Русский композитор

«Я русский,

И мне повезло.

Я русский,

Всему миру назло».

Из репертуара современного певца SHAMAN

В производственной мелодраме «Весна на Заречной улице» (1956) есть замечательный фрагмент – рабочий Савченко приходит к учительнице Левченко, а та, небрежно кивнув, начинает с упоением слушать по радио Второй концерт Сергея Рахманинова. Лицо строгой девушки преображается, делаясь мечтательно-задумчивым.

Мелодия накатывает, как волны. Каждая нота попадает прямо в сердце. Что ж, тогда влюблённый пролетарий тихонечко ретируется, не выдержав конкуренции – где он, а где – Рахманинов?! Эта пятиминутная сцена сыграна без реплик – мы слышим фортепиано Льва Оборина в сопровождении оркестрантов, но музыка становится чем-то, вроде лакмусовой бумажки – в этот момент Савченко понял: учительница настолько выше него, что есть лишь один выход – учиться, дабы его приняли в свой круг. Такому, как есть, без понимания Рахманинова, сюда хода нет.

Итак, Второй концерт был создан в 1900 году, и в тех звуках воплотился русский Модерн с его противоречивой гармонией. А мы отправляется на выставку «Я – русский композитор», приуроченную к 150-летию со дня рождения Сергея Васильевича Рахманинова (1873 – 1943). В названии проекта – часть цитаты: «Я — русский композитор, и моя родина наложила отпечаток на мой характер и мои взгляды. Моя музыка — это плод моего характера, и потому это русская музыка». По факту Рахманинов свершил почти невозможное, соединив в своём творчестве московскую и петербургскую школы, а они считались антагонистами, не сказать грубее.

Во всём мире Сергей Рахманинов - один из символов России, как и Пётр Чайковский, Игорь Стравинский, Александр Скрябин. Даже нынешняя cancel culture, направленная против русских, не способна вытравить память о величии нашей музыки.

Нетривиально и место проведения экспозиции – Новая Третьяковка. Сейчас это популярнейший тренд – смешивать жанры: в исторических музеях выставляют живопись, а в художественных галереях беседуют о симфониях. Экспозиция не столько биографическая, сколько социокультурная. То, чем жил композитор, чем дышал, что созерцал. Это, прежде всего, разговор об эпохе Рахманинова, а потом уж о нём самом.

Кому-то, наверное, захочется иронизировать (мне довелось прочитать ряд критических заметок, где авторы сочли, что во всём этом - преизрядная доля искусственности). В первый момент действительно вспоминается диалог из довлатовского «Заповедника», где главный герой спрашивает у служителей, что конкретно в усадьбе относится к Пушкину. Пространно-велеречивый ответ не заставил себя долго ждать: «Река, холмы, деревья - сверстники Пушкина. Его собеседники и друзья. Вся удивительная природа здешних мест».

Поэтому, когда на выставке о Сергее Рахманинове …встречаем холсты Константина Коровина и Василия Кандинского, никак не относящиеся к самому герою, приходит на память именно тот спич музейной работницы. Мол, все эти персоны созидали и мыслили в одном и том же направлении. Но для грамотного зрителя, умеющего синтезировать информацию, тут всё на месте – эта выставка похожа на шкатулку с секретом, и его – тот секрет – не возьмёшь наскоком.

Дивная коровинская «Сирень» навевает мелодию романса с тем же наименованием. «Поутру, на заре, / По росистой траве / Я пойду свежим утром дышать; / И в душистую тень, / Где теснится сирень, / Я пойду свое счастье искать», - поётся в произведении Сергея Рахманинова на стихи Екатерины Бекетовой. На полотне изображена девушка в белом платье и светлой шляпке, увенчанной алым бантом. Жара. Лето. Воздух исполнен солнцем. Героиня вдыхает ароматы белых гроздьев, словно желая напитаться тем волшебным духом. Здесь же – ноты романса, изданные со всей виньеточной кокетливостью Ар нуво. Картина плюс романс – получается «объёмное» чувствование.

Совсем другой настрой у картины «Остров мёртвых» символиста Арнольда Бёклина – всё окутано пугающей тайной. Кладбищенская эстетика. Сюжет оказался так интересен публике, что художник создал несколько вариантов картины, одну из которых мы наблюдаем в экспозиции. Ошеломление, вызванное вещью Бёклина, заставило Рахманинова сочинить одноимённую симфоническую поэму, звучащую, как приглашение за грань. Тема смерти и потусторонности была чем-то, вроде лейтмотива Серебряного века, и рахманиновский «Остров мёртвых» идеально совпал с мировидением 1900-х.

Илья Ильф и Евгений Петров на излёте ревуще-зовущих 1920-х, описывая «старорежимное» обиталище мадам Боур, не преминули глумливо заметить: «Над пианино висела репродукция картины Бёклина «Остров мёртвых» в раме ‘фантази’ тёмно-зеленого полированного дуба под стеклом. Один угол стекла давно вылетел, и обнаженная часть картины была так отделана мухами, что совершенно сливалась с рамой. Что творилось в этой части острова мёртвых - узнать было уже невозможно». Это, исполненное презренья, упоминание картины – свидетельство её растиражированной славы до революции.

Однако мы забежали вперёд и нелишне поговорить о самом юбиляре. Сергей Рахманинов родился в Новгородской губернии, а умер в Беверли-Хиллз. Между этими двумя события - жизнь гения, наполненная аплодисментами, провалами, поиском и сомнением. Нас встречает портрет композитора, написанный в 1929 году Борисом Шаляпиным, сыном великого баса. Шаляпин-младший не польстил своему другу – перед нами уставший человек с надменным лицом. Взгляд – пронизывает. Но самое главное – это руки, восторгавшие публику. Таких длинных пальцев практически не бывает в природе.

Портрет сделан уже в эмиграции, а Борис Шаляпин везде значится, как французский и американский живописец. Меж тем восприятие Родины и для сына Шаляпина, и для Рахманинова никак не изменилось – оба оставались настоящими русаками, пусть и включёнными в общественную, светскую жизнь Парижей, Нью-Йорков да Беверли-Хиллз.

Русский пейзаж – образ покинутой отчизны – представлен картиной Аполлинария Васнецова с лаконичным названием «Родина». Высокие небеса, простор, деревушка, пахарь – тут всё очень скромно, и при том – щемяще-прекрасно. Эта неброская тишь рождает ностальгию. Рахманинов, потомственный дворянин, чью родословную мы видим на одном из стендов, провёл детство в имении Семёново под Новгородом, где такое же – чуть серенькое небо, как на картине Васнецова.

…Музыкальность проявилась рано. Его ждали столицы - он получил первоклассное образование, окончив консерваторский курс с золотой медалью (правда, не сказать, чтоб его учёба все годы шла ровно – парень был вспыльчив и самолюбив). Ещё, будучи студентом, он получил известность в среде московских интеллектуалов – как потрясающий пианист, а вот в качестве начинающего композитора Серж Рахманинов …провалился. Его первая серьёзная заявка – симфония №1 - вызвала ругательные отклики профессионалов и полное равнодушие публики. Обвинили в эклектизме, вторичности и …скуке. После этого он три года не мог фантазировать – словно бы парализовало разум. Думал о том, чтобы лишь играть чужие произведения – в его пианистическом таланте никто не сомневался.

Эра, названная позднее Belle Epoque, с одной стороны благоволила к сочинительству и, вместе с тем, была жестока к неудачникам. Но добрые музы не оставили Рахманинова – вскоре он прославился, а тот самый Второй концерт вызвал фурор. На импрессионистском портрете, написанном Яном Ционглинским в конце 1900-х годов, мы видим красивого молодого человека, погружённого в свои думы. Или – в грёзы. Причём, ему нет никакого дела до окружающих – он играет на фортепиано, извлекая божественные звуки.

Ещё одна импрессионистская вещь - портрет Фёдора Шаляпина, сделанный Константином Коровиным. Это уже не просто «дуновение времени», а конкретика - Рахманинов дружил с семейством Шаляпиных, о чём говорят фотографии на стендах. Кстати, по этой картине можно установить, чем отличался русский импрессионизм от аутентично-французского. Движением! У парижан вся их impression – застывший момент, а у нас – вечная динамика. Зрителю кажется, что Шаляпин вот-вот вскочит и примется шагать по помещению.

Рядом – картина «У Константина Коровина», созданная Сергеем Виноградовым. Дача в Охотино показана, как приют неги. В уютный дом проникают лучи солнца, а за окном – зелёное, сочное лето. Хотя, это не место для беспечного отдыха – видны мольберты, рамы и уже готовые холсты на подрамниках. Женщина в белой блузе, что сидит к нам в профиль, гражданская жена Коровина, актриса Надежда Комаровская. Летние виды Охотитно были знакомы и Рахманинову, любившему комфорт.

В мы переходим к иной теме – к восприятию Бога и религии. Наш Серебряный век, как и западный Модерн, выделялся двумя крайностями – 1) рьяным богоискательством, которое предлагалось очистить от делового цинизма XIX столетия и 2) богоборчеством. Рахманинов взял для себя первое – искать Град Небесный, и потому неслучайно его обращение к духовной музыке – им была написана Литургия святого Иоанна Златоуста и Всенощная. Среди экспонатов – несколько живописных работ, связанных с храмами, иконографией, молитвами. Так, можно увидеть картину Петра Петровичева «В церкви Спаса-Нередицы под Новгородом» - здесь благость и умиротворение, что подчёркивается неяркими тонами и общей лёгкостью.

На контрасте дан пейзаж Аристарха Лентулова «Новый Иерусалим. Ворота над башней», где чувствуется и колокольный звон, и борение, и внятная тревожность, свойственная атмосфере 1910-х годов. Тут же - «Москва. Красная площадь» Василия Кандинского – ощущение, что город уходит из-под ног. Люди ждали не то конца света, не то – изначальности нового мира. Что характерно, дождались и того, и другого.

Сергей Рахманинов не принял Революцию – она казалась проявлением хаоса. Да, его музыку транслировали в СССР - композитор никогда не был врагом России, как таковой, а в годы войны передал огромные средства в помощь фронту. В отличие от большинства уехавших, Рахманинов и на Западе оставался востребованным специалистом, респектабельным денди, участником светской тусовки, в чём убеждаемся, глядя на фотографии, а «Симфонические танцы», считающиеся одной из вершин его мастерства, Рахманинов создал аж в начале 1940-х.

Привлекает портрет, написанный Борисом Григорьевым – ещё одним эмигрантом, который бежал из Петрограда, переплыв на лодке Финский залив. Потом бесконечно путешествовал, точнее мотался, но не выдохся, как профессионал. С Рахманиновым он пересекался ещё в России, таким образом, это - портрет хорошего знакомого, с коим опять свела судьба. Григорьев, несмотря на резко-авангардную манеру, всегда передавал суть персонажей – его Рахманинов с полуприкрытыми глазами; он - в мире тонких гармоний.

На выставке есть не только живописные экспонаты, дополненные фотоснимками, но и личные вещи, ноты, афиши, фоновая музыка. Это – межотраслевой проект, изысканный и неординарный. А рефрен – чёток и прям: «Я – русский композитор».