Явление Иванова

«Об Александре Иванове не достаточно ещё пожалели русские люди».

Александр Бенуа

Каждый знаковый художник имеет свою «визитную» карточку – либо общепринятый шедевр, либо узнаваемую вещь. Джоконда от Леонардо, Весна – Боттичелли, фрагонаровские «Качели», Жанна Самари – подруга Ренуара. Кто ещё? Листаем весело историю искусств - картина Репина «Не ждали», Айвазовский - «Девятый вал», Крамской – «Неизвестная», ну, и вишенка на торте - «Чёрный квадрат» Малевича.

Названия таких полотен переходят в поговорки, присказки, анекдоты. Содержание обыгрывают в карикатурах и юмористических сценках. Эти произведения, будь они хоть сто раз драматически-прочувственными, становятся даже объектами поп-арта, и пример тому – конфетная серия «Третьяковская галерея» с непременной Марией Лопухиной – заказчицей Боровиковского. Умерла молодой от чахотки, но кому есть дело, коли портрет сделался расхожим фантиком?

У Александра Иванова тоже есть визитная карточка - «Явление Христа народу». Она до такой степени популярна, что любой неуч, вообще никогда не посещавший музеев, знает: громадная картина писалась почти двадцать лет, в неё вложен мучительный труд, высокий смысл, долгий поиск. Известны сотни эскизов, экспонирующиеся отдельно от самого «Явления…». За этой колоссальной темой почти не видно «другого» Александра Иванова – остроумного графика, улавливавшего мгновения бытия. У нас есть возможность увидеть многочисленные рисунки, сделанные художником с натуры.

Александр Бенуа, мало кого хваливший, тем не менее, сказал: «Как личность он [Иванов – авт.] необычайно серьёзная, с истинно мистическим складом души, одарённая глубоким даром проникновения, - он заслуживает несравненно более, нежели крикливый Брюллов и поверхностный Бруни». Итак, выставка «Мастер акварели. Жанр и пейзаж», проходящая в Третьяковской галерее, полноценно раскрывает личность Иванова-бытописателя, ловца впечатлений и ощущений.

В юности Иванов обладал не столь выдающейся техникой, как его собратья, но имел острое желание творить, подстёгнутое глубиной чувствования. Менторы отмечали, что искреннего трудолюбия у Иванова больше, чем дарования, однако, они автоматически сравнивали его с отцом – видным представителем классицизма, Андреем Ивановым, чья уверенная рука восхищала Академию.

Иванов-младший, тем не менее, получил Большую золотую медаль, дававшую право на поездку за границу. Недоброжелатели ворчали, что папенька приложил все усилия, дабы «порадеть родному человечку», и буквально протолкнул сына в лидеры выпускной гонки. Так или иначе, молодой художник выехал в Европу, и все рисунки, представленные в экспозиции, были созданы в Италии. «Настоящий Иванов проснулся и развился за границей, где он прожил более двадцати пяти лет», - констатировал Бенуа. Urbs Aeterna, вечный Рим был центром притяжения для творческой братии, но лишь русский человек со своей многогранной, противоречивой натурой осознал Италию, как часть себя. Москва – Третий Рим ибо.

В этой связи нелишне вспомнить ещё одну цитату – из Николая Бердяева: «Русская тоска по Италии — творческая тоска, тоска по вольной избыточности сил, по солнечной радостности, по самоценной красоте. Италия должна стать вечным элементом русской души. Италией лечим мы раны нашей души, истерзанной русской больной совестью, вечной русской ответственностью за судьбу мира, за всех и за вся». Италия, как исток. Италия, как мощное лекарство, и, как познание России - издалека. Где-то как антитеза минорному Петербургу, откуда хотелось вырваться.

Николай Гоголь, гений словесной цветопередачи, восклицал: «Что за земля Италия! Никаким образом не можете вы ее представить себе. О, если бы вы взглянули только на это ослепляющее небо, всё тонущее в сиянии! Всё прекрасно под этим небом; что ни развалина, то и картина; на человеке какой-то сверкающий колорит; строение, дерево, дело природы, дело искусства – все кажется, дышит и говорит под этим небом». Всё это выражено в итальянских зарисовках Александра Иванова, которые так и хочется назвать «заметками».

Художник в Италии не шиковал, о чём повествуют скромные виды его мастерской, представленные в экспозиции. Первое, что бросается в глаза – начатое «Явление Христа народу», а потом уже возникает бедняцкая печка с трубой, проходящей по всему помещению, слишком высокое окно, а значит комната считалась неудобной, и потому – дешёвой. Мольберт, как центр мироздания. Иванов был одержим творчеством и беспрестанно оттачивал своё умение.

Он впервые обратился к жанровым сценам в 1838 году, когда Рим посетил сам Александр Николаевич – будущий Александр II. Русские художники решили сделать ему подношения. Александр Иванов подарил царевичу акварель «Аве Мария», эскиз которой демонстрируется на выставке. Это – картина религиозного поклонения Мадонне - у итальянцев она слывёт покровительницей их бытия. (Неслучайно в популярной песенке Тото Кутуньо о «настоящем итальянце» пелось: ‘Buongiorno Italia! buongiorno Maria’ – здравствуй, Италия! Здравствуй, Мария!)

Католицизм итальянцев – это смесь надрыва и патетики с вечным карнавалом и каким-то милейшим панибратством по отношению к высшим силам. К Мадонне обращались и куртизанки с просьбами о «добрых клиентах», и воры, чтоб защитила от стражей порядка, и гарибальдийцы – во спасение нации. На акварели Иванова мы видим ночное бдение горожан. Все они разные – богатые и бедные. Кто-то отбывает повинность, кто-то истово молится, кто-то думает о своём. И надо всем царит тёплая луна.

А вот - ироничная зарисовка «Октябрьский праздник в Риме». Октябрь в Италии – час подведения итогов, когда урожай собран, и можно веселиться, играть свадьбы, танцевать и наслаждаться вином, сыром, хлебами. Это – восхваление сил земли и неба. Что же мы наблюдаем на том рисунке? Лощёный и строгий мужчина – по наружности британец – зашёл на римскую террасу и тут же стал объектом развлечения для местной публики. Его пытаются вовлечь в танец, попутно вышучивая. Рыжий джентльмен упирается. Ему неловко. Его спутники боязливо оглядываются, а смешливые римлянки тешатся ещё больше! В этих проделках нет ничего жестокого и над иностранцем никто не издевается. Это – особенность южного характера – подтрунивать над собой и всеми.

Рисунки Иванова похожи на фотографии, какие будут создаваться лишь в XX веке. Дагерротипы уже были в ходу, но хватать мгновение ещё никто не научился! Вот - «Жених, выбирающий серьги для своей невесты». Житейская фабула. Девушка, похожая на юную Венеру, склонилась к украшениям; пожилой торговец раскрыл витрину, а молоденький жених, видимо, не из богатых – стоит чуть поодаль. На него испытующе взирает мать невесты – будущая тёща. В её взгляде читается: «А сможешь ли ты быть хорошим супругом?» То есть содержать такую богиню. Наверняка, брак заключается по жгучей любви, но сколько живёт любовь? А кушать хочется всегда! Классическая итальянская вариация. Сначала: «Марио! Только смерть может разлучить нас! Деньги – мелочь!», а затем: «У нас пятеро детей, Марио, а ты слоняешься по гостям и болтаешь о политике!»

На картинках Иванова – множество юных дев и цветущих женщин. В те годы итальянский типаж – строго-овальное лицо с прямым носом, чёрные, как смоль волосы, печальные глаза-алмазы, маленький яркий рот - был невероятно востребован, и, если о светской даме говорилось, что она похожа на итальянку, это означало признание её красоты. «И вдруг показывается несметное множество красавиц, которых образы мелькают только в барельефах да в древних антологических стихотворениях. Эти полные взоры, алебастровые плечи, смолистые волосы, гордая походка, везде черты и намеки на серьезную классическую красоту», - любовался Гоголь. Впрочем, он же писал, что итальянки бывают или чудо, как хороши, или ужас, как безобразны, а срединного типа, как у всех народов, нет и вовсе.

Как зоркий бытописатель, Иванов подмечал все нюансы, и городской, национальный костюм – ещё одна важная деталь его акварелей. Все иностранцы отмечали, что одежда итальянца – красочна и при этом не пестра. В каждом городе – свои обычаи, а римляне по своим манерам несхожи с неаполитанцами или, скажем, флорентийцами. Иванов тщательно зарисовывал праздничные и повседневные варианты, обращая особое внимание на женские головные уборы – товалья. Это - сильно накрахмаленный платок, замысловато уложенный различными способами в зависимости от местных традиций.

Явная страсть Иванова – пейзажи. Он осязал природу (в детстве я была изумлена его «портретом» ветки на фоне озера!), и поэтому его наблюдения за сменой времён года, за течением воды и цветом небес, поистине великолепны. «Терраса, увитая виноградом» - настоящий гимн Италии, где архитектура и натура сливаются воедино. Этот момент часто фигурировал в путевых заметках – созвучие ландшафта и построек, вписанность любого дворца или – хижины в окружающую среду.

Иванов не ограничивался Римом и окрестностями – часть рисунков посвящены другим городам, тому же Неаполю, который соперничал с Вечным Городом в плане видовых красот. «Море у берегов Неаполя» - здесь веет нечто японское, хотя, наверняка, Иванов не вдохновлялся азиатской графикой, просто так получилось. В торопливых набросках, где холмы подёрнуты солнечной дымкой, а красная черепица контрастирует с сочной зеленью тополей, ощущается воля к жизни. Храмы, дороги, античные развалины – всё казалось пригожим и гармоничным. Сам же Иванов был меланхоликом – достаточно взглянуть на его портрет, написанный Сергеем Постниковым. Лицо человека, словно бы терпящего душевную боль. Это – особенность большинства тонких мастеров.

Закончив свой титанический труд, посвящённый Христу, художник вернулся в Санкт-Петербург, где представил «Явление…» на суд общественности и Академии. Картина произвела эффект разорвавшейся бомбы – одни были потрясены и проняты до слёз, иные – возмутились смелости почерка, третьи сочли картину чрезмерно пафосной не ко времени. Увы, судьба уготовила Иванову печальный итог. «О нём поговорили недели две и бросили, так как для громадного большинства он был вовсе недоступен, а для других казался каким-то анахронизмом», - читаем у Бенуа.

В том же году Александр Иванов умер от холеры – тогда по всему миру шёл третий вал холерной пандемии. (Нам, поразившимся ковиду в 2020 году, сложно понять, как предки столетьями жили в условиях бесконечных пандемий, умудряясь ещё и творить, любить, мечтать). Потом Сергей Дягилев, обладавший и вкусом, и разумом, и сердцем объявит: «Иванов - целая загадка. С одной стороны, кто из русских его не знает? И с другой - никто из русских его не знает». Явление Иванова в Третьяковке. Не пропустите! Понять до конца его невозможно, так хоть узреть.