур Сорокина был выброшен из квартиры. Поэт негодовал, писал письма на самый верх, но в данном случае капитализм победил и изящную словесность, и моральный кодекс строителей коммунизма.
Сорокин вынужден был въехать в другую квартиру. Луис Корвалан, кстати, получил жилье в доме напротив".
Совсем иначе описывал ситуацию сам Валентин Васильевич: "12 сентября я получаю телеграмму в деревне Семхоз под Троице-Сергиевой Лаврой, от Екатерины Шевелевой: "Твоя квартира разгромлена, вещи и библиотека вывезены и опечатаны, срочно позвони!"
Звоню:
- Разгромлена?
- Да, ремонт аварийно делают для Кристины Онассис.
- Кого?
- Того... Черт... Для госпожи Онассис, говорю. Приезжай, писатели, толпа целая, расскажут.
(Отметим, что судя по диалогу, поэт был даже не в курсе, что его квартира кому-то нужна - Э.А.).
- Кое-что разбили, кое-что, наверное, уворовали, а кухню не тронули. Понравилась земляничка, дешевый рисуночек на ящиках, миллиардерше... Подарили вашу кухню ей. От ЦК КПСС и советского правительства.
Ты думаешь, читатель, я поверил поэтессе Шевелевой? Я не поехал, решил тетя Катя меня разыгрывает. Но на сутки оптимизма хватило. Ночь не спал. А наутро меня и жену не пустил в квартиру "костюмный" постовой. "Вам нельзя в свою квартиру заходить и появляться здесь нельзя, поймите, товарищ Сорокин!", и показал нам удостоверение. Жене разрешили обьясниться по затратам с мужем Кристины. Он высказал обиды и претензии: "Отделка дешевая, очень дешевая".
"Мы остались на бобах. Свою кооперативную квартиру я бесплатно отдал детскому жилищному фонду, а у нас отобрали под миллиардершу Онассис... Разгоряченный и яростный я влетел в кабинет Бондарева.
- Я бы вас защищал достойнее, Юрий Васильевич! Я выйду из Союза писателей, из партии, и уеду к палестинцам!
- Зачем вы это мне говорите?
- А кому говорить? Одного писателя истаптывают, а другие трусливо молчат...
<....>
В трубке хрип, кашель, визг и абсолютно истерический гитлеровский шепот: "Мы Сорокина вышвырнули из квартиры, выкинем из кресла, выбросим из партии, уничтожим, передай ему"... Волна психологического террора накрыла меня.
(В.Сорокин был редактором издательства "Cовременник" - Э.А.).
13 сентября в "Современник" мне позвонили: "Покайтесь, попросите прощения и мы дадим вам новую!"
- Это вам надо каяться и просить прощения.
- У меня нет ни секунды на дискуссии, я сказал...
- И я сказал. Я русский, вам сказал, вам надо просить у нас прощения".
В итоге коллеги-писатели стали жаловаться на произвол Брежневу, Черненко, туда и сюда, и Сорокину стали предлагать другие квартиры. Как он пишет, в подвальных этажах. Дошло до трагикомичного. Один чиновник упрекнул: "Ты же умер, а лезешь в квартиру".
"Да вы что? - опешил я. <...>. Он показал нам документ:"В анкетах отдела кадров Союза писателей имя Валентина Васильевича Сорокина не числится в живых. Зологин (подпись)."
И мы направились к Зологину.
- Я, Сорокин Валентин Васильевич, умер?
- К сожалению, да, - печально подтвердил Зологин.
- Как?
- А как бы мы в твою квартиру вселили мультимиллиордершу Онассис, если бы ты был живым? - повысил он баритон".
Хождения по мукам продолжились, в итоге поэт все-таки получил квартиру. А Кристина Онассис извинилась перед ним по американскому радио. "Бедная женщина, роза в пасти ихтиозавра", - написал Сорокин, узнав о её самоубийстве. Имел в виду, что она стала разменной монетой в борьбе разведок.
На днях друзья поэта отметили сорок дней со смерти Валентина Васильевича. И этот материал, об одном из удивительных эпизодов из его жизни, я пишу в память о нём. Человек всю жизнь боролся за русский народ. Получая тумаки и тычки. Говоря многие вещи прямо - те, что другие произносить боятся. Не сдавался, не предал принципов. Это один из самых яростных наших патриотов.
Надо помнить. Читать его стихи, устанавливать мемориальные доски, писать воспоминания о нем, если лично знали. Проводить поэтические конкурсы в его честь.
Потому, что когда один за всех, то и все должны быть за одного.
