Известно, что число людей из академической среды, открыто поддержавших специальную военную операцию, крайне невелико. Профессоров, в той или иной форме заявивших о своей позиции «Всё для фронта, все для победы», считанные единицы. В Академии наук и вовсе стоит почти гробовая тишина. Места моральных авторитетов заняли либералы, воспевающие трусость и измену в форме «нравственного выбора в пользу мира». А настоящих моральных авторитетов, - ветеранов Великой Отечественной осталось крайне мало. Большая удача, кому довелось быть знакомыми с такими людьми. Для меня таким человеком является доктор философских наук, главный научный сотрудник Института философии РАН Давид Израилевич Дубровский. О том, что ему довелось пройти, говорит, например, тот простой факт, что в 1944 году он единственный выжил после атаки шестнадцати танков на батарею «сорокопяток» из 4 орудий. Выжил, потому что был контужен и засыпан землей. Вы можете познакомиться с его воспоминаниями. Уверяю вас, - они того стоят. Ведь ему удалось в 1943 году попасть в действующую армию в 14 лет и пройти войну до конца. Особенно интересно яркое описание фактов высокого народного патриотизма того времени. После войны он окончил Киевский университет, много лет работал в Донецке учителем в школе. Сейчас профессору Дубровскому 93 года, но он продолжает трудиться каждый день. Во время недавнего разговора в ответ на мой рассказ, как я под Харьковом сидел под артобстрелом, он философски заметил: «Ну что ж, мы в своё время вдоволь посидели под артобстрелами, теперь ваша очередь». Его позиция однозначна – нацистский режим на Украине должен быть разгромлен, а американские прихвостни примерно наказаны. Он сказал прямо, что чувствует потребность объединяться с единомышленниками, потому что в философской среде, к сожалению, их крайне мало. И это человек, который большую часть жизни проработал и до сих пор работает в Академии наук и в то же время профессором МГУ, всегда занимал активную жизненную позицию, обладает полнотой информации и связей.
После того как Запад навязал России академическую унию, наша наука была посажена на голодный паёк, с одной стороны и взята на содержание Западом через систему грантов, с другой стороны. Зарплаты удерживались намеренно на нищенском уровне, даже когда у государства появились деньги. Патриотическая партия в академической среде оказалась морально подавлена и почти перестала пополняться молодежью. Несмотря на все академические свободы, декларируемые и даже фактические, система контроля убеждений в этой среде работает чертовски эффективно, - поднять голову способны немногие. Мы знаем, что после войны в науку пришли фронтовики, это были мужественные люди, они не только имели способность к суждению, но и могли отстоять его. Сейчас от этого поколения остались единицы. Великое счастье, что мы начали тогда, когда они ещё среди нас. И эти единицы стремятся передать боевой дух солдат той войны солдатам войны настоящей. Они сказали «Пора!» и благословили нас на наше Восстание. В самом деле, - что есть наша война, если не восстание против криптоколониальной зависимости России, против торжества глобализма и сатанизма?
С началом войны я занял активную позицию поддержки сражающейся армии и флота, выступил против измены некоторых коллег, выезжал в зону боевых действий, как военный корреспондент и пропагандист. У либеральных коллег слова причастности к пропаганде вызывают лукаво-бесноватую улыбку, как будто ты, подобно умалишённому, признался в чём-то немыслимо постыдном. Работа профессора военкором вызывает схожую реакцию, хотя есть выдающийся и героический пример доктора экономических наук Марата Мусина, безвременно от нас ушедшего.
Подавляющее большинство академических коллег в социальных сетях объявили мне и подобным мне фактический бойкот. При этом видно, что они регулярно читают мои посты и обмениваются «шокирующим» контентом: «Ты только посмотри какая дичь! Он дружит с казаками!» или «Он поздравил Путина с днем рождения. Какая мерзость!» Но публично они никак себя не проявляют, делают вид или даже верят, что это совершенно незаметно. Куда там! Имеющий глаза да увидит. Не скажу, что меня это огорчило или было неожиданным, скорее напротив, - значит все было сделано правильно.
В последние пару месяцев от некоторых бывших коллег по гуманитарным наукам начали поступать форменные проклятья. Типичным были обвинения, что я превратился в «монстра» и «чудовище». Либеральные люди изумлялись, как они вообще могли общаться с таким «инфернальным существом»?! Впрочем, это есть не что иное, как проявление типичного либерального сектантского мышления. Порой они идут ещё дальше в своём патологическом стремлении изолировать свой круг общения до «рукопожатых», - стремятся создать вторичный защитный контур – контур правильных друзей своих друзей.
В 2015 году один молодой лауреат премии BBC возмущённо вопрошал в мой адрес: «Как!? Как у меня с этим… (далее непечатно) может быть 12 общих друзей!». На днях мне и вовсе пожелали скорой смерти на фронте. Правда из Израиля. Но зато бывший сосед по общаге. Я отправил его к Стене Плача покаяться за предательство своего народа и жертв Холокоста.
Чуть ранее меня «по-дружески» предупреждали, что я разделю судьбу Дарьи Дугиной, потому что я тоже философ и журналист и занимаюсь тем же самым. Если обобщить, я наблюдаю повышенное внимание со стороны своих либеральных коллег, поэтому решил обратится к тем, кто меня знает и кого моя политическая и гражданская позиция в условиях войны, скажем так, - «беспокоит». Пора расставить все точки над «ё» и объяснить, кому куда полезно идти, пока ситуация располагает.
Мне приходилось идти на вы с некоторыми из вас лично, однако сейчас настал момент категорических обобщений. Как оказалось, до 2014 года многие из вас скрывали свою откровенную антигосударственную позицию, хотя не скрывали прозападную. У вас была верная стратегия против патриотов – высмеять их: вы ерничали, иронизировали, пускали в ход сарказм, любые аналогии и формы панибратства «Старик, мы же всё здесь хорошо понимаем…». Вы не могли действовать совершенно открыто, несмотря на своё доминирование в академической среде. Мне казалось, что присоединение Крыма всех проявило, но я ошибался. Все проявилось именно после 24 февраля. И даже после мобилизации. Началась настоящая война, и теперь все маски сброшены.
Я сын и внук русских офицеров и никогда не терял связь с нашими вооружёнными силами, в том числе, - в своей научной деятельности. Сейчас это стало очевидно для либеральных наблюдателей, но для многих это оказалось неприятным сюрпризом. Среди коллег много людей, искренне ненавидящих всё военное, проповедующих идеалы пацифизма, причём пацифизма русофобского и откровенно самоубийственного. Есть факультеты и даже вузы, где таких большинство. Они корчат из себя моральных авторитетов, «совесть нации». Они не моральные авторитеты, они отбросы нашего народа.
Признаюсь, временами мне было чертовски неуютно среди вас, – либеральных коллег, среди пятой колонны. Среди вас мы провели слишком много времени. Некоторых я откровенно презирал, некоторых даже ненавидел. Худшие из вас были взяты на содержание странами Запада и потворствовали ликвидации нашей государственности. Во всех несчастиях, которые обрушились на нашу науку и образование, вы винили нашу власть и Владимира Путина лично. Однако в этих несчастьях в первую очередь были виноваты вы - отечественные либералы. Похоже, что Россия единственная в истории страна, в которой интеллектуальная элита откровенно враждебно относится к своему государству. Вы оправдываетесь, что ненавидите власть Путина. Нет. Вы ненавидите саму независимую Россию. Заслуги Владимира Путина по спасению нашего государства очевидны и неоспоримы любому, кто имеет глаза. Вы требуете звериной серьёзности к своим спекуляциям, апеллируете к извращенно понимаемому международному праву, требованию сменяемости власти, к демократическим нормам, ко всякому вздору, который вы навязали нашему обществу. Мы ждали, что явится Государь (в данном случае это слово, однокоренное с «государством» и означает главу), и он пришёл. И чем дольше в наши дни он будет способен управлять государством, тем лучше для России.
Скажу крамольную вещь, - многие, так называемые научные школы, ничем не отличаются по своим правилам поведения от тоталитарных сект. Они требуют полного контроля мировоззрения своих учеников. Именно по этой причине в академической среде так успешно распространяется либеральная зараза. Особенно уродливые формы это явление принимает в гуманитарных науках, где научная истина носит гораздо более спекулятивный характер, чем в науках естественных. Всё это не удивительно: академическое сообщество есть доживший до наших дней средневековый цех, а то и рыцарский орден. Поэтому, чтобы защитить диссертации и сделать карьеру в этой среде, требуется проявлять способность к мимикрии, к сокрытию своих истинных взглядов и жизненных целей. Мне помогало, что для меня на академической среде свет клином не сошёлся, - с переменной частотой я занимался журналистикой, выполнял подрядные аналитические работы по специальным темам.
Одна гуманитарная дама, помнится, резко отказалась общаться со мной, когда на вопрос о делах на работе, я посетовал, что срезали последние деньги на академические командировки. Она привела примеры «успешных» коллег, которые ездят по конференциям за счёт зарубежных грантов. В этом вся экономическая суть русского либерала – жить за чужой счёт и хаять свою Родину. Кстати, когда они живут за счёт Родины, работая в государственных НИИ и ВУЗах, она тоже остаётся чужой. Они убеждены, что интеллигент просто обязан всегда быть против своего государства, дескать, это в этом его высшее предназначение. Эта безумная аксиома – альфа и омега русской либеральной интеллигенции.
Многие из вас неоднократно обвиняли меня в том, что я пишу «публичные доносы». Речь шла о моих статьях в прессе, в которых я критиковал возмутительные по свой наглости публичные высказывания либеральных коллег. Это тот самый институт публичного доноса, с которым в академической среде столкнулись многие патриоты и, природу которого я неоднократно раскрывал. По мнению оппонентов я поступал подло и низко, хотя делал это открыто. При этом известно, что они сами пишут доносы, только настоящие - тайные, считая их то ли охранной грамотой, то ли индульгенцией для сохранения своей безнаказанности. Поколение диссидентов и «демшизы» славилось тем, что почти все среди них были агентами Пятого управления. Вряд ли сейчас ситуация сильно отличается, - азефовщина процветает.
Многие из вас почему-то думали, что, если я принадлежу к школе аналитической философии, имеющей очевидные англо-американские корни, я должен быть западоидом и разделять либеральную идеологию. Несмотря на то, что я не скрывал своих патриотических взглядов, вам решительно невозможно было в это поверить. Вы считали, что я вас троллю и валяю дурака даже после крымских событий. Почему? «Потому что аналитический философ решительно не может не быть либералом»! - когда я осознал эту ложную ассоциативную связь в ваших умах, мне стало смешно. Оказывается, ваш выбор аналитической философии носил не научный, а мировоззренческий характер, - это был ваш способ встать на сторону Запада, ваш способ измены. Мне же аналитическая философия была интересна сама по себе как разновидность философии науки.
Вы смотрите на Россию с высоты своих идеалистических хотелок, почерпнутых из западной пропаганды и научно-увеселительных поездок. Вам навязали абсолютные критерии для оценки своей страны, и, вы пользуетесь ими. А когда некоторые необдуманно пользуются этими критериями для оценки стран, в которых находятся штаб-квартиры их любимых фондов, вам дают по рукам. Впрочем, подобных инцидентов почти не бывало с 90-х, - система управления личным составом вашими партийными кураторами откалибрована идеально. Вашей партийной дисциплине позавидовали бы большевики, - среди них были разные уклонисты и фракции, вы же совершенно шаблонно прозападны. О вашей дисциплине говорят ваши двухнедельные паузы, которые вы берёте для получения ЦУ и координации травли особо-опасных оппонентов.
Вы практикуете настоящую цензуру мысли, о которой писал обожаемый вами Оруэлл. Когда некто отдает должное подвигам наших ядерщиков, ракетчиков и сталеваров, вы грубо одергиваете их: «Не о том думаете! Сельские школы без тёплых туалетов! Вот о чем писать надо, а не о ваших реакторах и этих «зато мы делаем ракеты»!» Я это слышал сотни раз. Порой создаётся впечатление, что вы о России способны думать только в понятиях отхожих мест, более того, навязываете такие «правильные мысли» другим.
Вы патологически страдаете комплексом отрицательной национальной исключительности. Россия для вас - самое скверное государство в истории. Разве что КНДР для некоторых хуже, хотя эту маленькую и дерзкую державу есть за что уважать, - в первую очередь за суверенитет, которым в наши дни обладают только ядерные страны.
С конца Перестройки мы, семьи офицеров, искренне ждали военного переворота. Во время кровавых событий октября 1993 года мы были в отчаянии от того, что враг добил нас после трагедии 91-го года. В институте у нас, небольшой группы студентов, состоялся откровенный разговор с одним информированным преподавателем. Это было после принятия Конституции, известные статьи которой нас ужаснули, поскольку ограничивали наш суверенитет и полностью перечёркивали достижения советской власти и ликвидировали её институты. Профессор признал наши подозрения и сказал, что наша власть фактически признала вассальное положение России, но этот срок ограничен. На вопрос, насколько долго, последовал чёткий и мгновенный ответ: «Это, сынки, на 25 лет». Мы поверили сразу и безоговорочно, было ясно, что 25 лет – оптимистичный прогноз. Стало ясно, что предстоит длительная борьба и, в конце концов, - война.
Для многих из вас философия была в высшей степени рафинированным, элитарным академическим занятием, позволявшим возвысить себя над обществом, а для меня она была и является разновидностью знания. Это знание, несмотря на свою кажущуюся предельную абстрактность, помогает защищать нашу страну, побеждать врага.
Среди философов нашего времени принято рассуждать о роли, функции, пользе философии. Это объяснимо: среди мажоров философом быть модно, но философия не вполне на своём месте в современном обществе. Для меня этот вопрос никогда не был проблемой, я всегда считал, что это специальность идеологическая и, в условиях военного времени философы сразу же должны пойти в политработники, в спецпропаганду; а те, кто владеет иностранными языками - в органы разведки и контрразведки.
Я и мои немногочисленные настоящие друзья всегда знали, что война с Западом неизбежна и мы готовились к ней. Мы дождались её. Не скажу, что в этом нет момента некоего глубокого удовлетворения. Нельзя жить в стране, в которой интеллектуальная элита, интеллигенция убеждена, что она должна всегда быть против государства и при этом спокойно жить за государственный счёт.
Нельзя жить в стране, в которой вы являетесь проводниками разрушительнейших реформ науки и образования, несмотря на ваш стон по этому поводу. Я ему не верю ни на йоту. Те из вас, кто занял должности, мгновенно входят в финансовый вкус этих реформ и присваивают себе в год суммы, которых хватит, чтобы каждому сотруднику заплатить дополнительную годовую зарплату.
Нельзя жить в стране, в которой вы считаете темы ЛГБТ-пропаганды и прочих форм вторжения в человеческую природу, в лучшем случае, – несерьзными для беспокойства на государственном уровне, а в худшем – открыто поддерживаете толерастию.
Такое государство, в котором мы жили до 24 февраля, долго существовать не может. С этим была способна покончить только война. Хуже ужаса без конца, как известно, только ужасный конец. Началась война и она, как все великие войны, поистине ужасна. Но мы сделаем всё, чтобы окончание войны стало нашей Победой и ужасным концом для наших врагов.
Илл. Пётр Басин "Сократ в битве при Потидее защищает Алкивиада" (1828)
Автор - доктор философских наук, профессор Финансового университета при Правительстве РФ
