Мария РЯХОВСКАЯ. Россия в отражениях: документальные повести. — М.: ЛУч, 2014. — 376 с., 1000 экз.
Сербия. Крым. Казахстан… Конечно, это никакие не "документальные повести". Скорее развернутые лирические очерки. Лирические — потому что поданы через личное восприятие, через "я" автора-героини. Судя по всему, "я" это — да, не выдуманное, настоящее, non-fiction.
И места, описанные Марией Ряховской, — тоже настоящие, невыдуманные, а потому — недоступные для понимания "чужих". Вернее, "не-своих".
Нынешняя Россия для Сербии, Крыма, Казахстана — не чужая, но и не своя. Впрочем, и для себя она тоже — такая. Плохо отражается в зеркалах. Пьёт нефть, как собственную кровь. Дышит природным газом. Задыхается от сланцевого. Россия — это мы.
Как вчера, помню пронзительно-пустой день 5 октября 1993 года у расстрелянного, обгоревшего здания Верховного Совета, где вовсю танцевали и веселились сторонники победившей "демократии", и кусок "спирали Бруно", который лёг в мою ладонь острой, режущей кожу памятью о том, чего больше нет и никогда больше не будет. Своей страны, своей Родины, своего дома.
Возможно, мы жили в выдуманном мире, освещенном ложным солнцем (так в Древграде Эмира Кустурицы каждый вечер надувают огромный шар искусственной луны). Возможно.
Но Победа 1945 года — была. И полёт Гагарина — тоже был. И эти моменты всемирно-исторического творчества — неужто дальше стоят от Бога-Творца, чем нынешнее рыночное копошение? Наказана гордыня "строителей коммунизма" — строителей "новой вавилонской башни"? И что дальше? Или промысла всё равно никто не знает, а потому хорошо — просто жить, плыть по течению, смотреть на небо с белыми облаками. И не понимать, если вдруг с этого неба прямо на тебя начнут сыпаться бомбы, ракеты, "грады" со всем прочим инструментарием смерти. За что? По вере нашей воздаётся нам. И по делам. Не сразу, но неизбежно.
А жизнь — течет себе, вытекает из нас, через нас… Незаметно, неостановимо. Перетекает к нам от наших предков, от нас — к нашим детям.
Что мы знаем о той жизни? Что наши дети будут знать о том, как и чем мы жили? Да и — жили разве? Разве может быть жизнь в прошедшем времени? Палеонтология какая-то. Два-три поколения — уже "не чужие и не свои". Да, русские сказки, Пушкин, Есенин…
Но нужно ли всем "кухаркиным детям" управлять государством? Нужны ли "детям Бандеры" "Южмаши", а "детям степи" — Байконуры и станции загоризонтного слежения? У кочевника спрашивают, что означает "Алга!"? "Вперёд!" — отвечает кочевник. А как сказать: "Назад!"? "Нет у нас такого слова!" "Но
как же вы без этого слова обходитесь?" "А мы разворачиваемся, — говорит кочевник: и — Алга!"
Честно говоря, не знаю, что дальше будет с нашей страной. Что будет за "крымской весной" и нынешней "донбасской зимой". Развернется ли Россия снова лицом к будущему или просто будет ждать Страшного Суда? Или притерпится к участи "последней колонии Запада", куда славянских рабов снова будут поставлять правоверные исламисты? Или будущее человечества — русские православные китайцы?
"Делай что должно, и пусть будет что будет"? Но что — должно делать? Священные книги всех религий мира дают очень разные ответы на этот вопрос. Мария Ряховская его даже не задает. Для неё должно — то, что есть. Что есть, то и должно здесь и сейчас. Даже если нам это "здесь и сейчас" категорически не по нраву, выжигает сердце и душу… Убивает, в конце концов.
Но пока — мы живы. А вместе с нами живо всё наше. И живы все, кого мы знаем и помним.
Наверное, эти очерки, названные "документальными повестями", для Марии Ряховской — прежде всего подтверждение реальности её собственной жизни. А для читателей — "не скажу за всю Одессу", только про себя — внезапное напоминание про реальность чужих жизней. И своей жизни тоже — которая ничуть не "своя", но и не "чужая", в которой помнится далеко не всё (да не всё и хочется помнить), но уж совершенно точно не будет какой-то другой…
Так, за малыми черточками и детальками, которые вроде бы легко и бесхитростно набрасывает Мария Ряховская, в отражениях отражений, проступает нечто, которое нужно бы писать с заглавной, прописной буквы, но оно, это нечто, при всём его чудовищном величии, не есть Бог и не есть Россия, а потому — пусть довольствуется строчной…
