Человек из Кемерова

Перед мной — альбом чудесной графики заслуженного художника России Геннадия Животова, моего коллеги из газеты "Завтра". Трудно ли писать о хорошо знакомом авторе? И да, и нет. Слишком многое хочется выразить. Для меня знакомство с Животовым — это воплощение одной детской мечты. Он — положительный герой из тех советских семидесятых, почему-то названных словом "застой". А то была изысканная эпоха — Болдинская осень советской цивилизации. Поэтому разговор о Геннадии Животове я начну с личных воспоминаний. Стабильные (реально стабильные, а не на словах!) 1970-е годы — эра интеллектуализма, гуманитарных знаний, книжности. Царил культ образованности. Художники, писатели и журналисты занимали удивительную нишу, став чем-то вроде новой аристократии. Свято место пусто не бывает, и представители "красной" интеллигенции на излёте XX века имели безмерные шансы и — такие же возможности. Равно, как и "многия печали"…

Мне, ребёнку 1970-х, мастера искусств казались небожителями. Они создавали миры и мифы, рубежи и смыслы. Я, дочь министерской чиновницы, слегка завидовала тем, чьи родители, братья-сёстры-кузины или даже соседи по даче оказывались причастны к творческому горению. Не то чтобы я сильно жалела, что моя мать занимается "скучным" транспортным строительством — у нас дома тоже было принято рассуждать об архитектуре, живописи, театре. Но… художников и поэтов рядом не наблюдалось! Когда я, уже в сорокалетнем возрасте, познакомилась с Геннадием Животовым, то поняла, что не ошиблась в своих детских ожиданиях. Это он — тот мастер из далёкого прошлого. Поколение творцов, рождённое после великой Победы и вобравшее в свой разум нечто такое, что уже недоступно современным — даже весьма креативным — ребятам.

Заочное знакомство с Животовым, точнее — с его рисунками, произошло ещё раньше, когда мои интернет-приятели нашли парадоксальный росчерк эпохи: Сталин и Гагарин, соединённые в едином пространстве как альфа и омега имперского бытия. Автор картинки представлялся младым и борзым, этаким лохматым необольшевиком в красной футболке с Че Геварой, поклонником книг Эдуарда Лимонова и песен Егора Летова. Могла ли я подумать, что это рисовал московский интеллигент 1946 года рождения? Художник-мечта! Ещё бы. Профессионалы умеют быть разными — лиричными, язвительными, замкнутыми или, напротив, экстравертно-расточительными. Юными и — взрослыми. Впрочем, Животов, хотя и не юн, выглядит значительно моложе своих календарных лет, и это — прямой результат постоянного развития, поиска, интереса к миру.

Итак, Геннадий Животов родился в славном городе Кемерове. У Бориса Гребенщикова есть композиция "Человек из Кемерова". Поётся так: "Он придёт и молча поправит всё, человек из Кемерова". Замечательные слова! Живые. Как и всё то, что рисует, пишет наш Животов — человек из Кемерова. Сама его фамилия — "говорящая". Животов — живое. В славянских языках "живот" — жизнь. Типичная история: талантливый, бойкий мальчик "из простых" выбирает путь, связанный с мастерством и гармонией. Уже в детские лета он твёрдо знал, что будет художником и более никем. Для этого индустриальный город Кемерово тесен и суров. Нужна Москва… Тогда в столицу ехали — совершенствоваться. Если уж провинциальный гений решился на штурм Строгановки — оно того стоило. Вышло не вдруг. Не с налёту. Всё — с трудами и превозмоганием. Замечательный факт: советские художники, в отличие от своих западных коллег, постигали искусство в целом, а не узкопрофессионально. Если вы дивный колорист, но отвратительный рисовальщик — поищите другую специальность. И ещё — знать стили, методы, имена, даты.

Москва — город красивый и жёсткий. Путь не усыпан розами: Геннадий Животов поработал даже дворником — в районе Арбата. Физический труд — в сочетании с постижением истины и созерцанием. "Живописцы, окуните ваши кисти / В суету дворов арбатских и в зарю", — пелось в популярной бардовской песне. Время знаменательных встреч. Например, с выдающимся скульптором Дмитрием Цаплиным. Животов с восторгом говорит о Цаплине как о творце исключительном и непонятом. Где-то — трагическом. Как все нормальные ребята, Геннадий Васильевич отслужил в армии. Потом продолжил обучение, чтобы в 1975-м окончить факультет керамики МВХПУ имени Строганова. У Генрика Ибсена есть такие строки: "Чтобы иметь основания для творчества, нужно, чтобы сама жизнь ваша была содержательна". Наш художник это подтверждает.

Середина 1970-х — золотой полдень развитого социализма. Животову почти 30 лет — порог зрелости. Его карьерный путь представляется честным и светлым. Работа за границей: с 1975 по 1983 год. Создание настенных мозаик для Домов дружбы в Афганистане, Тунисе и Болгарии. Подобный экспорт-прорыв означал только одно: большое доверие. Ожидание правильного эффекта. Представлять советскую державу посылали неизменно лучших. Кроме того, художник много путешествовал по стране, рисуя шахтёров, деревенских жителей, охотников. В те времена было принято ездить в творческие командировки — смотреть, как живут обычные люди — собственно, зрители картин. Те, ради кого и существует любое искусство.

Геннадий Животов — остроумный карикатурист, и этот его дар пригодился уже в наши дни в газете "Завтра". Его сатира — высмеивающая, но не оскорбительная. Каждый его сюжет — невероятно точное описание события. Животов популярен среди интернет-молодёжи именно в этом качестве. Картинки с ковбоем-Трампом, стыдливо жмущейся фрау Меркель, оскаленной, генетически-хищной Ксюшей и обрюзглыми негоциантами служат оформлением политзаметок. Иной раз — без указания авторства! Это обидно и одновременно почётно. Стало быть, образы — верны. (Кстати, Коко Шанель говорила, что если у вас не воруют идеи, вы — пустое место, так что можно гордиться — картинки с сайта газеты "Завтра" тут же разлетаются по всем соцсетям.)

Карикатурный жанр — следствие крепкой руки, школы, ибо шаржирование возможно только при умении быстро схватывать повадки и черты изображаемого объекта, а потому Животов-рисовальщик не менее интересен, чем Животов-карикатурист и Животов-живописец (почти тавтология). И вот передо мной — альбом набросков и зарисовок, сделанных Геннадием Васильевичем в разные годы. Здесь и работяги 1970-х, и "академические" натурщицы, и его студенты. Вот, например, "Пастух с Домбая" (1977) — спокойствие, озарённое солнцем. Иная стихия — портрет Сергея Малютина (1977) — расхожий образ тогдашнего интеллигента: очки, узкий полупрофиль, тонкопалая рука, застывшая в воздухе — будто герой собирается доказывать и спорить, как было принято и модно в те годы. Подвижность в каждой клеточке. Тут же — "Герой труда Юрий Дунаев" (1978): немолодой рабочий с тяжёлым, но приятным и выразительным лицом. Целая череда незамысловатых людей, создающих биографию страны. "Старший аппаратчик Грубов" (1978), "Шахтёр Николай" (1978), "Инженер метеослужбы Анатолий Телинко" (1978), "Строитель с Индигирки" (1983), "Пожарный Василий" (1984) — все они жили, работали, о чём-то мечтали, а быть может, кто-то из них жив по сию пору. Знают ли они, что мы — в искусствоведческих целях — разглядываем их глаза, руки, строительные каски? Зато наш художник с удовольствием вспоминает их всех: за каждым рисунком — тёплая встреча, душевный разговор. Судьба человека. Судьба России. Уютно и радостно — рисунок "Мать и сын" (1977): привлекательная женщина в модной водолазке, с кулоном и длинноволосый парень, погружённый в себя. Знакомый образ 1970-х — уверенность в завтрашнем дне. Всё было есть и будет, пока… не закончилось.

Однако после крушения советской системы, Животов не отошёл от выбранного пути и твёрдой, заученной техники. Не стал экспериментировать, вернее кривляться в угоду изменившейся действительности. У него появились новые модели-натуры. Есть и знаковые лица — Александр Проханов (2007) и Жорес Алфёров (2007). Животов ловит не только черты лица, но и словно пытается прочесть мысли. Так, портрет Андрея Фефелова (2018) — это подчёркнутая индивидуальность, а взгляд — не то в себя, не то поверх всего сущего. Иногда выходят "пограничные" образы: так, художница Полина Фигловска (2018) с лукавой полуулыбкой напоминает не то интеллигентную девушку 1970-х, не то — древнюю славянку. Животов рисует с любовью и дружеским участием — его товарищи Юрий Землянухин (2018), Сергей Харламов (2018) и Александр Саплин (2018) выглядят, как идеальная копия самих себя. Нет, это было бы слишком банально — они запечатлены в момент вдохновения, когда любой хомо сапиенс (в особенности — творец) выдаёт внутреннее свечение. Этот волшебный поток и "срисовал" Животов. Великолепный, хотя и не новый приём — изображение в доспехах. Мне доводилось видеть портрет Александра Проханова в рыцарском облачении. Здесь представлен региональный депутат и общественный деятель Александр Клочков (2018) — человек большой души и конкретных действий. Клочков нарисован в римских латах, что неплохо "монтируется" с его волевым типом.

В альбоме — большая серия академической обнажённой натуры, без которой не может состояться ни один художник. В набросках 1973 —1974 годах много экспрессии, иногда проскальзывает что-то от Дейнеки и Пименова, хотя у Животова давно сложился особый почерк. Студенты рассказывали, что Геннадий Васильевич всегда рисует вместе с ними на занятиях — не играясь в "надутого" мэтра. Не только "близость к народу", как называли это в советских учебниках, но и желание бесконечно совершенствоваться. Любая стагнация — подобна духовной смерти. Мы или каждый день строим себя и мир, или же рушим всё созданное. Животов не стоит на месте, не зацикливается на уже пройдённом. Важнейшая подробность: мастер скромен в общении, хотя он участник московских, республиканских и международных выставок. Его работы находятся в нескольких музеях России, а также в частных коллекциях в России, Германии, Италии, Англии и США.

Да. "Он придёт и молча поправит всё, человек из Кемерова…"