Сообщество «Салон» 14:36 25 октября 2018

Экспресс, отель и мода

выставка «Путешествия как искусство» МBЦ «Музей моды» в Гостином дворе

«Меня везёт ночной экспресс в старый отель.
И пусть меня никто не ждёт у дверей,
Вези меня, ночной экспресс,
Вези меня скорей»

Из репертуара группы «Браво».

Обозревательницы гламурной прессы, а также их читатели, убеждены, что моду создают модельеры и заказчики. Это примерно как в том анекдоте про двоечника: «Ветер дует, потому что ветви качаются». Если бы глянцевый «пипл» и странные люди, упорно именующие себя историками моды, учили историю с географией, они бы тоже знали: мода меняется из-за самих условий бытия и локомотивом является экономика. А не Коко Шанель, которой вдруг захотелось носить свободные брючки и все дамы вслед за ней их надели. Сегодня мы поговорим и о локомотивах, и о Шанель, и о брюках. О путешествиях и легендарных отелях мира, воспетых в стихах и путевых заметках. «Век девятнадцатый, железный, / Воистину жестокий век!» - обречённо воскликнул Александр Блок, а Лев Толстой — безжалостно бросил на шпалы свою лирическую героиню. Развитие железнодорожного сообщения и общественного транспорта одна из важнейших вех истории человечества, поэтому ничего нет удивительного в том, что возможность путешествовать, переезжать с места на места повлияла на моду. Мобильный человек иначе движется и — по-другому одевается, нежели «домосед».

Возникают специфические фасоны дорожного платья и sac de voyage, саквояж — сумка для поездок. Согласно легенде первый женский костюм, состоящий их жакета и юбки, придумал портной Джон Редферн для свадебного тура принцессы Александры. Он просто взмахнул ножницами и разделил традиционное женское платье на юбку и корсаж. Созданная Редферном женская «двойка» пошла в массы. Идею подсказала сама жизнь — путешествие требует простоты и комфорта. Гениальные модельеры не сочиняют — они схватывают всё то, что носится в воздухе. Вот перед мной американский каталог ‘The ladies standard magazine’ за 1894 год - даны описания женских нарядов, предназначенных for the journey: пальто цвета оливы, чёрное с отделкой блё-руа и - водоотталкивающий макинтош серого цвета на подкладке из серого же тафтяного шёлка. Исторически совпали три процесса: бум дорожного строительства, окончательное превращение моды из каприза богатого меньшинства в индустрию и, наконец, появление большого числа отелей на все вкусы и кошельки.

Все эти явления объединила выставка «Путешествия как искусство» МBЦ «Музей моды» в Гостином дворе. Устроители сообщают: «Основу экспозиции составляют вещи из личной коллекции Павла Манылова: предметы обстановки, одежда и аксессуары, специально подобранные и изготовленные на заказ». Первое, на что хочется обратить внимание — дизайн помещения. Изумительная игра с пространством — зеркала, ширмы, бутафорские ступени. На малой по объёму площади сконцентрированы вещи, штуки, смыслы, эпохи. И — ощущения. Современные выставки напрочь лишены академической сухости и сопутствующего ей школярского пафоса — это скорее арт-проекты, чем унылая констатация. Экспозиция не поучает, но — дарит впечатление. Ты не первоклашка-дурачок, но гость. Цель — погружение. «В одном приятном уголке Французской Ривьеры, на полпути от Марселя к итальянской границе, красуется большой розовый отель», - писал Френсис Скотт Фицджеральд «Ночь нежна», однако, наш путь — на восток, а в Италию с Францией мы ещё вернёмся.

Первый зал обращён к сингапурскому отелю «Раффлз», построенному в конце XIX столетия. Колониальный шик — сплетение европейской респектабельности и восточной неги. Манекены в полувоенной одежде белых колонизаторов — песочный оттенок и пробковый шлем. (О, да, какое счастье, что мы в России — не так давно Меланию Трамп гневно осудили за то, что мадам надела такой шлем!). Для нас это - детское воспоминание о книжках Редьярда Киплинга. Он часто бывал в «Раффлзе», как и его соотечественник Сомерсет Моэм. Поговаривают, что Александр Вертинский здесь впервые исполнил свою песню «В бананово-лимонном Сингапуре». Так или иначе, русский Пьеро отлично уловил пряный, избыточный колониальный стиль: «В бананово-лимонном Сингапуре, в бури, / Запястьями и кольцами звеня, / Магнолия тропической лазури, / Вы любите меня». Фон — складная ширма с пальмами и южным светом.

Раздел «Сицилия» связан с деятельностью бандитов, игроков, бутлегеров и прочих ребят в апельсинных лаковых штиблетах. Речь идёт не только о сицилийских мафиози, но о всех тех, кто хватал «лёгкие» деньги в межвоенные времена. Угар и фокстрот. На витрине — фишки из казино, лорнет и доллары, а ещё — сигара и бутыль Hennessy. Манекен в полосатом костюме и белом кашне. Усики, шляпа, тросточка. Не то Джей Гетсби, не то — исполненная мечта Остапа Бендера. Или — подонок Рэтчетт, убитый в Восточном экспрессе?

Но вот совсем иная плоскость — путешествия Эрнеста Хэмингуэя, старика Хэма, как называли его наши родители-шестидесятники. Фрагмент экспозиции посвящён любимому городу Хэмингуэя — Венеции. «И город казался ему таким же прекрасным и волновал ничуть не меньше, чем тогда, когда ему было восемнадцать и он увидел его впервые, ничего в нем не понял и только почувствовал, как это красиво», - это последняя встреча старого полковника Ричарда Кантуэлла с грёзами юности. «За рекой, в тени деревьев» - пронзительная печаль и — осознание финала.

Бородатые манекены в строгих костюмах — все оттенки серого. Надобно отметить, что Павел Манылов не удовольствовался обычными портновскими муляжами — каждый персонаж являет собой, если не копию прототипа, то — особый тип внешности. «Это было желанье странствовать, вот и все, но оно налетело на него как приступ лихорадки, обернулось туманящей разум страстью», - это уже Томас Манн и «Смерть в Венеции», болезненно-эстетское произведение о том самом городе. «Это была Венеция, льстивая и подозрительная красавица, не то сказка, не то капкан для чужеземцев; в гнилостном воздухе её некогда разнузданно и буйно расцвело искусство, и своих музыкантов она одарила нежащими, коварно убаюкивающими звуками».

Экспозиция предназначена для грамотного посетителя — только он вскроет все культурные коды. Туповато «посмотреть на тряпочки» не удастся: мысль, идея тут же ускользает. «Город, как голос наяды, / В призрачно-светлом былом, / Кружев узорней аркады, / Воды застыли стеклом», - писал о Венеции Николай Гумилёв, а мы перемещаемся во Флоренцию, в отель «Четыре сезона», расположенный недалеко от галереи Уфицци. Зал «Флоренция» посвящён ещё и роману Сомерсета Моэма «Вилла на холме», где «...стояли роскошные канделябры и внушительная мебель эпохи Возрождения». История утончённой англичанки в декорациях фашисткой Италии. Зал «Флоренция», пожалуй, наиболее яркий — искусственная зелень, гипсовая голова микеланджелова Давида, громадное фото флорентийской панорамы и — дамы-кавалеры в нарядах Art Deco. В аннотации говорится, что женские костюмы — аутентично-итальянские 1930-х годов, а мужские — пошиты специально для ретро-показов. Легкомысленный мирок и ему нет дела до фашисткой диктатуры. Сюжет Моэма в помощь: «Мэри надела вечернее платье и кое-какие украшения, а затем устроила на голове довольно забавного вида маленькую шляпку, которая, однако, была очень модной».

Разговор о гостиницах оказался бы неполон без упоминания о «Ритце» - самом роскошном из отелей. Отсылка к истории Сезара Ритца, который в 1886 году купил на Вандомской площади особняк, некогда принадлежавший семейству де Грамон. Шик и великолепие — это ещё не всё; тут действует извечный дресс-код. Повествование автора — о мужских визитках (или по-английски – ‘morning coat’). Эта вещь была предназначена, как вы понимаете, для нанесения визитов и представляла собой однобортный сюртук с закруглёнными, расходящимися спереди полами.

Павел Манылов акцентируется на мадридском «Ритце», тогда как в парижском — том самом, на Place Vendôme долгое время жила Коко Шанель. Легенда моды и стиля, в молодости - ниспровергательница устоев, а в зрелые лета — догматик и консерватор, она так и говорила: «Ритц мой дом». Выставка расскажет о двух моментах жизни Шанель: её головокружительном романе с Артуром Кэйпелом в 1910-х годах и о послевоенной коллекции 1950-х. Время разбрасывать и — время собирать. Молодая Коко в морских брючках и — зрелая Великая Мадемуазель в твидовом чёрно-белом облачении. А на витрине — сюрреалистическая, в духе Сальвадора Дали — композиция: голова и руки манекена, украшенные в стилистике 1930-х годов.

И — сразу несколько рассказов о России. Первая остановка - «Метрополь». Гастроли прославленной балерины Клео де Мерод — красавицы, богини, затейницы. Молва приписывала ей коронованных любовников, а злопыхатели болтали, что её танец — посредствен, а хороша лишь античная головка, да и то в полупрофиль. На открытках и афишах. Манекен в балетной пачке — фантастическое сходство с той Клео. Узнаваемая причёска - волосы расчёсаны на прямой пробор, легкими волнами опущены на щёки и низко на затылке уложены в пучок. Ходили слухи, что де Мерод избрала такой фасон причёски, чтобы скрыть явное уродство – отсутствие мочки на левом ухе (ушлые репортёры спрашивали: правда ли, что мочка была отстрелена ревнивым поклонником?). «Тёмные волосы спускались на уши и были уложены в прическу, вошедшую в моду благодаря мадемуазель Клео де Мерод», - так описывал одну из своих героинь Сомерсет Моэм в романе «Бремя страстей человеческих».

Иная стихия - Айседора Дункан и Сергей Есенин. Тема - «Астория». Перед нами — стол с разложенными листами бумаги — для будущих стихов. Телефонный аппарат. И — русский самовар. Белокурый манекен в наспех и криво надетой шляпе — фигура крестьянского поэта. Кажется, что вот-вот он примется писать: «Корабли плывут в Константинополь. / Поезда уходят на Москву. / От людского шума ли, от скопа ль / Каждый день я чувствую тоску». А вот — радостная фестивальная мишура-шумиха. Отель «Националь» и люди-манекены, одетые по моде 1950-х. Юная девушка в приталенном цветастом платье, с начёсом, который позднее назовут «бабетта». На витринах — открытки, альбомы, пригласительные билеты, бижутерия, посуда и всё то, что напоминает нам о разгаре Оттепели. Мысль: это было так давно, что превратилось в легенду, сказку, миф. Послевкусие — мотив группы «Браво» с её ретро-ностальгией по никогда не существовавшим прелестям: «Старый отель, двери свои открой, / Старый отель, в полночь меня укрой».

Cообщество
«Салон»
5 марта 2024
Cообщество
«Салон»
Cообщество
«Салон»
1.0x