Очень красивый, благородный и простой фильм. С замечательной музыкой и доброй, старой Италией...
Тем, кто посмотрит картину в кинотеатре - повезло. Фильм снят великолепно. И на большом экране это особенно видно. Вас с первых кадров воочию встретит великолепное море Неаполя. Обнимет прохладой лазурных вод, прижмет к своему песочному сердцу так сильно, что не станет в груди воздуха, а потом, в столбе ликующих бриллиантовых пузырьков поднимет ввысь, над знойным, пыльным городом сирены Партенопы. Вы сможете пройти тесными улочками древнего города. Испытать восторг и кураж, словно вы вместе с Раймондо встречаете весну и смотрите как раздевается Неаполь...
Оскароносный Соррентино по-прежнему наполнен. Верой, сомнениями, размышлениями о смыслах, любовью к Родине и людям, отвращением к Родине и людям, восхищением красотой и воспоминаниями о горячо любимом, родном Неаполе.
Сегодня художник такой величины большая диковинка, судя по нынешним дефицитным на новую культуру временам. То ли эпохальный разрыв на тысячелетие сделал свое дело, и подорванные этим стрессом современные поколения больше не вытягивают лямку груза предыдущих эпох, закрепляя пройденный материал в ленивой потуге постмодернизма. То ли времечко ныне такое, особенное, что те самые «средненькие», которые после смерти становятся гениями, пока ещё творят в стол, мучительно дожидаясь собственной кончины. Так или иначе, вопреки мировому культурному тренду раскультуривания, Соррентино творит – неистово и любовно, продолжая традиции итальянского кинематографа.
В этой своей миссии он особенно последователен и аккуратен. И даже рассуждая о смысле «Партенопы», режиссёр называет классические, излюбленные неореалистами темы – город и чудо.
По факту фильм о судьбе нашей современницы, женщине, которая родилась в 1952 году и носит удивительное имя покровительницы города Неаполя – мифической сирены Партенопы, которая не стерпела унижения быть отвергнутой Одиссеем, и умерла от обиды и горя близ брегов будущего Неаполя.
Имя – это судьба. Это особое благословение, особый тайный дар, который дарует хранитель имени. Об этом догадывались наши русские прабабушки, говоря, что негоже называть деточек именем великомучеников: «Жизнь будет тяжелая...».
Сирена из мифов Древней Греции делает, что хочет. Поет свои прекрасные песни, соблазняет, уводит, губит души и свободно распоряжается собственными жизнью и смертью. Капризная, властолюбивая красавица - настоящая принцесса. И героиня фильма следует ее примеру. Она настоящая принцесса, что спит в карете из Версаля, и делает всё, что хочет.
«Я была живой и одинокой», – говорит она о себе. Да. А ещё она была свободной. «Но страсть к свободе во мне ещё пылала...». Свобода – это значит остаться собой, а остаться собой - это значит остаться с собой? Вдвоём? Только вдвоём?...
Стремление к свободе, то есть единоличному распоряжению своей жизнью, – в философском осмыслении предназначения женщины убийственная ловушка, которая уводит женщину от Бога и смысла. Это бич современного общества, охваченного глобальной сетью порока. И Италия не исключение. Как пел Тото Кутуньо в своей легендарной песне «L'Italiano», – настоящая Италия - «con più donne sempre meno suore» – это большое количество женщин, среди которых всё меньше и меньше монахинь...
Партенопа красива. Об этом говорят все. Однако, как и красота сирены – её красота не земная, не явственная. Она ускользающая, непостоянная, словно притворная, напудренная, сквозь вуаль. Стоит ей замереть, не играя мимикой, без характерного прищура, – как лицо становится плоским и неинтересным. Она есть или кажется?.. Это только форма, абрис, пустота? Грёза? Видение? Или в ней есть всё же душа, огонь?..
Её мифическая красота завораживает, пока она двигается. От того она двигается постоянно. Фильм Соррентино – это подиум, недаром продюсером фильма выступил креативный директор «Ив Сен-Лоран» Энтони Ваккарелло. Подиум, по которому бесконечно идет нефотогеничная, зато киногеничная Партенопа и все остальные – яркие и прекрасные. «Подиумный фильм», где любое действо превращается в прекрасное зрелище, – это так по-итальянски! Старики-неореалисты бы оценили.
Как оценили бы они и любовь к жизни профессора антрополога. Партенопа хочет писать дипломную работу на тему «Антропологические причины самоубийства». Её научный руководитель, профессор, без колебаний отвергает эту тему: «От неё нет толка». И предлагает свой вариант: «Культурные границы понятия чуда».
Чудо здесь выступает как прямой антагонист самоубийства. Быть может это даже рецепт для всех жаждущих жить – смерти противостоит жизнь, и жизнь есть чудо. По всей видимости в этом и заключаются «культурные границы» чуда, его феноменология. Впрочем, у Соррентино больше вопросов, чем ответов. Ведь он в первую очередь не режиссёр, а философ и писатель. И было совершенно очевидно, что пройдя через кино-исследование богословия (во всех предыдущих фильмах и сериалах), Соррентино рано или поздно придет и к антропологии, как научному способу исследовать человеческую жизнь. «Антропология - умение видеть», - говорит профессор Партенопе. Кажется, что ей близок этот путь.
Она действительно только и делает, что смотрит. Наблюдает. Но видит ли? И если видит, то что? Смерть она видит. Воочию. Когда подле похоронной процессии встречает то существо, которое напрямую олицетворяет собой смерть. Но видит ли она жизнь? Жизнь как чудо? Современный человек знает, что такое чудо. Но он верит, что чудо надо заслужить, его надо подготовить. Одним словом надо приручить Бога. Ведь «Чудо есть чудо, и чудо есть Бог» (Борис Пастернак). Чудо – это явление, а не жизненный процесс, как не крути. Чудо нельзя объяснить, нельзя заслужить, к нему нельзя подготовиться. Его надо увидеть и принять. Или не принять. Как Бога.
Чудо везде, повсюду. Рождение ребёнка – тоже чудо. Обыденное, простое и самое удивительное. Что убиваем мы в себе, когда убиваем это чудо? Что неизбывно, навсегда поселяется в душе после этого? В конце фильма Партенопа говорит: «О чем же я думала? Любовь для того, чтобы выжить должна быть несчастной. А может быть и нет?». Это ещё один вопрос Соррентино, и тут ответ на него очевиден...
Кстати, у Бориса Пастернака (с творчеством которого Паоло Соррентино, как любой образованный европеец наверняка знаком) в «Докторе Живаго» некий философ Николай Веденяпин говорит: «…человек живет не в природе, а в истории». История «основана Христом», «Евангелие есть ее обоснование. <…> Истории в этом смысле не было у древних. <…> Века и поколенья только после Христа вздохнули свободно. Только после него началась жизнь в потомстве, и человек умирает не на улице под забором, а у себя в истории, в разгаре работ, посвященных преодолению смерти».
Упоминание древних здесь очень кстати. Говоря об истории, пастернаковский Веденяпин имеет в виду метаисторию, которая никак не могла совершаться в «пошлой» античности, до пришествия и воскресения Христа. Как преодолеть, пережить в себе античность и прийти ко Христу? Сотворить личное чудо? Или поверить в чудо? Сотворить личное чудо, поверив и доверившись чуду от Бога? Или просто жить, главное – жить, и чудо с тобой обязательно произойдёт?
Любой человек движется в пароксизме истории. В боли, рождении, преодолении, принятии решений. Векторный путь спасения человека лежит в неразрывной связи с историей своей семьи, своего рода, своего государства, своего спасения.
К сожалению, Партенопа дитя своего времени, которое за безбожие называют новой античностью. Она живет в парадигме античности, как свободолюбивая прекрасная сирена, гордая и одинокая. Она не видит руки Бога, которую Тот ей подал.
Грустно. Но судьба Партенопы – не приговор человечеству, свалившемуся в бездну античности. Оказывается, чудо безусловно и беспредельно, как сама любовь Бога к людям. Одиночество в прекрасном, родном, таком многоцветном, сложном Неаполе оборачивается радостью и благодарностью. Из непроглядной, страшной темноты усталости и безвестия выплывает феллиниевский трамвайчик, ослепительный, сверкающий, лазурно-белый, как волна, накрывающая с головой – радостным бурлением и шипением своих приторно-теплых, соленых вод. У «Наполи» снова победа! Неаполь опять наполнен рутиной праздника, обыденным счастьем... Перефразируя Евгения Шварца строго наоборот: всё будет печально, всё кончится хорошо.
Город вновь триумфально заснёт, устало улыбнувшись в своём счастливом сне. Лишь море, ослепительное, горячее море, свидетель жизни и смерти, колыбель античности, огромная чаша воды и соли – останется безучастно к этому счастью. В море нет жизни. И нет спасения. «Спасение в истории, а не природе». После титров не торопитесь уходить из кинозала. Паоло Соррентино скажет вам: «Бог не любит море. Бог не любит море! Имейте это в виду!»