дом Достоевского

ДОМ ДОСТОЕВСКОГО

Это дом Достоевского.

На том самом исконном месте, где он от роду своего стоял.

Т.е. дом, в котором великий писатель, тогда еще унтер-офицер Семипалатинского линейного полка (есть фото тех лет, где он сидит со своим большим другом Чоканом Валихановым), вчерашний каторжанин, будучи проездом из Семипалатинска к возлюбленной своей в Кузнецк, останавливался в нем несколько раз на несколько дней.

В наше время там была симпатичная аптечка. В помещении с довольно высоким потолком и довольно высокими и светлыми окнами. Там, где теперь улыбчиво и стремительно прострелило пространство города автомагисталь с кольцом развязки в сторону нового моста. Именно в ту сторону, там, где по ледовой переправе он и продолжал далее свой путь в сторону Кузнецка.

Само собой ехал он оттуда и туда на санях.

Размещался этот дом в том месте, где ранее где был скромный и тихий уголок старого города.

История эта описанная не раз у разных писателей. Но мне попавшая впервые у Сергея Маркова, великолепного знатока Сибири, прекрасного знатока биографии Чокана Валиханова, яркого и обаятельного представителя степного народа, впоследствии отважного русского разведчика в Восточном Туркестане, почти что Рихарда Зорге тех лет, портрет которого в русском мундире с эполетами украшает ныне денежную купюру соседней державы.

Мне, почему-то, потом странно было читать о том, что с той, к которой он ездил на свидания, чуть ли не как Афанасий Никитин в такую даль, к которой писал такие пылкие и страстные письма, жили они с большими и яркими электрическими искрами между ними.

Дому этому повезло немного. Его потом пусть хоть и с большими терниями и докукой, но перетащили на новое место. И потом почему-то искривленную стену, обращенную в сторону проспекта, прямя ее (ее куда-то сильно повело в сторону), долго и безуспешно тесали.

Барнаул в этом деле, в деле перетаскивания на новое место старых построек не то, что преуспел. Но практика в нем такая практиковалась. Дом всемирно известного архитектора Носовича, часть проданного в Шахи не то на дрова, не то на курятник, директору тамошнего птицекомбината (о! — какая это была в свое время это громкая и затейливая история во времена демократизации и гласности), тоже перетащили на новое место. А правильнее сказать, из того, что от него осталось, сделали новодел. Конечно же и с купюрами. И с утратами. И с покосившимся набок шатром.

Но на своем месте он стоял на высоком холме.

А теперь ему, стоящему в низине, этот изъян, пожалуй, как бы уже и не в упрек.

И на этом, кажется, традиция прервалась.

А завтра и перерываться будет ли чему?

И не получила широкого распространения.

Что же до Федора Михайловича Достоевскому, то ему посещение нашего города, в отличие от других заезжих и ветреных гастролеров, это ни чем не улыбнулось, ну разве заштатной улочкой частного сектора, неподалеку от которой я живу.

Продолжением же этой темы может служить обращение к творчеству большого знатока дореволюционного Барнаула Сергея Павловича Залыгина, писателя более чем широкого спектра взглядов, который в своем романе «После бури», первая часть которого посвящена Барнаулу этих лет, устами своих героев, занятых бурением в поисках воды в Нагорном бору, самозабвенно и ожесточенно спорит не с кем либо (хотя спорил в своих произведениях устами своих героев он со многими), а с самим Федором Михайловичем Достоевским.

Но это уже особая тема, хоть к теме этого домика и близкая.

Как и сама тема их спора.