Версаль для пролетария

«Пахло водой, смолой, порохом и цветами...».

Аркадий Гайдар «Судьба барабанщика».

В повести Аркадия Гайдара «Судьба барабанщика» есть примечательный фрагмент. Главный герой собирался «хулиганить» с компанией Юрки в Сокольниках, но вовремя увидел нарядную толпу, направлявшуюся в Парк Культуры. Мальчик, повинуясь неясному внутреннему побуждению, сворачивает и — едет в противоположную сторону. Этот шаг и нечаянная встреча с Ниной Половцевой круто изменит его жизнь — точнее, поможет изменить. Предоставит шанс. «Вдруг пустынные платформы ожили, зашумели. Внезапно возникли люди. Они шли, торопились. Их было много, но становилось все больше — целые толпы, сотни… Отражаясь на блестящих мраморных стенах, замелькали их быстрые тени, а под высокими светлыми куполами зашумело, загремело разноголосое эхо.

И тут я понял, что этот народ едет веселиться в Парк культуры, где сегодня открывается блестящий карнавал». Карнавал в советском парке! Среди благоухающих роз, фонтанов и боскетов. Столики и лодки, танцы и напитки, маскарадные костюмы и разговоры о высоком. О чём говорили Сергей с Ниной? О подвиге в грядущей — и такой неминуемой — войне. Гайдаровские дети-аристократы, кшатрии духа готовились к великой сече. Взирая на сияющее небо и вдыхая ароматы ночных цветов. «Отражая бесчисленные огни, сверкая и вздрагивая, подплыла к нашему столику огромная связка разноцветных шаров. Я выбрал Нине голубой, себе — красный, и мы вышли на площадку. Да и все повскакали, ожидая пуска фейерверка». Костюмированный бал, как точка отсчёта.

Московский музей современного искусства и ЦПКиО открыли выставку «Парк Горького: Фабрика счастливых людей». Название дал сам Герберт Уэллс, изумлённый теми социальными сдвигами, которые произошли в Советской России за какие-то 15-18 лет. Эпоха требовала — всё сравнивали с локомотивами и станками (Ле Корбюзье заявил, что современное жилище - «машина для жилья»), а потому «фабрика счастливых людей» никого не шокировала. Устроители сообщают: «Это путь от Первой Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки в 1923 году до сегодняшнего дня, проиллюстрированный живописными произведениями, графикой и скульптурой, архитектурными эскизами и макетами, фотографиями, архивной кинохроникой и документами». По сути, это - не только о парке, но и о самой территории. Гений места. Менялась парадигма — трансформировался облик и — начинка.

1920-е годы — культ производства. В эпицентре внимания — вещь (Эль Лисицкий издаёт одноимённый журнал) и - вещность, осязаемость. Первый зал, куда попадает зритель, посвящён проектированию и возведению Первой Всероссийской выставки, прообраза будущей ВСХВ. Обычно подобные экспозиции оформлены скучно, а представлены ещё скучнее — тематические стенды, много слов и предметов. Здесь всё иначе — авторы погружают нас в атмосферу строительства — на стенах висят пилы и молотки; высится чертёжная доска инженера — приборы в таком положении, словно хозяин только что вышел пообедать; а вот — рейсшина Ивана Жолтовского, одного из ведущих архитекторов. Единый порыв сотрудников: чёрный телефон руководителя и — рубанок простого работяги. Тут же — проекты Ильи Голосова и Константина Мельникова, фотографии с мест событий, люди и мысли. Примета 1920-х — эскизы спортивного костюма от Варвары Степановой, которая полагала, что мода — буржуазная игрушка, а будущее — за функциональной прозодеждой. Разумеется, явлены макеты знаковых строений - «Механизация» Ивана Жолтовского («Шестигранник» - в него мы ещё забежим) и мельниковская «Махорка», во всём мире считающаяся шедевром русского авангарда. «Объёмы вздыбились, и ничтожная величина павильона возвеличила Архитектуру новым языком — языком экспрессии», - писал Константин Мельников о своём детище.

Годы — шли, а планов - громадьё. Принято решение: на месте выставки возводится город-сад. Нет! Версаль для торжествующего пролетария, и потому следующий зал — пространственная инсталляция, адресованная Бетти Глан — интереснейшему персонажу из довоенной жизни. Бетти, несмотря на экзотическое имя и не менее «импортную» фамилию, была вовсе не англичанкой, но киевской еврейкой — миловидной, бойкой, всесторонне и при этом — поверхностно образованной. Архетипическая партийная дама 1930-х и к тому же - замужем за видным югославским коммунистом. Коминтерновская романтика и «крепёж солидарности» с прогрессивным человечеством. Именно Бетти Наумовну Глан, получившую, несмотря младость, колоссальный опыт общественного служения, и назначили руководителем Центрального парка культуры и отдыха им. Горького (1930—1937). Итак, стол Бетти Глан — зелёное сукно кнопки-смыслы. Нажав на рычажки, вмонтированные в столешницу, можно «вызвать» тот или иной экспонат на стенке — фотографию, вещь, деталь. Вокруг стола — отряд старых, видавших виды стульев. Кажется, что пять минут назад проходило важное заседание и участники только-только покинули комнату. Не хватает ...запаха табака, привычного на тогдашних планёрках — люди 1930-х курили, не стесняясью. Перед руководством парка стояли фантастические задачи: развлечь население, но — с пользой для здоровья, в том числе и социального. Мероприятия вызывали разнообразную реакцию. «И вот что получилось. Государство отвело чудную рощу, ассигновало деньги и сказало: «Гуляйте! Дышите воздухом! Веселитесь!» И вместо того чтобы всё это проделать (гулять, дышать, веселиться!), стали мучительно думать: «Как гулять? С кем гулять? По какому способу дышать воздухом? По какому методу веселиться?» - издевались не кто-нибудь, а Ильф и Петров, которым позволялось болтать, поучать, вышучивать. В своей разгромной и — оптимистической статье «Веселящаяся единица» (1932) кусачие сатирики осмеяли желание парковой администрации сделать отдых «политически грамотным». Но не тут-то было! «Посетители смеются сами по себе. Они молоды. Им семнадцать лет. Молодость всегда смеется. Однако если не остановить борьбы за «превращение парка в кузницу», если не прекратить отчаянной свалки по поводу методов «борьбы за здоровое гулянье», то вскоре перестанут смеяться даже они — семнадцатилетние».

А эта композиция — уже в соседнем зале — вызывает противоречивые чувства. Она — великолепна и пугающа. В особом свете возникает многоярусное сооружение, на вершине которого - фигурка девушки с веслом. Каждый ярус — спортсмены или танцовщицы, а в основании — лебеди. Всё чисто и максимально эстетично Но этот белый — идеально-белый шедевр с повторяющимся ритмом кажется зловещим шедевром из выдуманных миров. Вроде того, что описан Владиславом Крапивиным в «Голубятне на жёлтой поляне», где статуи и парке оказываются порождением и - продолжением злых сил. Точёные статуэтки — копии парковых аналогов — смотрятся, как декорации к сюрреалистическому хоррору о монстрах Это же и есть «фабрика счастливых людей» - выпуск радостных пловчих и футболистов-сангвиников. Да! Становится ясно, почему инсталляция рождает леденящий ужас — тому виной «останки» реальных скульптур, явленные качестве артефактов исчезнувшей цивилизации. Будто найдены далёкими потомками, ничего не знающими об СССР. После финала финалов. Саспенс нагнетают и портреты вождей, выполненные из цветов — из искусственных розочек. Кладбищенски-потусторонняя хтонь. Сопроводительная табличка гласит: цветочные портреты были актуальным жанром в сталинские времена. Правда, те создавались из живых растений, в виде гигантских клумб.

Продолжение экспозиции — этажом выше. Здесь — акварельные эскизы общих видов, аттракционов, посетителей парка. И — опять странные нагромождения вещей. Спрессованная ностальгия. Венские стулья, увенчанные проигрывателем пластинок. Сверху — маленький макет беседки 1950-х. Звучит стиляжная музыка — джаз вперемешку с милыми песенками. Воспоминание о Шестиграннике — том самом павильоне «Механизация», в котором гремел танцпол. Тусовка стиляг. Запрещённые или полузапретные ритмы — их не играли нигде, кроме как тут. Следом — иная эра. «Я шагаю по Москве» - фильм-прогулка. Без ясной цели и особого резона. «Бывает всё на свете хорошо». Некоторые киноведы называют сцены в Парке Культуры — центральными и сюжетообразующими. Нет в этой картине главных смыслов, как нет основных моментов. Парк выступает в роли случайного фона — персонажи могли бы зайти в Сокольники или в популярные тогда Лужники. Ветерок 1960-х заносил куда угодно — в города-новостройки, в тайгу, на Рижское взморье. А вот 1970-е — стабильность и застой? Пресная и тяжёлая вещь Натальи Нестеровой «Карусель» (1978). Ощущение бега по кругу и при том — чего-то серого, унылого, безнадёжного. Детская забава на картине навевает непреходящую скуку. Из такого болота возможен один выход — Перестройка?

В углу — композиция из допотопных телевизоров. Орёт музон рубежа 1980-х и 1990-х. Суета и оголтелость. Новое мышление с провинциальным ударением на первом слоге. Информация со стенда: в конце 1980-х Парк Горького сделался ареной побоищ между неформалами и люберецкими «консерваторами». Статьи в прессе. Полемика: легко ли быть молодым? Эпичная драка 22 февраля 1987 года на мосту, ведущем в парк. Символично: культура и отдых отменены за ненадобностью. Бить в рыло всяких панков! На повестке дня — кровь и драйв. Обложки виниловых дисков. Рок-группы нашей юности и по центру — Gorky Park – закономерный феномен Перестройки. Они — это не про музыку. Они - как инстинктивное движение. Как попытка вырваться и прокричать. Их невозможно оценивать с художественной точки зрения — эпохальные всплески находятся в другой плоскости. По ту сторону добра, зла и вкуса. На Западе целых пять лет держалась мода на всё «якобы-русское». Новое русское. Не балет и не Мельников. А вот это — фотомодели, рокеры, кинодивы и политики — мистер Gorby, которого любили в Америке намного больше, чем в Ставропольском крае. И Gorky Park – средней руки группа. Зато! Они — москвичи. Они — по-английски! Мир-дружба-жвачка. Напомнить? Gorky Park входил в Billboard 200 — интерес к мама-Раша дорого стоит.

1990-е — эпоха заграничных аттракционов. Яркие огни, бешеные цены. Потом оно стало казаться гнусным, а московские власти принялись за восстановление утраченных красот — в том числе замечательного розария. Не так давно отремонтировали арку главного входа и ряд объектов.

Наши дни. Компьютерная прошивка. Интерактивность. В небольшом помещении — экран. Можно увидеть, что происходит в разных точках Парка. Сказка продолжается. Культуре и отдыху — быть!