Геноцид – как много в этом слове рождается актуальных политических коннотаций! 23 мая Генассамблея ООН приняла резолюцию, формально признающую произошедшее в Сребренице в июле 1995 года по ходу Боснийской войны геноцидом и осуждающую все попытки отрицать это. Также 11 июля, в соответствии с решением ООН, отныне считается днём памяти резни в Сребренице. Приняли документ без кардинального перевеса: «за» высказались 84 страны, 68 воздержались, 19 были против. В числе проголосовавших «против» оказались Китай, Россия, ОАЭ, Венгрия – обычная уже для ООН компания по оспариванию догм «правильной стороны истории». Однако по ходатайству Германии наложить вето на нынешнюю резолюцию, как это уже было в 2015 году, стало нельзя. Тогда же утверждение документа в соответствии со своим правом постоянного члена Генассамблеи ООН блокировала именно Россия. Резолюцию образца 2015 года на голосование выносила Британия. Что сейчас, что тогда обозначение случившегося в Сребренице «геноцидом» мотивировано до безобразия просто.
Во-первых, «геноцид» - понятие, которое очень стараются вернуть в нормы международного права, превратить его из реликта двадцатого века и удела африканской периферии в то, что происходит здесь и сейчас. И Генассамблея ООН для этого видится самой авторитетной и высокой трибуной. В самом деле, признания произошедшего в Сребренице геноцидом уже были сделаны Международным трибуналом, ассоциированным с той же ООН, но это было ближе к концу позапрошлого десятилетия, и актуальным политическим целям признание геноцида на таком низком уровне не служит. Уже давно привычным делом стало обвинение в геноциде всех подряд и за всё подряд, но с документальным закреплением этих обвинений из раза в раз стабильно возникают проблемы. Вспомните, к примеру, «геноцид в Буче» - несмотря на месяцы истеричных воплей, терабайты трогательных картинок, миллионы новостных сюжетов и десятки рыданий больших лидеров западных стран, работу западной же комиссии по поиску реальных доказательств это ничуть не облегчило. Как эти люди не смогли найти в небольшом городке те огромные массовые захоронения, что так красноречиво описывались на украинских телемарафонах, как они не обнаружили следов тех самых многочисленных расстрелов – великая тайна. На деле же всё понятно: «геноцид» в отрыве от театральных речей является весьма конкретно описанным общепринятыми законами комплексом действий, причём формулировки специально составлены именно так, чтобы соблазна трактовок в духе «ментальный геноцид», «потенциальный геноцид» или «геноцид на расстоянии» не возникало. Отсюда идут ровно два способа признать произошедшее событие геноцидом. Либо нужно собирать по горячим следам доказательства целенаправленного уничтожения гражданского населения, объединённого определённым признаком, а также иметь на руках явные признания организаторов этого уничтожения в определяющей роли этого самого признака (разумеется, сбор доказательств может проводиться против различных южносахарских варлордов и центральноафриканских вождей, но никак не против, скажем, Израиля, чьи руководители прямо признаются в описанном выше, но чьи действия вызывают у той же ООН лишь мягкое порицание), либо же – и мы видим в случае боснийской резни отличную иллюстрацию второго способа – нужно подождать всего-то три десятка лет. На протяжении этих тридцати лет нужно томить тему на медленном огне, регулярно подбрасывая новые подробности, снимая фильмы, вкидывая в инфополе всё те же рыдания президентов и премьеров, организовывая минуты молчания и торжественные церемонии захоронения всё новых и новых опознанных жертв. Таким нехитрым образом вопрос «а был ли геноцид?» постепенно трансформируется в вопрос «кто совершил этот геноцид нескольких сотен человек?», а он в свою очередь превращается в «зачем эти кровожадные и безумные сербы перерезали восемь тысяч мирных и невинных боснийцев?». Разумеется, отрицать факт резни трудно – его признали как руководители Республики Сербской, населённой сербами части Боснии, так и власти самой Сербии, отказавшись, однако, признавать убийства геноцидом.
Но обратите внимание на ещё одну грань информационной игры: на протяжении всех этих тридцати лет плач по жертвам Сребреницы заглушал в целом рациональные напоминания о том, что весь Югославский кризис, вся кошмарная последовательность конфликтов, возникших на разорванной территории некогда единой страны, отличался столь характерной для гражданских войн жестокостью и бешеной ненавистью между всеми бывшими соотечественниками. Так и получилось, что в ходе всей череды войн в бывшей Югославии военными преступниками, бессердечными социопатами и кровожадными маньяками проявили себя почти исключительно сербы и лишь немного, в порядке приличия и в рамках статистической погрешности, – хорваты. Ни о художествах боснийцев, ни о деятельности албанцев, настоящих чемпионов Югославских войн по зверствам, вспоминать просто не принято. Албанцы, чьи банды в конце девяностых и начале нулевых наводнили Европу, почти всегда были выше критики. И их особое положение вкупе с желанием создать международную законодательную базу против вопиющего и возмутительного факта существования сербов в принципе не являются новостями ещё со времён Билла Клинтона, но подталкивают нас к рассуждению о том, почему принятие резолюции о совершённом боснийскими сербами геноциде произошло именно сейчас.
Во-вторых, на сербов нужен новый рычаг давления. Балканы – хаб, встраивающий Европу во множество сетей и распространяющихся по этим сетям процессов, активизировавшихся именно сейчас. На полосах «Завтра» много раз рассказывалось про охватывающие весь мир сети торговли и транспортировки наркотиков, и про особую роль Балкан в развозе и продаже порошков целебных, а особенно — упоминавшихся выше албанцев, знают в контексте албанской организованной преступности почти все. Но взгляните на «пороховую бочку Европы» именно сейчас: помимо такого удобного способа ввозить морем южноамериканский кокаин и сушей южноазиатские стимуляторы, а также китайские опиоиды, после чего распространять всё это добро на страны Южной, Восточной и Центральной Европы, Балканы предоставляют уникальный в историческом масштабе коридор для продажи в Европу оружия, утекающего сквозь Румынию и Болгарию с территории Украины. И речь идёт не о вороватых прапорщиках, готовых сливать налево чуть ли не «Абрамсы» с «Леопардами» (да, продажа украинскими военными редких образцов западного вооружения – миф, но близкий к реальности). Нет, речь о масштабных преступных синдикатах, чьи структуры функционировали задолго до начала даже АТО. Их деятельность – причина, почему до фронта доходит не всё выделенное западными странами оружие. Здесь бы нам, конечно, поблагодарить этих благородных разбойников, да вот что-то не хочется: вооружаются недоехавшим до украинского фронта и проданным налево через балканские мафиозные структуры оружием скоординированные и натренированные ячейки военных формирований. О том, что это за формирования – исламисты, фашисты, сторонники нарнийской независимости от Скайрима – можно только догадываться, да и не так это важно: мы много раз – к примеру, в той же Сирии, – видели, как декларирующие непримиримо разные цели квазивоенные банды воюют плечом к плечу во имя общей ненависти к врагу своего спонсора.
Тема про контрабанду оружия, распространяемого через многострадальный полуостров на юго-востоке Европы, интересна ещё одним приёмом информационного воздействия на перегретый мозг аудитории большой прессы. Если вкратце: перефорс. «Форсом» называется любой навязываемый сюжет, будь то новость, песня или интернет-мем, а «перефорсом» является выворачивание своих неприглядных реалий на врага – особенно, как вы знаете, в этом преуспели наши бесноватые юго-западные соседи, в чьих фейковых теленовостях именно в Москве прохожих мужчин военкомы пакуют в автобусы. Так вот, зачастую перефорс становится вполне надёжным способом судить о волнующей западную прессу проблеме, чей источник, однако, озвучивать не принято. Так, например, упомянутая выше контрабанда оружия в изложении The Guardian и Financial Times является делом рук именно России (у которой вообще-то имеются вполне официальные каналы продажи оружия). Но интереснее другое: в последние несколько месяцев – а материалы такого содержания появлялись в англоязычных газетах и информагентствах не слишком часто, но систематически – видно нарастающее беспокойство самых разных Reuters и прочих The New York Times по поводу увеличивающихся объёмов балканского наркотрафика. Разумеется, описывается это всё страшилками про сербских вояк времён Боснийской войны – оцените красоту инфопрогрева в контексте принятия резолюции ООН и новости, о которой речь пойдёт дальше. То есть, насыщение европейского наркорынка товаром идёт через Балканы всё активнее. Отчасти это можно связать с потерей влияния группой североевропейских воротил (о них мы упоминали в тексте про Шарля Мишеля, бельгийские элиты и порт Антверпена), а отчасти – с подготовкой нового передела рынка поставок на Балканах.
Перекраивание сфер воздействия подобного масштаба никогда не происходит бескровно, а здесь, с учётом массы неразрешённых конфликтов в этом вечно тлеющем регионе, оно имеет все шансы перерасти в полномасштабную войну. И в данном контексте следует взглянуть на вечно виноватых во всех бедах на территории бывшей Югославии – на сербов. Республика Сербия всё же является точкой влияния антизападных сил, даже несмотря на все подмигивания в сторону глобального либерализма, несмотря на провозглашаемые надежды вступить в братских народов Евросоюз вековой, несмотря на показательно спокойное отношение к чудачествам представителей НАТО вроде выступлений перед сербской молодёжью со словами «сами виноваты в бомбардировках». Образцом этой принципиальности служит последовательная, пусть и обидно деликатная, политика администрации президента Александра Вучича по саботажу планов дальнейшего разделения страны и одобренного силами ООН изгнания сербского населения из южной её части. Другое дело – ещё одна государственная формация сербов на Балканах, единственная оставшаяся за пределами Сербии после уничтожения Сербской Краины, Республика Сербская, часть Боснии. Выход этого административного формирования из состава федерации под названием Босния и Герцеговина (БиГ) обсуждается уже очень давно: все 2010-е годы власти сербской части страны заявляли о своём несогласии со стремлением боснийской части страны вступить в НАТО. А последний пик таких разговоров, если помните, пришёлся где-то на весну 2022-го, когда в Североатлантический альянс решили пачкой принять всех желающих: тогда президент Республики Сербской Милорад Додик объявил, что сербы ни за что не согласятся присоединиться к НАТО, а без их согласия БиГ этого сделать не сможет. С тех пор изменилось многое: чётче проявились амбиции крупных игроков извне западного поля, намеренных зайти в Европу с Востока; активнее стали работать западные игроки – тот же Додик, например, говорил, что американцы за сутки срывают любые договорённости между хорватами, боснийцами и сербами.
Стало видно, что Балканы усиленно подталкиваются к новой войне; яснее стал тот факт, что виноватыми опять назначат сербов, ну а доказанных ООН организаторов геноцида и самих в случае чего загеноцидить не грех – к этому и откопали убитую в Сребренице стюардессу; наконец, объявление боснийских сербов как бы вне поля применения международного права позволяет не учитывать их мнение при вступлении в НАТО. Именно поэтому 5 апреля Додик предложил от лица Республики Сербской выйти из состава Боснии и Герцеговины, а 23 мая – объявил, что в течение месяца его команда предложит план мирного раздела. Подробности появятся в новостях из Петербурга, куда на Петербургский международный экономический форум на рубеже первой и второй недели июня приедет сербский бунтарь.
Пока же всё выглядит так, что идеи о бескровном разделе БиГ - утопия. Здесь и прямо запрещающие выход Дейтонские соглашения, и интересы США, не желающих усиления Сербии и разрешения удобного источника противоречий в регионе, и возможность создать проблемы под боком у «диссидентов» Сербии, Венгрии, Хорватии и Словакии, и обеспечение работы сетей распространения оружия и наркотиков, и возможность обоснования усиления военного присутствия НАТО на перекрёстке Европы. Для нас же новая война на Балканах, где вдохновившийся резолюцией ООН цивилизованный мир вновь ополчится на сербов, является не только уязвимостью, но и возможностью – не зря международная пресса видит за разговорами о сербской сецессии именно руку Москвы. Да, руку Москвы ныне где только не видят, но тот факт, что многие громкие заявления на эту тему Додик делал в разговорах с Путиным и Лавровым, а сейчас поедет со своими планами именно на Неву, показывает и российский интерес в развитии и эскалации происходящего.
