Вокруг его имени до сих пор клубится туман неопределённости с периодической тенденцией сгущения в некие грозовые тучи, с громом и молнией. Хотя заявленное творческое наследие Владимира Осиповича Богомолова (как указывается, Владимира Иосифовича Войтинского при рождении, 3 июля 1924 г. — 30 декабря 2003 г.) не так велико: три романа (два из них не были завершены и до сих пор не опубликованы полностью) плюс несколько повестей и рассказов. Но их широкая и вполне заслуженная, без преувеличения можно сказать — всемирная известность не выглядит результатом каких-то согласованных действий по продвижению этих произведений силами официальной или неофициальной пропаганды — как раз тот редкий случай, когда литературно-художественные достоинства написанного очевидны всем безотносительно подобных усилий. Причём уже первый опубликованный рассказ писателя ("Иван", журнал "Знамя", 1958, № 6), основанный на его собственном фронтовом опыте, был не только переведён более чем на двадцать языков, но и в течение четырёх последующих лет дважды экранизирован. И если первая попытка режиссёра Эдуарда Абалова (Абаляна), датированная 1960 годом, была признана неудачной и "положена на полку", то лента "Иваново детство" Андрея Тарковского (1962) с Николаем Бурляевым в главной роли получила "Золотого льва святого Марка" на Венецианском кинофестивале того же года. Кино, конечно, искусство синтетическое, но без добротной сценарной (а значит — и литературной) основы шедевры, как правило, не получаются. А "Иваново детство" — несомненный шедевр, как и сам рассказ (сейчас его чаще называют повестью) Владимира Богомолова. Сам автор высказался по этому поводу лишь однажды, но впоследствии свою точку зрения не менял: "Меня интересует не война сама по себе, а человек, главным образом, молодой, причём обязательно Воин и Гражданин".
Интересно, что столь же быстро было экранизировано ещё одно произведение Владимира Богомолова, рассказ (сейчас его также называют повестью) "Зося". Публикация состоялась в том же журнале "Знамя" (1965, № 1), который с 1949 по 1984 год редактировал Вадим Кожевников (автор романа "Щит и меч"), а премьера совместной советско-польской ленты (впоследствии поляки, кажется, единственные в "лагере социализма" отказались переводить "Момент истины" из-за присутствия там Армии Крайовой как врага Красной Армии, что, кстати, полностью соответствовало историческим реалиям) состоялась уже в сентябре 1967-го, фактически через полтора года. Удивительная оперативность, указывающая на возможность того, что решение о съёмках было принято раньше самой публикации, по рукописи, законченной автором уже в 1963 году.
Разумеется, вершиной творчества Владимира Богомолова является роман "Момент истины" ("В августе сорок четвёртого"), признанный одним из лучших отечественных произведений о Великой Отечественной войне. Его путь к читателям тоже оказался нестандартным: текст был закончен в марте 1973 года, но из-за разногласий автора с редакцией журнала "Юность", где по уже заключённому с выплатой аванса договору планировалась публикация, договор был расторгнут, аванс возвращён, а сам роман увидел свет в журнале "Новый мир" в №№ 10–12 за 1974 год в авторской редакции и вызвал широчайший интерес, который длится вплоть до нынешнего дня. Более ста изданий общим тиражом в несколько миллионов экземпляров на разных языках мира с непрерывными переизданиями на протяжении вот уже почти полувека — конечно, это атрибуты по-настоящему классического произведения. Работать над этим романом, задуманным как "приключенческая повесть для юношества", по свидетельству Вячеслава Огрызко, писатель начал чуть ли не в 1951 году, то есть она в том или ином виде длилась более двадцати лет, и это, особенно на завершающем этапе, была более чем серьёзная работа — как утверждают очевидцы, только собранная Владимиром Богомоловым картотека событий (на каждый день войны, что, в общем-то, избыточно для одного романа! — Г.С.) занимала целую стену в его квартире, общее число использованных документов исчислялось едва ли не десятками тысяч, а места, где происходили события "Момента истины", автор исходил буквально вдоль и поперёк, на личном примере подтверждая собственный тезис: "Писать можно только о том, что знаешь досконально". Эти "основательность и системность" проявляются через "густой", ёмкий язык художественных произведений Владимира Богомолова, в котором специалисты находят сходство с бунинской прозой.
"Наряду с частой сменой способов повествования, когда рассказ ведётся от лица разных героев и события предстают перед читателем порой с противоположных точек зрения, в нём огромную роль играют служебные записки, сводки, которые с предельной точностью повторяют форму реальных документов времён войны. Они представляют собой особое средство воссоздания "достоверной" художественной действительности", — отмечал в этой связи литературовед Валерий Вьюгин. Кстати, схожий приём использовал в своих романах Юлиан Семёнов (в частности, в "Семнадцати мгновениях весны", первая публикация — в журнале "Москва", 1969, №№ 11–12, знаменитый 12-серийный телефильм Татьяны Лиозновой с Вячеславом Тихоновым — Штирлицем в главной роли снимался в 1971–1973 годах, премьера состоялась в августе 1973-го). Известно, что "социальный заказ" Семёнову на эту тему исходил от нового на тот момент руководителя Комитета государственной безопасности Юрия Андропова, который принимал участие в дальнейшей судьбе и самого романа, и его автора. Нечто подобное — видимо, по неявной аналогии — приписывается и Богомолову, мол, "за ним кто-то стоял", только никаких явных или хотя бы более-менее определённых субъектов, личных или коллективных, за этим не просматривается. Ведь тот же "Смерш", к числу сотрудников которого относятся главные герои "Момента истины", существовал, как свидетельствуют официальные документы, с 14 апреля 1943 года по 4 мая 1946 года, причём сразу в трёх лицах: Главного управления контрразведки Наркомата обороны, которое подчинялось И.В. Сталину, управления контрразведки Наркомата военно-морского флота, которое подчинялось наркому Н.Г. Кузнецову, и отдела контрразведки НКВД, которое подчинялось наркому Л.П. Берии. Понятно, что если подобный "заказ" вообще существовал, то он, скорее всего, должен был исходить из кругов, каким-то образом причастных к отечественной военной контрразведке. Но проблема здесь в том, что мало кто способен уверенно сказать, что это могут быть за круги, где они находятся, где начинаются и где заканчиваются. И слова героя "Момента истины" Павла Алёхина: "Вот так всегда. Армия считает нас органами госбезопасности, а органы считают нас армией", — категорически не случайны, "мы" здесь — подтекстом и ситуативно оправданно — но всё-таки декларируется как некая "третья сила".
Поэтому личность Владимира Богомолова, автора столь нестандартного и столь выдающегося произведения, для многих выглядит ниточкой, потянув за которую можно выйти на тот клубок, из которого она исходит. И вот здесь обнаруживается множество вполне ожидаемых неожиданностей — не только биографического характера, вокруг которых уже возникла отдельная литература. При этом вопрос о реальном годе рождения Владимира Иосифовича Войтинского (Богомоловым он стал только в 1953 году, а с 1948-го по 1953-й носил фамилию отчима — Богомолец) — далеко не самый важный из них. В военных документах стоит 1924 год, но по свидетельству самого Богомолова, в 1941-м году он приписал себе сразу два года, чтобы побыстрее оказаться на фронте. С информацией о том, что он, сын известного профессора-юриста и внук не менее известного профессора-математика, в 1938 году окончил 7 классов московской средней школы и бросил её, покинув столицу, чтобы помогать семье после датированного мартом 1938 года ареста своего отца, данное утверждение явно "не бьётся", поскольку в таком случае на момент завершения "семилетки" ему должно было исполниться всего 12, а не "законные" при 1924 годе рождения 14 лет. Дальнейшая "официальная" биография писателя, особенно в военный её период, также вызывала ряд вопросов, прежде всего на "перестроечно-рыночном" отрезке отечественной истории, но эти вопросы в значительной мере выглядели как инсинуационно-конъюнктурные (вызванные в том числе публично негативным отношением Владимира Богомолова к апологетике "власовщины" уже в "новой", "демократической" России — статья "Срам имут и мертвые, и живые, и Россия…"), и в конечном итоге они только способствовали утверждению "официальной" версии, согласно которой будущий писатель с 1943 года служил по линии военной разведки, после войны подвергся незаслуженным репрессиям, был полностью реабилитирован с сохранением офицерского стажа, но далее предпочитал существовать по возможности отдельно от советского государства и институтов его власти, включая Союз писателей СССР, нередко отказываясь от официальных премий и наград, как отечественных, так и зарубежных, но максимально жёстко и бескомпромиссно отстаивая свои авторские права — как это было, например, с запретом на первую, 1975 года, двухсерийную экранизацию "Момента истины" лауреата Государственной премии СССР, режиссёра Витаутаса Жалакявичуса, или с переводом романа на сербско-хорватский язык, когда писатель направил возмущённое письмо лично лидеру СФРЮ Иосипу Броз Тито (и сумел настоять на своём!).
При этом, конечно, остаётся неясным, "почему бывшему лейтенанту разведки были предоставлены максимальные права на исследование и использование документов любой степени секретности" ("допуск три К"), почему предоставлялись особые социально-бытовые льготы (которых, например, при жизни был лишён такой автор не менее коммерчески успешных, чем у Владимира Богомолова, произведений, как Николай Носов)? Круг подобных вопросов достаточно широк и, главное, он ничуть не сузился за прошедшие более чем двадцать лет с момента смерти писателя. А уж такие детали, как разрешение при жизни публиковать только две свои фотографии или достаточно закрытый образ жизни только добавляют "особенности" образу писателя Владимира Богомолова. По этому поводу выдвигаются самые разные гипотезы вплоть до того, что важная роль в его судьбе отводится родному дяде Владимиру Савельевичу Войтинскому, члену РСДРП с 1905 года, после революции игравшему заметную роль в Грузинской Демократической Республике, затем — политэмигранту, а в годы Второй мировой войны — советнику президента США Франклина Рузвельта по вопросам трудовых отношений. Но в целом формирующийся консенсус сводится к тому, что в феномене Владимира Богомолова важно прежде всего художественное значение его произведений, а не какие-то историко-биографические моменты различной степени достоверности и спорности. Скорее всего, это так и есть, но пока война против нашей страны со стороны коллективного Запада продолжается, воин и гражданин Владимир Богомолов продолжает оставаться активным участником этой войны.
Фото: лейтенант Красной Армии Владимир Войтинский (Богомолов). 1945 год
