Комета сталинизма

№ 51 (892) ОТ 22 ДЕКАБРЯ 2010 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web

Феномен сталинизма притягивает к себе с каждым годом все большее количество заинтригованных исследователей, однако по-прежнему остается загадочным явлением в русской и мировой истории. По сути, речь идет о колоссальном комплексе событий, разворачивающихся одновременно, находящихся в мощном резонансном взаимодействии, в едином информационно-смысловом поле.
Сталинская Россия более всего напоминает огненную комету, раскинувшую от горизонта до горизонта туманный шлейф рубиновых облаков. Сегодняшняя Россия похожа на комод с бесчисленными ящичками, полочками и перегородками. В каждом таком ящичке время течет по-своему, совершенно особенно тикают часы, частным образом ткется своя, какая-то отдельная маленькая жизнь. Сегодня Россия расфасована, фрагментирована, разделена на крохотные, довольно затхлые заимки.
Сталинизм таинственным образом объединил Россию, свел ее разновеликие ручьи в единое русло, создал "кумулятивный эффект", с помощью которого была пробита броня жизненных устоев, сломана земная логика. Сталинизм — туннель в инобытие.
Расцвет этого фантастического цветка на суровой русской ниве я бы назвал сталинским всплеском. Всплеск — в этом слове уживаются стремительность и идея восхождения. Всплеск — это мгновенное движение ввысь, вхождение в область мерцающего света. В этом слове есть нечто зыбкое, неустойчивое, обещающее неизбежное падение в сырую мглу… Но есть в этом слове особая легкость, тайная возможность повторять себя вновь и вновь.
Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три — живая фигура замри!..
Архитектурные сооружения, эти каменные гости из прошлого — важнейший инструмент трансляции в наш мир ушедших периодов и состояний. Архитектура — воистину окаменевшая волна, застывшая рябь истории.
Сталинская архитектура ждет своего подлинного, глубокого исследователя. Первые шажки на пути разгадывания заложенного в неё шифра сделаны еще в 70-е годы прошлого века. Сегодняшняя оптика, угол восприятия сталинской архитектуры особенно интересны с учетом глубины падения, которое переживает градостроительная мысль сегодня. Мы смотрим на звезды со дна глубокого колодца, что, несомненно, усиливает силу и ясность наших переживаний.
Россия при Сталине была отстроена заново. Сталинская архитектура незаметно или явно составляет костяк застройки всех старых городов советской империи. Взор современных исследователей полон восторга и недоумения: "Что это было, папа?".
Удивляют прежде всего колоссальные масштабы строительства. Миф о том, что сталинская архитектура была прерогативой имперских столиц — разбивается о реальность. Дворцы с портиками и фронтонами, дома с ротондами, шпилями, теремками и башенками строились не только в губернских, но и районных центрах. Многим старым городам России сталинский сегмент застройки придает европейский, весьма респектабельный вид. Трудно не согласиться с тем, что сталинская эпоха продуцировала высочайший уровень градостроительного мышления. Хаотическая "купеческая" застройка уступала место академическому, научному подходу, заменялась стратегическим планированием. Так, в областных центрах возникали высочайшего качества архитектурные ансамбли, включающие бульвары, парки и скверы, — все это весьма напоминает Париж эпохи Наполеона III. Надежность, солидность, презентабельность сталинской архитектуры не вызывают сомнения. Однако притягательная ее мощь заключена в ее иррациональности, искривленности и некой даже химеричности. Она как будто дышит, приглашая в странный и неведомый мир.
Архитектурный сталинизм возник на перекрестке утопий. Одна из них, ренессансная, идущая через век просвещения и французскую революцию, несла в себе ген перелицованной античности с культом общественных зданий и народных собраний.
Другая утопия — государственная, имперская, напрямую отсылающая к императорскому Риму, к его мощи и монументальности. Она же ведет нас и к пронизанному магической роскошью образу Восточного Рима. Сталинская Москва, как "порт семи морей", впитала в себя воспоминания о Новом Риме, стоящем на Босфоре. Отсюда ярко выраженный восточный, византийский профиль позднего сталинизма.
Однако все это накрывала, перекрывала великая крестьянская утопия. Сталинизм в целом являлся проекцией идеалов русского крестьянства. Несомненно, Сталин был крестьянским царем, а его эпоха — эпохой высвобождения накопленной вековой энергии русского большинства.
Несложно предположить, что в представлении русского крестьянина усадьба помещика была символом достатка и преуспевания. Именно дом с колоннами, ампирная мебель, хрустальные люстры, расписные плафоны пленяли воображение простого народа. Когда этот народ вышел из лубяных изб на простор державной стройки, то явился на свет новый классицизм, естественным образом выросший из гена дворянской усадьбы. Поддержанный властью, выпестованный блистательными академиками "сталинский ампир" стал одним из символов эпохи.
Правда, в своей повседневной жизни русский крестьянин мог наблюдать еще один замечательный тип сооружения. Речь идет о православном храме. "Храмовый подтекст" многих строений сталинской поры замечен многими. Как и то, что сталинские высотки созданы по образу и подобию пятиглавых соборов. Некоторые из высоток напрямую заимствуют элементы шатровых колоколен.
Шпили и звезды сталинских башен тянутся не в материальный космос, но в крестьянский рай, в мир, исполненный природного изобилия, в область вечного праздника, где тенистые чертоги создают увитые плющом ротонды, где у кисельных берегов несут свои волны густые молочные реки…
Так возникли в сердцевине железного ХХ века эти каменные субтропики, эта воплощенная мечта об утраченном климате, сказочные ворота в живой индоевропейский миф.
Мне скажут, что "исторический крестьянин" родил образцового обывателя, взыскующего не рая, но "удобств". Обыватель же родил, затем, "идеального потребителя", неспособного к творчеству, не слышащего в себе таинственный зов земли и космоса…
Но, может быть, все обстоит совсем по-другому? И жесткие непреложные законы социального развития легко переворачиваются одним только жестом, мгновенным отблеском?
Море волнуется три…
Андрей Фефелов