С ростом международной напряженности и обострением внутриполитической ситуации в самих США (серия шпионских скандалов, разгул маккартизма – все это способствовало тому, что в стране нарастали антикоммунистические настроения) события в Иране все больше тревожили американцев. Если поначалу жалобы А. Гарримана на иранского премьера в Вашингтоне особенно остро не воспринимались, то по прошествии времени к этой информации стали относиться более серьезно. Восстание в поддержку М. Мосаддыка летом 1952 г., а вернее – та решительность, с которой начал действовать вернувшийся к власти премьер, не могли не отразиться на восприятии американцами ситуации в Иране. В те дни руководство США сочло, что власть шаха оказалась под угрозой. Именно тогда М. Мосаддык заставил монарха отправить подальше из страны его мать и сестру (которых справедливо считал своими недоброжелателями) за то, что обе женщины непозволительно вмешивались в государственные дела. Премьер урезал шахский бюджет, сам себя назначил военным министром и убедил меджлис делегировать ему такой объем властных полномочий, какого Иран не знал со времени правления Реза Пехлеви в 20-х годах XХ в. Еще большие опасения вызывало в Вашингтоне укрепление позиций Туде (несмотря на то, что с февраля 1949 г., после совершенного членом партии Н. Мирфахараи покушения на шаха М.Р. Пехлеви, в котором монарх чудом выжил, партия была объявлена вне закона). В силу того, что платформа Туде имела выраженный коммунистический характер и призывала Иран ориентироваться на Советский Союз, Вашингтон отождествлял ее деятельность с “рукой Москвы”. Позже Д. Ачесон признал, что страхи относительно Туде были необоснованными – партия не обладала ни достаточной идейной, ни организационной силой. Ей не хватало единства, ее многочисленных лидеров раздирали противоречия. Отметим, что сам М. Мосаддык, хотя и считал Туде орудием советского влияния, но, объективно оценивая возможности партии, не боялся ее. Однако идея якобы готовившегося Туде коммунистического переворота казалась ему хорошим козырем в переговорах с американцами. Он любил повторять, что в результате ослабления позиций Великобритании и отсутствия достаточной помощи со стороны американцев, Народная партия может стать реальной альтернативой существовавшему правительству. По мере затягивания конфликта внутри администрации демократов, в частности, со стороны представителей силовых структур (министерства обороны и комитета начальников штабов) все более усиливался нажим на Г. Трумэна. Политическая ситуация в Иране, писал помощнику госсекретаря Д. Брюсу министр обороны США Р.А. Ловетт, “ведет к стремительному росту антизападных настроений и делает опасность государственного переворота – неважно, силами коммунистов или Национального фронта, – значительно более вероятной, чем того можно было ожидать”. Начиная с августа 1952 г. военные, считавшие, что “Объединенное Королевство больше не в состоянии в одностороннем порядке поддерживать стабильность в регионе”, стали требовать от администрации более решительных шагов. Видимо, рассуждали они, для Америки настало время “заменить” британское влияние в Иране, как это уже произошло в Греции, Турции и Саудовской Аравии; в борьбе с коммунизмом ставки так высоки, что риск испортить отношения с Великобританией меркнет на фоне главной идеологической и геостратегической угрозы. Интересно, однако, то, что, обосновывая необходимость изменения политики в отношении Ирана, Р. Ловетт не имел в виду меры военного характера. Он настаивал на существенном увеличении объемов экономической и финансовой помощи Ирану, направленной, в первую очередь на оживление нефтеперерабатывающей индустрии страны, и проведении политики, которая обеспечивала рынки сбыта иранской нефти. Самостоятельная американская политическая инициатива, по мнению министра обороны США, должна была стабилизировать положение в Иране и таким образом снять вопрос о военном вторжении с повестки дня. В то же время, отмечал Р. Ловетт, в том случае, если партия Туде попытается захватить власть, американцы должны быть готовы и к применению силы. Однако Д. Ачесон, в целом признавая справедливость аргументации министра обороны, предпочитал действовать более осмотрительно. Перспектива разрыва с англичанами ему не нравилась. Поэтому осенью 1952 г. он вновь попытался прорвать тупик в переговорах. Процесс обмена многочисленными дипломатическими нотами в очередной раз продемонстрировал тщетность этих попыток. М. Мосаддык стоял на своем: он соглашался компенсировать англичанам только экспроприированную “физическую” собственность, категорически отказываясь обсуждать вопрос о выплате будущей прибыли. В конце концов, иранский премьер, которому уже не в первый раз докладывали о направленной против него тайной деятельности англичан, вышел из терпения и принял решение о разрыве дипломатических отношений с Великобританией. Это событие способствовало активизации процесса вовлечения американцев в конфликт. Говоря об эволюции позиции администрации демократов в отношении Ирана, необходимо подчеркнуть ряд важных моментов. Во-первых, администрация Г. Трумэна рассматривала возможность ужесточения мер – как “специальных”, так и военных – лишь в качестве ответных шагов – в случае “коммунистического” переворота или открытого вторжения. Во-вторых, члены администрации, включая самого Г. Трумэна, до самого конца срока пребывания в Белом доме не были уверены в том, что имеется приемлемая для Запада альтернатива М. Мосаддыку. Более того, многие в администрации считали, что именно М. Мосаддык, возможно, является гарантией демократии в стране. Вот почему Г. Трумэн на протяжении двух лет упорно отказывался обсуждать британское предложение об отстранении иранского премьера от власти. И, наконец, третье замечание касается отношения президента к “специальным”, т.е. тайным операциям против правительств других стран. Несмотря на то, что именно Г. Трумэн является “отцом” ЦРУ, и что поначалу он довольно решительно (даже более смело, чем впоследствии Д. Эйзенхауэр) поощрял весьма рискованные разведывательные операции, со временем он стал осторожнее. После того, как многие из этих операций закончились неудачей, и особенно после того, как в Советском Союзе прошла испытания атомная бомба, президент стал не на шутку опасаться действий, которые могли спровоцировать конфликт с могучим противником. Касательно непосредственно Ирана настороженное отношение президента и госсекретаря к подобного рода действиям усугублялось тем, что англичане, уже неоднократно предпринявшие попытки свержения М. Мосаддыка (последняя из которых в октябре 1952 г. привела к многочисленным арестам заговорщиков и разрыву дипломатических отношений с Великобританией), терпели неудачи. К концу президентства Г. Трумэн отдалил от себя многих высокопоставленных чиновников им же созданного ведомства, с его точки зрения, слишком рьяно продвигавших идею тайных операций.
Важным событием в процессе эволюции позиции Вашингтона в отношении Ирана явились встречи главы британской разведки М16 в Тегеране К.М. Вудхауза с высокопоставленными чиновниками ЦРУ и госдепартамента США, состоявшиеся в начале ноября 1952 г. Целью визита полковника в Вашингтон было предложить американским коллегам совместную операцию по свержению М. Мосаддыка. Отправляясь на встречу в американскую столицу, К.М. Вудхауз знал, что традиционная аргументация – об “украденной” британской нефти – не вызовет энтузиазма в Вашингтоне, а потому имел в своем арсенале аргументы иного плана. “Не желая быть обвиненным в попытках заставить американцев таскать британские каштаны из огня, – писал он позже, – я решил сделать упор не на необходимости возвращения контроля над нефтью, а на коммунистической угрозе Ирану”. Предложение британского разведчика вызвало удивление американцев, причем не только в госдепартаменте, но даже среди многих сотрудников ЦРУ. По-прежнему противился идее переворота Д. Ачесон и посол Л.У. Хендерсон – оба склонялись к продолжению дипломатического диалога. Даже в тегеранском бюро ЦРУ возможность США участвовать в подготовке переворота была приравнена к поддержке “англо-французского колониализма”. Тем не менее, в обоих ведомствах предложение англичан пообещали изучить. Фактически с момента этой встречи англо-иранская “внутрисемейная” ссора по поводу распределения нефтяных доходов постепенно стала перерастать в международный политический кризис, логически разрешившийся в августе 1953 г. Одновременно центр управления кризисом смещался за океан, где все отчетливее осознавали беспомощность англичан. Из дипломатического посредника Вашингтон превращался в главного режиссера созревавшего заговора. Встретившись в ноябре 1952 г. с вновь избранным президентом Д. Эйзенхауэром, Д. Ачесон поделился с будущим хозяином Белого дома опасениями в отношении процесса дезинтеграции иранской экономики и социальной структуры. Если не попытаться взять контроль ситуации в свои руки, рассуждал госсекретарь, кризис будет углубляться и может привести к тому, что у США не останется иного выбора, кроме как использование военной силы. Буквально через пару недель после этой встречи госдепартамент объявил, что “не будет возражать”, если американские компании станут покупать иранскую нефть. На протяжении последних недель пребывания на посту госсекретаря Д. Ачесон твердо поддерживал рекомендации Р. Ловетта не применять антитрестовские меры против крупных международных нефтяных корпораций, целью которых было создание стабильного рынка сбыта иранской нефти. Однако это отнюдь не свидетельствовало о каком-либо смягчении позиции Вашингтона в отношении М. Мосаддыка. Скорее наоборот: документы главного разведывательного ведомства США и Совета по национальной безопасности конца 1952 г. свидетельствуют не только об усилении интереса к проблеме, но и об ужесточении риторики администрации демократов в отношении этой страны. Так, в середине ноября 1952 г. эксперты ЦРУ и других правительственных ведомств совместно подготовили аналитическую справку, посвященную обзору ситуации в Иране. Несмотря на то, что специалисты сошлись во мнении, что М. Мосаддык “почти наверняка желает сохранить поддержку со стороны США в качестве противовеса СССР” и что “правительство Национального Фронта, скорее всего, в 1953 г. сохранит власть”, они отмечали, что, “если существующие тренды и тенденции в Иране не будут сдерживаться после 1953 г., усиливающаяся внутренняя напряженность и продолжающееся экономическое ухудшение… могут привести к утрате правительством власти и откроют дорогу постепенному переходу контроля в руки Туде”. Посвященная ситуации в Иране директива СНБ 136/1 от 20 ноября 1952 г., выдержанная в значительно более жесткой тональности, указывала на то, что обстановка в стране “содержит в себе значительный элемент нестабильности” и “представляет риск государственной безопасности Соединенных Штатов” и что в случае осуществленного Туде переворота США должны “попытаться свергнуть коммунистическое правительство”. Более того, если СССР “начнет прямую атаку на страну (Иран. – Е.Г.), США, в зависимости от обстоятельств, могут трактовать это как casus belli”. Вместе с тем, было совершенно очевидно, что какие-либо конкретные действия против М. Мосаддыка (тем более, тайная операция по его свержению) в администрации в это время не обсуждались. Директор ЦРУ У.Б. Смит и его первый заместитель А. Даллес были вынуждены сообщить своим английским коллегам, всерьез рассматривавшим возможность замены иранского премьера, что “до тех пор, пока Трумэн сидит в Белом доме, ничего сделать нельзя”. Однако долго скучать в ожидании своего часа профессиональным американским разведчикам не пришлось. В результате прихода к власти республиканцев многие сторонники тайной операции продвинулись по служебной лестнице и оказались на ключевых постах новой администрации. Бывший заместитель директора ЦРУ А.У. Даллес встал во главе разведывательного ведомства, бывший директор ЦРУ У.Б. Смит получил должность заместителя госсекретаря, а бывший начальник Управления координации политики государственного департамента США, предназначенного для ведения политической, психологической и экономической войны против СССР, заместитель (с августа 1952 г.) начальника ЦРУ Ф. Уиснер стал во главе спецподразделения ЦРУ, ответственного за проведение тайных операций.
Конечно, взаимопонимание главы администрации и братьев Даллесов, и известная “предрасположенность” нового президента к тайным операциям ЦРУ отнюдь не означали, что Д. Эйзенхауэр вошел в Белый дом с намерением устранить М. Мосаддыка. Решение это вызрело под влиянием целого комплекса факторов – как внешнеполитических, так и внутренних, а также специфики ситуации в Иране. По принципиальным вопросам внешней политики – глобальная роль США в мире, угроза “спонсируемого” СССР коммунизма и необходимость активного противодействия ей – Д. Эйзенхауэр разделял взгляды предыдущей администрации. Это отражало феномен сложившегося в США двухпартийного консенсуса “холодной войны”. Общность взглядов имелась и в отношении Ирана, который Д. Эйзенхауэр, также как и Г. Трумэн, относил к числу стран, в стратегическом плане “критически” важных для США. В то же время совершенно очевидно, что лозунг “отбрасывания коммунизма”, активно эксплуатировавшийся республиканцами во время избирательной кампании, не был для них лишь пропагандистским ходом. Обещанная электорату наступательная позиция в отношении сдерживания коммунизма определенно влияла на оценку администрацией внутренней ситуации в Иране и, в частности, роли самого М. Мосаддыка. В отличие от демократов, новая администрация не была склонна считать его неким гарантом против коммунизма. В Вашингтоне с тревогой наблюдали за тем, как политические единомышленники удаляются от премьера и вокруг него образуется своеобразный политический вакуум. Критический момент для принятия решения о необходимости смещения М. Мосаддыка наступил в феврале 1953 г., когда бывшие соратники по Национальному фронту резко отмежевались от премьера, создав впечатление, что только партия Туде оказывает ему организованную поддержку. В Вашингтоне были сделаны выводы о реальной возможности коммунистического переворота в Иране. Отчасти эти опасения имели под собой основания: создавалось впечатление, что правительство действительно позволяет Туде действовать более открыто, а популярность партии на фоне экономического и социального кризиса и усиления в Иране антизападных настроений растет буквально с каждым днем. Особых затруднений по поводу выбора методов устранения иранского премьера в администрации не возникло: Д. Эйзенхауэр как военный человек и как политик понимал преимущества секретной операции – ее относительную дешевизну и несравнимо меньший общественный резонанс. В марте 1953 г. госсекретарь США Дж.Ф. Даллес обратился к младшему брату с просьбой разработать детальный план смещения М. Мосаддыка с поста главы правительства. Одновременно США стали настойчиво призывать англичан осознать тот факт, что АИНК уже не вернуть. Несмотря на горечь поражения в борьбе за “возвращение” нефти, новость о том, что США приняли решение о тайной операции, была встречена англичанами с воодушевлением. План действий, заключался в том, что шах своими специальными указами – фирманами – должен был сместить М. Мосаддыка и назначить на его место генерала Ф. Захеди, выбранного западными архитекторами заговора на роль нового главы правительства. Среди иранских политиков Ф. Захеди являлся весьма неоднозначной фигурой. В Иране он был известен как пламенный патриот, искренне ненавидевший англичан и поначалу не только работавший в правительстве М. Мосаддыка, но и приветствовавший его решение аннулировать концессию АИНК. Выбор заговорщиков пал на генерала, главным образом, по двум причинам: их привлекла его личная неприязнь к премьеру и ярко выраженная ненависть к коммунизму. Важно отметить и тот факт, что в предстоящем перевороте генералу отводилась временная и второстепенная роль – фактически он должен был стать инструментом для возвращения реальной власти в Иране монарху. Главной фигурой в процессе свержения премьера и после переворота должен был стать шах М.Р. Пехлеви. План готовился совместно ЦРУ и британской службой разведки (SIS). Разработка деталей операции была поручена интеллектуалам из обеих стран. С британской стороны за нее отвечали Энн К.С. Лэмбтон и Роберт Захнер, с американской – Д.Н. Уилбер. Консультировал проектировщиков заговора американский посол в Иране Л.У. Хендерсон. Непосредственным руководителем операции был назначен глава ближневосточного отдела ЦРУ, внук президента Т. Рузвельта, Кермит Рузвельт. 19 июня, после согласования на самом высоком уровне – с премьер-министром У. Черчиллем, министром иностранных дел Э. Иденом, президентом Д. Эйзенхауэром, госсекретарем Дж.Ф. Даллесом и шахом М.Р. Пехлеви, план, получивший кодовое название TP-AJAX (британские спецслужбы дали операции название “Operation Boot”), был одобрен. Он предусматривал инструктаж и финансовую поддержку кандидата на пост главы правительства, а также других оппозиционных политиков, работу с шахом, который фактически должен был благословить переворот, и подготовку общественного мнения, что, в сущности, являлось логическим продолжением операции “BEDAMN”, но теперь в качестве мишени имеющим непосредственно М. Мосаддыка. Завершение операции намечалось на середину августа.
В течение всего этого времени К. Рузвельт неоднократно посещал Иран, встречаясь с Ф. Захеди и другими ключевыми фигурами из оппозиции. Действовали разведчики очень аккуратно, об операции знал чрезвычайно узкий круг лиц. Показательным в этом смысле является признание одного из высокопоставленных правительственных чиновников – руководителя иранского агентства по техническому сотрудничеству У.Е. Уорна. “Сейчас это может показаться невероятным, – вспоминал он, – но, находясь на протяжении всего этого времени в Тегеране и являясь, в сущности, одной из ключевых фигур, представлявших США в Иране, я до полудня 19 августа даже не подозревал о готовившемся перевороте”. 25 июня на очередной встрече заместителя госсекретаря У.Б. Смита с Л.У. Хендерсоном, А. Даллесом и еще несколькими чиновниками из госдепартамента и ЦРУ обсуждались трудности, возникшие там, где, их, пожалуй, ждали меньше всего. Глава ближневосточного департамента ЦРУ доложил коллегам из правительства о том, что шах не желает обсуждать возможность смещения премьера без ведома парламента. Здесь следует сделать оговорку: на протяжении 1952 – 1953 гг. М.Р. Пехлеви твердо отстаивал данную позицию. Впоследствии это часто объяснялось его слабостью, нерешительностью и даже трусостью. Нельзя, однако, игнорировать тот факт, что монарх мог, не в последнюю очередь, руководствоваться конституцией страны, согласно которой шах не назначал премьера, а лишь утверждал решение меджлиса. Так или иначе, но для того, чтобы получить от иранского монарха два необходимых фирмана – об отстранении М. Мосаддыка и назначении на его место генерала Ф. Захеди, – по мнению архитекторов секретного плана, требовалось “оказать на него значительное давление”. Для выполнения этого деликатного поручения были выбраны две кандидатуры – сестра-близнец М.Р. Пехлеви, умная и энергичная принцесса Ашраф и бригадный генерал Н. Шварцкопф, который в 1942–1948 гг. возглавлял военную миссию США в Иране. 16 июля представитель высшего британского руководства АИНК Г. Самерсет и офицер британской разведки Н.М. Дарбишир встретились с принцессой, отдыхавшей на французской Ривьере и по обыкновению проводившей время в казино, и попросили ее убедить брата поставить подпись под фирманами. Поначалу Ашраф отказывалась от этой миссии, ссылаясь на то, что ее появление в Тегеране вызовет негодование премьер-министра. Однако, как пишет Д. Уилбер, “официальные представители провели с ней еще две встречи, после которых она согласилась выполнить то, о чем ее просили”. Согласие принцессы стоило ЦРУ “некоторой наличности” и норковой шубки. С заданием Ашраф не справилась. Ее прилет в Тегеран 25 июля возмутил не только М. Мосаддыка, но и самого шаха, который встретился с сестрой лишь за несколько часов до ее отлета из страны. Скорее всего, М.Р. Пехлеви, зная свойственную принцессе склонность к авантюрам, не поверил в то, что инициатива переворота исходит от правительств США и Великобритании, и отказался обсуждать с ней столь опасный план. На случай неудачи принцессы у ЦРУ имелся “дублер” – Н. Шварцкопф. Шах генерала хорошо знал и уважал, чем и решили воспользоваться заговорщики. Миссия Н. Шварцкопфа была едва ли более результативной. М.Р. Пехлеви отказался подписывать декреты, но озвучил приемлемый вариант смены правительства: М. Мосаддык распускает меджлис (чем он уже не раз грозил) и монарх получает предусмотренное конституцией право назначить нового премьера. При этом шах отдельно оговорил важное условие – гарантии поддержки со стороны правительств Великобритании и США. Такие гарантии шаху были предоставлены, причем в весьма неординарной форме. Упоминание об этом эпизоде в отчетном докладе разведывательного ведомства США свидетельствует не только о размахе, серьезности и тщательности подготовки заговорщиков, но и об их изобретательности. В процесс реализации операции была вовлечена британская правительственная радиостанция и даже Д. Эйзенхауэр лично – непосредственно это касалось выполнения условий шаха. В оговоренный М.Р. Пехлеви день в эфире ВВС вместо привычной фразы “Время – полночь” прозвучало заранее оговоренное изменение текста “Точное время – полночь”. Так выполнила требования иранского монарха британская сторона. Участие президента в этой остросюжетной драме проявилось в том, что 4 августа в Сиэтле во время выступления на конвенте губернаторов штатов он в какой-то момент, отвлекшись от текста доклада, заявил, что США не будут безучастно наблюдать, как Иран падает за Железный занавес. М.Р. Пехлеви получил подтверждение и американских гарантий.
Одновременно в самом Иране, главным образом, усилиями К. Рузвельта велась работа по подкупу парламентариев, издателей, видных журналистов, военных и религиозных деятелей. По оценке Д. Уилбера, накануне путча на содержании ЦРУ находилось более 80% столичных газет и журналов. Буквально каждый день ведущие издания (в соответствии с планом заговорщиков) публиковали интервью депутатов, недовольных политикой М. Мосаддыка, общественное мнение будоражили разоблачения фактов коррупции премьер-министра и его сотрудничества с партией Туде и Советским Союзом. Эта выдуманная ЦРУ дезинформация, безусловно, способствовала обострению и без того непростой внутриполитической ситуации в Иране. Конечно, сегодня нам трудно оценить степень эффективности антиправительственной деятельности ЦРУ и британских спецслужб – соотношение внутренних и внешних факторов в процессе устранения М. Мосаддыка и по сей день остается одним из наиболее сложных вопросов иранских событий, но очевидно одно: свою лепту в дестабилизацию ситуации они внесли. На протяжении весны и лета 1953 г. улицы и площади Тегерана наводняли бесконечные демонстрации и митинги, организованные как сторонниками, так и противниками М. Мосаддыка. Толпы людей, называвших себя членами партии Туде, становились шумнее и активнее буквально с каждым днем. Противостояние наблюдалось не только на улицах – острые дебаты между лояльными правительству депутатами и оппозицией по всем мало-мальски важным вопросам велись в иранском парламенте. В итоге, меджлис оказался практически недееспособным. В конце июля М. Мосаддык принял решение о его роспуске и назначении новых выборов. Однако под нажимом оппозиции он был вынужден поставить вопрос на референдум. Результаты референдума были сфальсифицированы, что стало достоянием общественности и вызвало мощную волну направленного против М. Мосаддыка народного протеста. В этих условиях согласие шаха поставить подпись под необходимыми фирманами оказалось как никогда вовремя. Казалось, заговорщики все предусмотрели. Но несмотря на столь тщательную подготовку, первая попытка переворота потерпела оглушительный провал. В ночь на 16 августа начальник службы охраны шаха полковник Н. Нассири, задачей которого было вручить премьеру указ об освобождении от должности, появился рядом с домом премьер-министра в сопровождении четырех грузовиков с солдатами и бронетранспортером и… был немедленно разоружен и арестован людьми М. Мосаддыка. По оценкам американских участников операции, ее провал был обусловлен, вопервых, утечкой информации из стана заговорщиков (как заявил начальник канцелярии М. Мосаддыка генерал Т. Риахи, о путче, назначенном на полночь, он знал уже в пять часов вечера 15 августа) и, во-вторых, полной неспособностью офицеров из окружения генерала Ф. Захеди к решительным действиям. “Нам пришлось приложить максимум усилий для того, чтобы объяснить говорливым и зачастую нелогичным персам, какие конкретно действия требуются от каждого из них”, – писал в своем докладе Д. Уилбер. Сначала Ф. Захеди, уже имея на руках указы монарха, отложил действия почти на сутки; затем роковую для заговорщиков роль сыграла несогласованность и нерасторопность военных – Н. Нассири с фирманами оказался у дома М. Мосаддыка прежде, чем туда подтянулось армейское подразделение, задачей которого являлось обеспечение прикрытия заговорщиков. У премьера, таким образом, было достаточно времени, чтобы мобилизовать проправительственные силы и пресечь попытку переворота. М. Мосаддык денонсировал фирман, объявив его фальшивкой. Лояльные премьеру отряды армии перекрыли стратегически важные улицы Тегерана. Оппозиционно настроенные депутаты, а также подозревавшиеся в участии в заговоре военные были незамедлительно арестованы. Ф. Захеди удалось скрыться – как выяснилось чуть позже, он спрятался на конспиративной квартире ЦРУ. Шах и шахиня спешно покинули столицу. Даже в этой части план дал осечку: на случай неудачи было предусмотрено, что семья монарха улетит в Багдад, но иранский посол в Ираке выступил против шаха, который в результате решил укрыться в Риме. Арест Н. Нассери вызвал в ЦРУ глубокое разочарование – по всей вероятности, именно факт провала операции фиксировала фраза о том, что “штаб-квартира провела день в состоянии уныния и отчаяния”. Оценив обстановку как непоправимую, руководство приказало прекратить операцию и безотлагательно эвакуировать ее ключевых исполнителей из Ирана42. Однако до финала было еще далеко. В какой-то момент на авансцене разыгрывавшейся в Иране драмы осталась одна фигура – К. Рузвельт, который фактически проигнорировал приказ начальства. Для кадрового офицера ЦРУ это был рискованный поступок, и можно только гадать, какими соображениями в тот момент руководствовался К. Рузвельт. Возможно, была задета его профессиональная честь, возможно, он не мог смириться с тем, что до малейших деталей продуманный и казавшийся совершенным план был загублен некомпетентностью и неповоротливостью иранских исполнителей.
К. Рузвельт и его ближайшие сподвижники предприняли ряд спонтанных и, как могло показаться, нескоординированных действий, которые в результате и обеспечили искомый результат. Было принято решение о немедленном тиражировании и распространении обоих фирманов шаха. Уже в тот же день, 16 августа, размноженные копии указов с помощью иранских агентов ЦРУ и нескольких работавших в Иране американских репортеров были опубликованы и распространялись в виде листовок. Главной целью К. Рузвельта было донести до населения, что фирманы подлинны и, следовательно, арест сторонников Ф. Захеди не законен. Далее К. Рузвельт отдал распоряжение распечатать листовки, призывавшие армию поддержать шаха. Их распространение оперативно обеспечивалось не только в Тегеране, но и в других крупных городах страны. Параллельно расчет делался на массовые выступления иранцев, которых агенты ЦРУ вывели на улицы Тегерана 17 августа. Несколько таких толп должны были изображать из себя сторонников Туде, выкрикивая соответствующие идеологии партии лозунги. Манифестация была полностью оплачена ЦРУ. Главной целью организаторов акций было нагнетание в обществе страха относительно надвигавшегося коммунистического переворота. В течение короткого времени к лжедемонстрантам присоединились настоящие сторонники Туде, понятия не имевшие о том, что происходившее было провокацией. Агрессивность толпы увеличивалась по мере роста ее численности: демонстранты начали погромы, ворвались в мавзолей и сбросили с постаментов статуи шаха и его покойного отца. Манифестации продолжились и на следующий день. Под давлением посла Хендерсона М. Мосаддык бросил против бушующей толпы полицию. Это было роковое решение: полицейские сразу приняли сторону “народа”. Фактически этот шаг премьера расколол две силы, которые могли и должны были объединиться против инспирированного западными спецслужбами переворота – партию Туде и коалицию Национального фронта. Видимо, по причине недавних напряженных отношений с М. Мосаддыком Туде не сделала ничего, чтобы спасти правительство. Не попытались защитить М. Мосаддыка ни армия, ни полиция. Теперь для успешного завершения операции К. Рузвельту было необходимо аккумулировать всю разноплановую протестную энергию и направить ее непосредственно против М. Мосаддыка. План был прост – создать в Тегеране как можно больше беспорядков и продемонстрировать бессилие правительства. Для этого ему была нужна популярная в народе фигура – желательно кто-то из представителей клерикальных кругов. Он остановил свой выбор на бывшем соратнике премьера аятолле Кашани, который, используя в качестве повода для манифестации якобы “насильственное” изгнание шаха из страны, сумел собрать огромную толпу народа, двинувшуюся с находящегося на юге Тегерана базара на север столицы. При этом агенты ЦРУ договорились с лидерами враждующих группировок, которые выступали с базара друг за другом и якобы друг против друга. Толпа бесчинствовала: хулиганы били витрины, нападали на прохожих, расстреливали мечети. При этом они скандировали заготовленные ЦРУ лозунги “Да здравствует Мохаммед Мосаддык!”, “Коммунизм победит!” и т.д. Покидая места погромов, они оставляли заранее припасенные и указывающие на принадлежность Туде “улики”: у народа не должно было остаться никаких сомнений – коммунисты пытаются захватить власть в Иране. Хулиганские действия в мечетях оскорбляли достоинство и разжигали гнев иранцев, а оплаченные ЦРУ муллы тут же, в толпе, разъясняли верующим “суть” событий и называли их главного виновника – это никудышный премьер-министр М. Мосаддык не желает и не может остановить богохульников-атеистов. Потоки манифестантов растекались по улицам иранской столицы. У здания радио Тегерана, взобравшись на танк, к народу обращался покинувший свое убежище генерал Ф. Захеди. Митингом у здания парламента руководили сторонники оппозиции, убеждавшие народ в необходимости поддержать шахские фирманы, вернуть монарха и наказать предавшего иранский народ премьера. Огромная толпа собралась у резиденции М. Мосаддыка. Одновременно к Тегерану стягивались принявшие сторону Ф. Захеди войска. В толпе началась стрельба, причем не только в воздух – бандиты стреляли в людей. Кто-то попытался бежать, но сделать это было непросто, поскольку толпа уже была оцеплена танками и военными. Таким образом, все развивалось по сценарию К. Рузвельта: теперь вероломного М. Мосаддыка можно было отстранить от власти и призвать к ответу за совершение кровавых преступлений против собственного народа. К вечеру 19 августа, после 9 часов побоища, у резиденции премьера и на прилегающих улицах лежало около трехсот тел погибших. Стены вокруг дома были разрушены танками и артиллерийскими снарядами. Кругом полыхал огонь. Во время предпринятого отрядами Ф. Захеди штурма дома М. Мосаддык скрылся через чердак, однако, осознав бессмысленность побега и обессилев, уже на следующий день он сдался своему бывшему соратнику.
Итоги проведенной ЦРУ операции следует оценивать не только в ближнесрочной, но и долгосрочной перспективе. М. Мосаддык был обвинен в государственной измене и осужден на три года тюрьмы. Возвратившись на свободу, до самой смерти в 1967 г. он находился под домашним арестом. 22 августа 1953 г. еще не до конца верившие в то, что им удалось избежать изгнания, шах и шахиня Сорейя вернулись на родину. В интервью журналистам М.Р. Пехлеви сказал: “Мой народ продемонстрировал преданность монархии; два с половиной года лживой пропаганды не отвратили его от меня. Моя страна не захотела принять коммунистов и сохранила мне верность”. Лично к К. Рузвельту шах обратился со словами, которые впоследствии буквально потрясли общественность: “Своим троном я обязан Богу, моему народу, моей армии и тебе!”. Памятуя о тяжелых для монархии августовских днях, он сразу же приступил к созданию в стране деспотического, репрессивного режима, орудием которого стала тайная полиция “Савак”. В 1954 г. шах подписал новые условия нефтяной концессии. АИНК стала называться “Бритиш Петролеум”, американские компании в равных долях поделили 80% будущей прибыли с англичанами, а остальное должно было достаться голландцам и французам. Соглашение, действовавшее вплоть до 1979 г., по всем параметрам было значительно менее выгодным, чем то, что неоднократно предлагалось М. Мосаддыку в процессе переговоров. Что касается США, то операция “Аякс” в определенном смысле стала началом их новой внешней политики в “третьем мире”. По оценкам американских специалистов, это был удачный переворот. Успех “Аякса” способствовал продолжению практики секретных операций в суверенных странах. За Ираном последовала Гватемала, затем Чили и т.д. Тем более важно было понять причины вовлечения США в иранский конфликт. Несмотря на то, что рассекреченные ЦРУ документы – лишь небольшая часть архива, содержащего материалы о государственном перевороте 1953 г., они, безусловно, содержат в себе ценную информацию, позволяющую пролить свет на события шестидесятилетней давности. Раньше исследователи, имевшие в своем распоряжении в основном британские документы, которые касались, в первую очередь, деятельности англичан в Иране, имели довольно четкие представления о позиции Туманного Альбиона в отношении иранских событий. Получив – хоть и неполный – доступ к документации ЦРУ и сопоставив ее с другими американскими источниками, мы можем с уверенностью сказать, что британский взгляд весьма существенно отличался от той позиции, которую занимали американцы. Для Великобритании переворот 1953 г. стал закономерным завершением англо-иранского нефтяного кризиса; весь конфликт Лондоном рассматривался в контексте противостояния местного национализма имперским устремлениям европейской державы. Для политиков и разведчиков с Туманного Альбиона основным вопросом на протяжении всего кризиса была нефть и приносимые ею доходы. Мотивировки американцев выглядели значительно сложнее, равно как и ставки Вашингтона в большой политической игре были существенно выше. США оперировали соображениями не столько экономического, сколько политического и стратегического характера. Не случаен был и выбор столь жесткого инструментария – тайной операции по свержению правительства суверенного государства, который вполне отвечал нараставшему накалу биполярного противостояния начала 50-х годов XХ в.
Глазунова Елена Николаевна – кандидат исторических наук, доцент кафедры новой и новейшей истории исторического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова
Источник: журнал «Новая и Новейшая история» № 3 2013
