После окончания пединститута имени Крупской я работала в школе в Горках Ленинских. Ребёнок на руках, зарплата маленькая. А я дружила с артистами цыганского театра, тянуло меня к ним. По материнской линии я же из цыган. И они мне предложили летом поехать на концерт: в пятигорске открывали ресторанчик «машук» — мол, подзаработаешь. Долго сомневалась, но поехала. Мама мне сшила юбку, блузку. Влилась в местный цыганский ансамбль, плясала старинную таборную пляску «Машенька», пела. Цыганским танцам я была обучена с детства. Отработала лето. В школу возвращаться было не то, чтобы неохота... скорее, даже на таком ресторанном уровне песня, танец меня «забрали». И тут меня пригласили в новороссийск. К приезду Брежнева открывали гостиницу и ресторан «Бригантина», куда нагнали артистов со всего союза. И меня позвали уже как артистку от Краснодарской филармонии, аттестовали.
А потом я приехала в Москву, где поступила в Москонцерт. На второй день уже работала в ресторане «Арбат» в большой концертной программе и в ресторане «Звёздное небо» в «Интуристе». Это была моя основная работа — два концерта в день. Ставочка была начинающая — 5-6 рублей за выступление. Но я москонцертом очень дорожила. И, отработав всю свою жизнь и объездив весь мир, я бесконечно благодарна этой великой организации. С утра мы сидели дома на телефоне. Звонок: «татьяна, записывай: у тебя сегодня там-то, завтра там-то». Строю свой день, обзваниваю музыкантов, назначаю репетиции. Москонцерт держал все концерты москвы и области. Огромное количество артистов: певцы, танцоры, оригинальники, сатира-юмор, речевики, музыканты. И у каждого жанра была своя база — дворец культуры. Мы обязаны были репетировать, сдавать программы. Это было счастливое для меня время.
Каждые три года я выставляла свой номер на художественный совет и мне повышали на два рубля ставку. Так я дошла до 27 рублей за выступление. Я сдала сольный концерт и уже в конце перестройки ездила по миру не номером, а со своим коллективом. У меня был маленький состав — два гитариста, скрипка — музыканты из театра «ромен». Очень выгодно — вчетвером мы входили в машину, импресарио за рулём. Но не хотелось сидеть на одном и том же. Жизнь же меняется, настроение иное, и программа должна обновляться. Так появилась русская программа и русские музыканты — знаменитые гитаристы сергей орехов и геннадий разуваев. Выступаю с государственным академическим оркестром русских народных инструментов «русские узоры». Я сейчас готовлю второй диск, историю своего творчества — половина цыганская, половина — русская.
Есть у меня мечта — восстановить цыганский хор имени Соколова. Потому что благодаря этому хору и пришли цыгане в россию. Благодаря этому хору произошло слияние двух культур — цыганской и русской.
Цыгане всегда привносят своё в культуру коренного народа и берут от неё. На этом взаимопроникновении возникли уникальные цыганские культуры — венгерская, испанская и русская. В соколовском хоре цыганская страсть слилась с основательностью русской музыкальной культуры.
Ещё в восьмидесятые я почувствовала, что наше русско-цыганское творчество зашло в тупик, исполняются одни и те же песни, как-то всё упрощается, утрачивается исполнительская традиция. А найти репертуар — большая работа. Читали у классиков XIX века — «слушал соколовских цыган, пели такие-то песни». Ага, начинаем искать. Нашли — начинаем пробовать исполнить. Конечно, когда стоят за твоей спиной одиннадцать гитаристов-семиструнников, когда сидит хор, рассаженный по правилам и запевают примадонны, поют и затихают, а на это пение обрушивается хоровое пение — это действительно переберёт всю душу. Но пробуем, исполняем на своём уровне. Можно сказать, это труд всей моей жизни. Настолько меня захватили эти песни, хотя я и не слышала, как они пелись, но почувствовала, как это можно исполнить.
Соколовский хор появился в москве в 1774 году. Музыкантов купил на базаре в Кишинёве граф Алексей Орлов-Чесменский, приписал к своему поместью и показал элите. Сначала хор возглавлял Иван Трофимович Соколов, а с 1807 года — его племянник Илья Осипович Соколов.
При нём слава о хоре шла по всей России и Европе. Появилась поговорка «в Москву за песнями» — это означало приехать слушать соколовский хор. Пушкин обожал слушать соколовский хор и его примадонну — свою любимицу Таню Демьянову. Даже Наполеон хотел, чтобы соколовский хор пел ему после взятия Москвы. Но половина хора ушла в ополчение, другая половина выступала в лазаретах перед ранеными русскими солдатами.
Кстати, много русских народных песен было спасено от забвения именно соколовским хором. И объездив весь мир, я поняла, что слушатель заграничный не разделяет русское/цыганское, для них это всё русское. «невечерняя» — русская народная песня, а называется цыганской. В Париже как-то я слушала Валю и Алёшу Димитриевичей. Естественно, у них цыганский репертуар, но французы воспринимали это как русские песни. От Димитриевичей восприняла и стала исполнять песню «Москва златоглавая». Не в окабаченной версии, а так, как она исполнялась на самом деле, — с горечью исхода русских людей из России.
В моей жизни было три явления-потрясения: Соколовский хор, хор донских казаков Сергея Жарова, а третье — это наш современник, тенор Вадим Коршунов. Певец не хуже Паваротти. Приехал в Горки Ленинские выступать на военный праздник. Аккуратный такой мужчина лет семидесяти, авоську положил, туфельки надел. Я даже засомневалась, как аудитория примет. Вышел Вадим Константинович на сцену, от микрофона отошёл на километр. Только запел — вынул всю душу. Публика у нас интеллигентная, грамотная, но тут все плачут, кричат — «бис, браво». Я люблю Хворостовского, его военную программу, но это невозможное сравнение — поверьте мне. Это певец мирового уровня. И надо было такую драгоценность где-то спрятать. За ним бегать надо, пока он живёт, пока поёт. Надо чтобы он везде звучал. А его не знают.
С кого брать пример молодым? У нас были народные артисты. А моё поколение отрезали. Молодежи теперь подаётся всё инородное, чужое. Разве мог художественный совет выпустить меня в купальном костюме на сцену?
Каждая русская песня — это история. А сейчас и тексты «под одежду» делают. Такие, чтобы слушатели не думали.
Народ отучили от культуры. Есть телевизор. Включу изредка — я же переживаю за эстраду — кошмар какой-то. Как начинают кричать, скакать, словно черти с экрана прыгают в твой дом. Переключишь на другую программу, там тоже самое — как в осаде. Если телесериал — артистка обязательно орёт дурным голосом. Зачем? Раньше говорили душой и сердцем, и всё было слышно. От старых фильмов идёт настоящая энергия — поплачешь, посмеёшься, уходишь от экрана окрылённая. Сейчас такое невозможно.
Иду на телевидение. С фильмом о моей «пушкинской программе». Разговариваю с большим начальником с труднопроизносимой фамилией.
Оставила видеокассету, месяц жду, ни ответа, ни привета. Названиваю секретарю, она извиняется. Наконец, состоялась встреча:
— у вас, видно, мало денег было. Не было спецэффектов, лазера не было...
— вы понимаете, что это зал Чайковского, что это академический оркестр. И это программа соколовских цыган, двести лет назад не было никаких спецэффектов...
Вышла я в большом расстройстве и думаю: как же так может быть, что национальное, русское, великое, могучее искусство почему-то — да, простят меня, я понимаю, у нас многонациональная страна — не в русских руках... Как же так можно? Русская культура — духовный стержень народа нашего, если его вынуть, то народа не станет. Будет разношёрстная толпа, может, и русскоязычная, но не русская.
Я сама делаю концерты. Москонцерт уничтожен, есть только вывеска и полная профанация. Нас оглушили капитализмом, списали из жизни, цинично объявили, что мы не в формате. Всё искусство сведено к шоу-бизнесу.
Каждая сцена стоит неимоверных денег. Из своих карманов такой аренды не заплатить. С начальниками залов говорить невозможно — как будто они сами всё построили, как будто это их собственность. Платите деньги, берите в кассе билеты, продавайте и пойте. Представьте себе, лемешев пришёл в своё время в Большой театр — а его бы отправили с такими вводными: плати, продавай и пой...
Раз с залами трагедия — иду по музеям. Выступала во дворце царя Алексея Михайловича в «Коломенском», в центре славянской письменности и культуры. Я не сдаюсь. И призываю коллег — не ныть по кухням, а вставать, искать.
Помню гастроли в Австралии. Встречает нас русская община. Они туда попали из Харбина, когда Китай стал коммунистическим. И вот стоят русские дяди Леши, тёти Клавы. И одеты по-русски, и выглядят как русские — такие родные-родные, как деревенские у нас, понимаете? У нас была гостиница забронирована, так мы ее не видели, после концертов всех артистов разбирали по семьям.
Церковь православная, своя русская библиотека, даже кладбище — цельный русский мир. В России нас просто повалили на бок. А вот развеянные, рассеянные по миру русские сохранили русскость. Как это понять? Неужели нас надо развеять для того, чтобы мы берегли свои традиции?
Материал подготовил Андрей СМИРНОВ