«Искусство – это ещё и великолепный урок искренности».
Огюст Роден «Беседы об искусстве»
Два произведения Ивана Шадра давным-давно стали, чем-то, вроде символов и даже, как нынче говорят, мемов - «Девушка с веслом» и «Булыжник – оружие пролетариата». Эти скульптуры – наиболее «цитируемые», вкупе с мухинским «Рабочим и колхозницей», но если имя Веры Мухиной - на слуху, то Иван Шадр – автор «девушки» и «булыжника» всё-таки нуждается в представлении. Новая Третьяковка на Крымском валу открывает выставку, приуроченную к 135-летию со дня рождения скульптора. Каким он был? Всегда ли ему сопутствовала удача? Что сделалось главным фактором успеха?
Иван Дмитриевич Шадр появился на свет в 1887 году. Настоящая его фамилия – Иванов. Среди родни – крестьяне-пахари, торговцы, ремесленники, строители. Один из дедов имел питейное заведение. В общем, никаких социально-генетических предпосылок к изящным искусствам. Хотя нет, прадед-купец подвизался ещё и в качестве богомаза. Шадр — этот хлёсткий псевдоним, был взят по названию отцовского родного города — Шадринск. Но это случится потом. А пока...
Отрочество будущего гения чем-то напоминало мытарства Максима Горького — житьё-бытьё «в людях», фабрика, работа грузчиком и сторожем, побег от хозяина, странствия и — волшебное поступление в Екатеринбургскую художественно-промышленную школу.
На рубеже XIX и XX столетий возник интереснейший сплав ремесла и творчества – это именно то, что впоследствии назовут эффектным словом «дизайн». В Германии процветал Deutscher Werkbund - объединение художников, архитекторов, мастеров и предпринимателей, ставивших себе целью развитие немецких промыслов и встраивание их в индустриальный ритм XX столетия. Британское движение Arts & Crafts имело те же задачи, но с большим уклоном в arts, ибо у истоков стояли прерафаэлиты. У нас были мастерские в Абрамцево и Талашкино, Кустарный музей в Москве и школы, подобные екатеринбургской.
В ходе штудий талантливый простолюдин счёл, что рамки заведения, ориентированного на расписные полочки, тканевый орнамент и печной изразец, ему тесны. Иван пешком и на перекладных добрался до Санкт-Петербурга, встретившего чужака с холодноватым презрением. Забракованный Императорской Академией Художеств, Иван подрабатывал уличным пением. Но Фортуна улыбнулась ему. Он был замечен режиссёром Александринки - Михаилом Дарским, пристроившим голосистого бедняка учиться вокалу. Однако же оперные подмостки не волновали художника, и потому судьба подарила ему ещё один шанс — его рисунки попались на глаза могущественному Илье Репину – приятелю Дарского. К 1908 году Иванов доучился, обтесался, надел столичный фрак, а для форсу назвался Шадром. На дворе стоял Серебряный Век - держалась мода на аббревиатуры, псевдонимы и тайны-ребусы. Шадр – звучало почти по-французски.
Благо, его ждал Париж и учёба в Académie de la Grande Chaumière под руководством Огюста Родена и Эмиля Бурделя (любопытно, что Вера Мухина брала уроки у того же Бурделя). Наш герой стал известен ещё до Революции, а в «дивный новый мир» вступил уже сформированным и востребованным мастером. Его козырь – работоспособность, и ещё – осознание, что музы одаривают лишь тех, кто крепок в технике. «Упражняйтесь неустанно. Необходимо приобрести навыки ремесла», – сказал Огюст Роден в «Беседах об искусстве» и его ученик следовал тому велению.
В годы Гражданской войны Шадр не сразу принял сторону большевиков. Оказавшись в омском стане белогвардейцев, он готовил программу коронования Александра Колчака - потенциального «диктатора всея Руси», выступал с лекциями по истории живописи и задумывал памятник Лавру Корнилову. Этого было достаточно, чтобы оказаться лицом к стенке, с комиссарским «товарищем маузером» у затылка. Но ему фантастически везло!
Взятый в плен красными, Шадр стал сотрудником Политпросвета 5-й Армии и Сибирского Ревкома. Ничего личного — только искусство. Начались заказы по увековечению памяти Карла Маркса с Фридрихом Энгельсом и Карла Либкнехта с Розой Люксембург.
Несмотря на «белогвардейское» прошлое, Иван Шадр легко вошёл в круг первейших мастеров. Правда, сам Анатолий Луначарский его не жаловал, считая «чересчур французским» и подражательным. В шадровских скульптурах действительно есть много от Родена и Бурделя – то же любование «одухотворённой» мускулатурой.
Жестокие и весёлые двадцатые! Рождение стилей и направлений, авангардистское горение, мечты о всемирной коммуне. «Мы путь Земле укажем новый, владыкой мира будет труд!» – кричали ярые лозунги. Главный герой Шадра, как и любого художника, скульптора, поэта 1920-х – это человек-созидающий.
Вот - «Сеятель» (1922), как одна из центральных фигур советского агитпропа. Сеятелей тогда изображали на плакатах и книжных иллюстрациях. Это и картины, и барельефы, и статуи. Существовали свои вариации и для Средней Азии – с дехканином, и для немцев Поволжья – с румяным Гансом. «Сеятелей» была такая масса, что этот мотив жёстко высмеяли сатирики Илья Ильф и Евгений Петров в своём романе. Сеятель – везде, но шадровский опыт оказался первым и архетипическим. Для этой скульптуры позировал уральский крестьянин Киприан Авдеев. Шадр настолько тщательно подбирал натуру, что у него не было случайных лиц. Этого же Сеятеля Киприана затем поместили на банкноту достоинством в три червонца. Шадр, помимо всего прочего, участвовал в разработке денежного дизайна, что говорило о колоссальном доверии к нему со стороны властей.
Все персонажи – эмоциональны. Вот «Красноармеец» (1922) с широко раскрытыми глазами, будто он увидел что-то в небе. Не то аэроплан, не то – солнце молодого, грядущего дня. Удивление простоватого и восприимчивого пацана, которому отныне принадлежит вселенная. Этот солдат революции был так же запечатлён на купюре. Вдумчивый «Крестьянин» (1923), старик, повидавший на своём веку слишком многое. Суровый и гордый «Рабочий» (1922), взявший власть в свои руки – такой не отдаст завоёванное!
«Булыжник — орудие пролетариата» (1927), как ни странно, вызвал дискуссии. Ряду критиков он показался театрально-манерным. Писали, что автор «уходит от правды в сторону лакировки». Иронию вызывало и само название – мол, фигурант здесь булыжник, а не собственно пролетариат. Тем не менее, Шадр победил, и его рабочий, подымающий камень, надолго стал символом борьбы за правое дело. Михаил Нестеров, друг Шадра, подчеркнул в одной из публикаций, что автору удалось совместить «красоту духа с вечной красотой формы».
На выставке можно увидеть изображения функционеров и первых лиц государства. Невероятно хорош посмертный портрет Леонида Красина (1926) – дворянина, интеллектуала, революционера со стажем. Тонкое и, вместе с тем, грубовато-волевое лицо – так слить воедино все противоположности Шадр умел, как никто.
Случались у скульптора и неудачи, и унизительные отказы, и творческое бессилие. Уже в первой половине 1930-х сменилась эстетическая парадигма – резкое и зовущее искусство Революции перестало удовлетворять. Оно казалось громким и гиперактивным. Закрутился очередной виток неоклассики, а питерский зодчий Иван Фомин, сторонник дорического ордера, вещал: «Классика ценна еще тем, что она необычайно гибка и способна к безграничным трансформациям. Новый совершенный стиль народится и уже нарождается помимо нашей воли. Но, взявши за основу классику, мы включаем в работу весь накопленный опыт многих веков и сразу продвигаемся ближе к цели, так как мы берем от классики все здоровое и логичное и отбрасываем всю ненужную мишуру, орнаментику и изнеженность». (Журнал «Архитектура СССР», 1933, № 3—4).
Это происходило во всём мире, а Венера Милосская, Афродита Каллипига и леохарова Диана сделались эталоном женщины и – образцом телесного совершенства. На античной волне Шадр создал свой главный и ...несчастный шедевр – Девушку с веслом (1934-1936). Двенадцатиметровая богиня высилась над чашей фонтана — прямо на аллее парка Горького. В этом виде она простояла недолго - скульптуру подвергли партийной критике и пикантным остротам. Несмотря на повсеместное внедрение античных форм, полная обнаженность, скорее пугала и смущала, нежели радовала. Одно дело – музей и какие-то древние Фрины да Аспасии, а это – наша современница с модной завивкой «перманент».
Провокационную статую не разбили и не спрятали — её тихо направили в Луганск, а Шадр довольно быстро создал новую Девушку — более скромных размеров и менее вызывающих форм. Оба раза моделями послужили спортсменки — Нина Хоменкова и Зоя Бедринская-Белоручева. Существует необоснованная версия, что Шадру позировала юная пловчиха и гимнастка Вера Волошина, однако, ей на момент возможного знакомства со скульптором было всего пятнадцать лет, и Шадр не пошёл бы на такой риск, да и фигура подростка не годилась для Афродиты.
Помимо Хоменковой, Бедринской и Волошиной, искусствоведы называют ещё ряд возможных прототипов. Разночтения возникли ещё и потому, что Шадр ваял не точный портрет, но силуэт эпохи, и, как говорилось у Ильфа-Петрова о Зосе Синицкой: «У неё был тот спортивный вид, который за последние годы приобрели все красивые девушки». В годы хрущевской войнушки с архитектурными излишествами, то бишь со сталинским духом, именно её, «Девушку с веслом» — преподносили этаким образчиком исторического хлама. Глумились не над конкретной работой Шадра, а над советской античностью. В экспозиции представлена небольшая бронзовая копия «Девушки», её голова, фотоматериалы и рисунки, повествующие о работе над скульптурой.
Предвоенное десятилетие было непростым для Шадра – его проекты чаще всего не нравились устроителям конкурсов. Так, вариант «Рабочего и колхозницы» сочли дурацким, а «Рабочего со знаменем» и «Девушку с факелом» (1937), предложенных для советского павильона в Нью-Йорке после недолгих колебаний, всё же отвергли. На выставке мы встречаем эти несостоявшиеся шедевры – в них слишком много движения и – мало пафоса. Точнее, тот пафос иной – направленный в свеже-ветреное будущее, тогда как вся цивилизация 1930-х годов была обращена в сторону Вечности.
Таков же и Пушкин (1940) – бунтарь и глашатай, словно бы не в редингот одетый, но в развевающуюся шинель, и Горький (1939) – растрёпанный буревестник восстания, а не патриарх соцреализма. В те годы требовалась чёткость и гладкость. На фоне капителей Московского метро, бархатных штор домов культуры и парковых партеров а-ля Версаль никакой «бунт» не смотрелся комильфотным.
В 1930-х Шадр выполняет заказы по сооружению скульптурных эпитафий. Так, известна его лиричная статуя на могиле Надежды Аллилуевой (1933). Также представлен горельеф для надгробия Екатерины Немирович-Данченко, урождённой фон Корф (1939) – жена театрального корифея изображена уходящей в небытие, но пытающейся в последний раз обернуться.
Все шадровские вещи – проявленная искренность. Он до конца так и остался деревенским парнем, воспринимавшим людей, природу, явления с изумляющей и чистой наивностью. Умер Иван Шадр в 1941 году, за три месяца до начала войны. Ему было всего пятьдесят четыре года – самый плодотворный возраст для художника (в широком смысле этого слова). Кто знает, как могла бы повернуться его карьера – военное искусство затребовало огневую динамику, так нужную для битв и дерзаний. Однако история искусств не терпит сослагательного наклонения.
двойной клик - редактировать галерею